Следующий день заставил с тоской вспоминать почти праздничный ужин, поскольку завтрак покидали в себя наскоро. И в следующий раз предстояло нормально поесть только вечером, не считать же за обед несколько глотков витаминизированного бульона. Да, силы эта жидкость восстанавливала, и давала некоторое ощущение сытости, но от её вкуса никакой радости. Затем начался разбор полетов, и, когда прозвучала команда «по машинам», все уже знали основные задачи, возможно, дивясь причудам старшого.
На этот раз бочки поставили в обе машины, укрыв среди них бойцов. И в каждую ёмкость, украшенную несколькими отверстиями примерно в средней части, налили по три-четыре литра бензина. Специально для этого посетили заправку, в подземном резервуаре которой уровень горючего изрядно упал, стараниями соседей. Только так и можно было догадаться, что у колонии всё нормально.
И снова два наших маленьких грузовичка пылили по улице зачумлённого города. Дождей не было давно, и позади каждой машины поднимался длинный густой пылевой шлейф. Тончайшая взвесь мельчайших частичек, содержащая всевозможную дрянь, выпавшую на город и оставшуюся в нём. Кишащая мириадами болезнетворных бактерий. Наше проклятие на многие десятилетия, вынуждающее носить защитные костюмы и противогазы.
Трудно и неперспективно быть чистым в заражённом городе. И ещё труднее не погружаться в безрадостные мысли, глядя на обезлюдевшие улицы. Впрочем, пока рядом есть молодежь, хандрить не дадут. Выглядывавшие первые пять минут в смотровые щели, девушки вскоре начали обсуждать, как они смотрятся в доспехах, потом дружно затормошили Марата. Слушать их без улыбки было невозможно.
Добравшись до знакомого перекрёстка возле котельной, с удивлением отметили, что груду автомобилей уже обживают. Кошки лежали на нагретых крышах, выглядывали из проёмов, где ранее были боковые стёкла. Кошачий форт перед главной цитаделью? Вполне возможно. Главное, что мы проехали мимо, не вызвав агрессию. Улица в сторону Чкалова, в динамике голос Лексея: «Точка кипения, есть наблюдение, обстановка спокойная».
Опасаясь прослушивания эфира, я посоветовал парням из наружного дозора докладывать об увиденном не прямым текстом. Лексей вполне справился, размыто сообщив, что мы пересекли место возможной атаки и он снова заметил наблюдателя. Нападения на караван не было, все немного расслабились. В конце очищенного отрезка дороги остановились и покинули машины. Дальше последовали часы изнурительной работы, когда мышцы гудят от напряжения как тросы лебёдки, одежда промокает от пота, а под противогазом явно не хватает воздуха.
Постепенно по обочинам дороги вырастали скопления автомобильных корпусов, большую часть которых мы старались отволакивать подальше, чтобы не создавать удобные для засад места. Крупный транспорт не трогали, не стал исключением и стоявший в конце улицы автобус, распахнув дверцы напротив входа в метро. Мы уже объезжали его слева, когда в окне выросла фигура с автоматом.
Поскольку всем составом ехали в кузовах, сидя на бочках, правый борт УАЗика ощетинился стволами. Киа резко затормозила в десяти метрах позади. Однако боец в автобусе спокойно держал оружие в отведенной в сторону руке. Потом медленно поднял вторую в приветственном жесте. Четыре разведённых пальца, большой прижат к ладони – знакомый опознавательный знак. Дружный выдох, раздавшийся в динамике, чуть не оглушил, стволы опустились. Это был дозор Чкаловского анклава, про посты которого мы все запамятовали.
Дальше нам делать было нечего, территория вокруг выходов из метро была расчищена самими чкаловцами. Обменявшись с постами прощальными взмахами, мы развернули караван. На обратном пути, чуть не доезжая той самой невидимой черты, всё и случилось. Из боковой улочки, норовя ударить в борт УАЗика, вылетел самосвал с набитым орущими людьми кузовом. Тот самый, якобы растащенный на металл.
Только теперь, когда Костя выжал газ в пол, разгоняя машину, я понял, что упустил из виду. Обрезки металла. Они были окрашены тоже в синий цвет, но другого оттенка. Возможно, их срезали с ближайшей легковушки, из тех, что попали с дороги. Впрочем, мы ждали что-то подобное, и были готовы.
Явлением тяжёлого грузовика сюрпризы не кончились. В тот момент, когда самосвал начал прижимать нас к обочине, из домов вдоль дороги выбежали люди. Выглядели они неважно. Все в обносках, многие имели грубые, плохо зажившие рубцы на лицах, у некоторых на щеках красовались язвы, а то и опухоли.
Все они были вооружены, и кто-то даже лёгким огнестрелом: пистолеты, охотничьи ружья. У большинства преобладало холодное оружие, в основном топоры, много сувенирных мечей, наверняка с претензией на заточку. Пара хороших сабель мелькнули в руках тех, кто стоял в кузове самосвала, поравнявшегося с нами. Всё это я наблюдал из-за бочки в кузове УАЗика.
С Киа в толпу полетели бочки, расплёскивая бензин, а следом пылающая бутылка с коктейлем Молотова. Для поджига использовали кремень и огниво, часто используемые туристами. В наших неуклюжих перчатках химзы пытаться чиркнуть зажигалкой – бесполезная трата времени и нервов. Разлитый по асфальту бензин вспыхнул, заодно превратив в факелы полдюжины уродцев, остальные отхлынули к обочинам. В то же время противник сделал ход конём – через борт самосвала лезли человек восемь, явно собираясь брать УАЗ на абордаж. Нас как раз окончательно потеснили, лишая манёвра, а где-то на пути впереди должен был стоять покосившийся автобус.
Костя надавил на тормоз и тут же выкрикнул: «В копья». Среди бочек поднялись четверо, поставив вертикально пики и алебарды. Уже сиганувшие с самосвала парни не ожидали от нас такой гадости и падали на острия с визгом. Превратившиеся в вертела древки вырвало из наших рук, ладони в латных перчатках схватились за ножи. Те из нападавших, кому повезло не угодить на пику, оказались среди закованных в сталь фигур и растерялись. Кто-то взмахнул топором и тут же рухнул от удара кинжала. В тесном пространстве нет толку от рубящего оружия, гораздо эффективнее короткий тычок ножом снизу вверх.
Рядом со мной стоял Марат, а орущий что-то невнятное мужик с лицом в мелких язвочках корёжил о шлем паренька сувенирную саблю. В динамике среди мата бойцов раздался резкий выдох, больше похожий на стон, и рябой головорез, схватившись за бок, вывалился за борт. Марат поднёс к смотровой щели шлема кулак, сжимающий нож, и чуть было не отправился следом за своим противником. Я придержал за плечо покачнувшегося нового бойца, и тот опёрся рукой о кабину. Позади него распахнулась дверца, на подножку выскочила Алла с пистолетом в руке, и меня оглушил её всполошенный вопль:
– Марат, ты ранен?!
Видимо, сидевшая до сих пор в салоне, девушка наблюдала в заднее окошко за своим воздыхателем, и минутную слабость приняла за ранение. В следующую секунду она покачнулась и заорала. В голень Аллы вцепилась рука заколотого Маратом рябого. «Живучий, гад», пробормотал я, вытягивая из петли на поясе секиру. Парень рядом со мной ухватился за меч. Но девчонка, продолжая визжать, подняла пистолет и выпустила всю обойму в лицо недобитка. Только тут я осознал, что у меня заложило ухо, как, скорее всего, и у других бойцов.
Потом Алла откинулась на сиденье и принялась колотить свободной ногой по пальцам убитого, так и не отпустившего латной поножи. При этом она отчаянно материлась. Избавившись от хватки покойника, девушка снова показалась из кабины, запихивая ходившей ходуном рукой новый магазин в пистолет. Она снова глядела на Марата, который вцепился в борт и мотал головой. Его явно тошнило и он изо всех сил сдерживал рвотные позывы.
К счастью, абордаж захлебнулся, и новые головорезы не торопились прыгать в кузов УАЗика. Точнее, им было не до этого – с другой стороны к самосвалу подлетел Киа и его экипаж дал несколько очередей вдоль возвышающихся над нами бортов. Снова послышались крики, на этот раз панические, кто-то несколько раз выстрелил в ответ. Разделявшая наш караван стальная махина неуклюже сдала назад. Я решил, что самое время отправить прощальный гостинец, и заодно отвлечь Марата от тошноты.
«Помоги», хлопнул паренька по плечу и наклонился над бочкой. Тот оторвал пальцы от борта и вцепился в ёмкость с другой стороны. «Раз» скомандовал я, и мы приподняли бочку, «Два» – рывком отправили её в короткий полёт, закончившийся в кузове самосвала. Один из стоявших рядом молодых бойцов выхватил из подсумка бутылку с тряпичным фитилём. Второй латник несколько раз чиркнул кресалом по огниву. Разгорающийся сюрприз прочертил огненную дугу на фоне темнеющего неба, упав следом за бочкой.
– Красиво, – сказал Марат и опустился на настил кузова, прислонившись к кабине.
– Красиво, – согласился я, глядя вслед уезжающему самосвалу, в кузове которого разгорался пожар.
С бортов, как горох, сыпалась абордажная команда. Оборванцы спешили скрыться, но многие не успели, им вслед били короткими очередями и одиночными выстрелами из всех стволов. Больше повезло нападавшим на Киа, та толпа потеряла убитыми и ранеными от силы десяток человек. А решившие атаковать с самосвала сами загнали себя в ловушку.
Я заметил высунувшуюся из кабины второй машины Наталью. Она долго целилась из карабина вслед небольшой группе удиравших головорезов. Я даже представил, с интересом следя за ней, как девушка прикусила губу, наводя ствол на чью-то спину. Потом «арка» задёргалась, выплёвывая пули. Не знаю, попала Наталья или нет. Учитывая, что во время стрельбы она слегка отворачивалась, могла и промахнуться. Но решил засчитать ей эту пальбу, поскольку девица явно старалась.
Больше всего после скоротечного боя, вернее сказать, побоища, я боялся услышать про потери. С одной стороны понимал, что доходяги в обносках не способны причинить сколько-нибудь серьёзный вред бойцу в полном латном доспехе. Разве что при соотношении один к десяти, но подобного шанса им не дали. С другой стороны, от случайностей никто не застрахован. И я опасался, что кому-то из противников повезло найти уязвимое место в броне, или это удалось какой-нибудь шальной пуле.
Все бойцы были на виду, и, буквально пересчитав их по головам, вздохнул свободнее. Но если что-то плохое может случиться, оно обязательно произойдет. Причём в наихудшем варианте развития событий. У Камила, одного из бывших новиков, ставшего теперь полноправным бойцом, как оказалось, была сломана рука. Всегда молчаливый, он ни жестом, ни словом не дал понять об этом, пока кто-то из товарищей не увидел, как он баюкает левую руку, прижимая её к панцирю.
Самое страшное обнаружилось после команды «По машинам». Первой в Киа юркнула Наталья, и тут же громкая связь разнесла всем её жалобный вскрик, а потом какой-то потерянный голос: «Никита… Никита, ты живой? Не шевелится… ой, мамочки». Все бросились к кабине второй машины. Водитель сидел, откинув голову на спинку сиденья. Руки безвольно свешивались. Стёкла противогаза тускло блестели в лучах закатного света, проникших в кабину через несколько отверстий в крыше. А в шлеме на уровне лба темнела глубокая вмятина от пули.
«Господи», «Да как же так?», «Вот блин» – раздались приглушённые голоса бойцов в динамике. Первая мысль – снова не уберёг, что толку в расчетах тактики боя, если всё равно цена победы слишком велика. Поднял руку Никиты, положил на согнутое колено и увидел, как заскользила по полу, разгибаясь, нога в тяжёлом берце. Взглянул на вмятину, отметив, что шлем не пробит. Вторая мысль – как найти подтверждение смерти человека, если он в противогазе.
– Так, все замолчали и на полминуты задержали дыхание.
Следующие мгновения, когда все старательно не дышали, тянулись, казалось, вечность. Пока повисшую в эфире тишину не нарушил слабый выдох. Я понял голову и всмотрелся в визоры шлемов. Все столпившиеся вокруг машины бойцы отрицательно помотали головами. Снова выдох. У меня отлегло от сердца.
– Дышать-то можно? – просипела Алла.
– Можно. И дышать, и радоваться. Слышали ведь, живой он.
– А если у него шея сломана? – несмело предположил Славик.
– Типун тебе на язык, вот с эту пулю величиной, – подобрал я жакан, застрявший в пластинах латной юбки.
– Ну, а всё же?
– Тогда надо зафиксировать его в этом положении, только уложить куда-нибудь.
На обочине нашли длинный кусок металла, согнули и подсунули, крепко примотав скотчем спину и голову. Затем аккуратно приподняли под плечи и колени бессознательное тело, вытащили из передней двери и, поддерживая, занесли на заднее сиденье. Я указал Славику на освободившееся место водителя. Тот неуклюже вскарабкался за руль. Задрав голову, посмотрел на отверстия в потолке, словно опасаясь чего-то. Потом завёл мотор и уставился на торпедку, постукивая латным пальцем по датчику топлива.
Бойцы подобрали уцелевшие бочки, покидали в УАЗ, расселись, куда придётся, и караван медленно тронулся к дому. До самого убежища я слушал Шерзода, разместившегося в Киа рядом с новым водителем. Пожилой мужчина указывал на каждое препятствие, кочку или выбоину в асфальте. А Славик старательно петлял, чтобы лишний раз не тряхнуть машину.
Когда большая часть бойцов прошли тамбур, в нашем подземном жилище начался переполох. Уже через пять минут Камила вели в душевую, обколов руку обезболивающим. Пока Никиту избавляли от брони, попутно дезинфицируя, прибежала натянувшая ОЗК главврач. Она лично контролировала укладку раненого на носилки. Парня так и понесли в химзащите, сначала, согласно сложившимся правилам, в карантин.
Через полчаса выглянувшая из медпункта фельдшер сообщила топтавшимся у входа бойцам, что шея у Никиты цела, но налицо признаки черепно-мозговой травмы. Когда мне передали эту новость, я почувствовал себя атлантом, с плеч которого сняли тяжёлый небесный свод. Просто не представлял себе убежище, по коридорам которого не мелькал бы наш вездесущий техник.
Вообще глупо было подвергать риску ремонтника, лучше всех изучившего все особенности системы жизнеобеспечения. Ведь именно Никита запустил её когда-то, разобравшись в тонкостях настройки. Но он был и довольно опытным водителем. Хотя, после произошедших событий, стажировка у Кости по экстремальному вождению грузовика светила Славику.
На следующий день меня разбудили настойчивым стуком в дверь. Вполголоса чертыхнувшись, когда расплакалась Алёнка, я настроился на серьезный разговор с «будильником». Однако позволивший себе бестактность Матвей дежуривший в пультовой, огорошил с порога:
– Там Чкаловская на связи. Ильдар тебя требует к аппарату, чем-то конкретно взвинчен.
Кое-как успокоив Алесю и хныкающую дочку, я собрался и уже через пять минут был у рации. От панели вскочил Олим, освобождая стул, старый и обшарпанный, ещё советских времён, но вполне прочный. Сиденье натужно скрипнуло под моими ста килограммами, огромные наушники приглушили внешние шумы.
– Север на связи.
– Это хорошо, что на связи.
– Привет, Ильдар.
– Ну привет, коль не шутишь. Улицу, значит, расчистили?
– Как договаривались. Теперь мы сможем поспеть на выручку минут за сорок.
– Значит, помнишь обязательства. Это хорошо. Мне тут доложили, что после расчистки дороги, когда твои машины укатили обратно, в той стороне стрельба была.
– Было дело, отбились от какого-то отребья .
– А потом они к нам пожаловали, ночью, по расчищенной вами дороге, и порубили оба внешних поста.
– Это претензия?
– Нет, блин, констатация факта. Север, ты ж знал, что мы рядом совсем. Что же ты тех гадов всех на ноль не помножил?
– Значит, всё-таки претензия. Ильдар, ты вроде не мальчик, человек серьезный, обороной станции, вон, руководишь. Когда на вас нападают крысы, вы отбиваетесь, но за ними ведь в тоннели не лезете. На нас напали те же крысы, только двуногие, и мы им хорошо врезали, но они сбежали в переулки. Я должен был рисковать своим отрядом и отправить бойцов следом?
– У меня четверых зарезали!
– Соболезную. Искренне. Но и наших двое в том бою пострадали, оба тяжело ранены.
– А как же обязательства?!
– Они в силе. Мы приедем на помощь, когда позовёте. Но извини, зачищать все источники опасности вокруг вашей станции мы не обязаны. Твои люди слышали стрельбу и даже доложили тебе о ней, значит знали, что рядом враг. Если ночью ваших так легко порезали, я могу сделать только один вывод: ты ставишь на пост неподготовленных бойцов.
– Какие есть, таких и ставлю. Ещё и ты троих увёз.
– Ну, положим, увёз я двух девочек и мальчика. Которые при всей вашей нелегкой ситуации ещё пороху ни разу не нюхали. А у меня они уже кое-что умеют и успели себя проявить в том самом бою. Поэтому, исключительно из доброго отношения и чтобы помочь избежать подобных потерь, предлагаю. Пришли мне десяток человек, ну или полдюжины, таких, которые готовы биться с врагом грудь в грудь. Пусть даже девушек. А я через полгода верну их тебе уже полноценным боевым отрядом.
– Где ж я тебе людей лишних найду?
– Ну, это твоя печаль, а я предложил. Могу даже полноценный латный отряд вернуть, а то видел я ваши броники самодельные – слёзы, а не защита. Но доспехи не бесплатно, за так только людей обучу.
– Понял тебя. – Ильдар тяжело вздохнул. – Буду думать, до связи.
– И тебе не хворать.
Из пультовой я зашёл в медпункт, где долго общался с Алиной. Затем, после завтрака, собрал всех оставшихся в строю бойцов в зале для тренировок, где рассказал последние новости о состоянии товарищей по оружию. К сожалению, ничего радостного я сообщить не смог. В наших условиях спасти руку Камила не представлялось возможным, слишком сильно размозжена была кость. Поэтому осталась только ампутация по локоть, без вариантов.
Я предполагал, что причина ещё в недостаточном опыте Алины или её некомпетентности в микрохирургии. Но она в этом вряд ли призналась бы, а я не стал озвучивать подозрения. Никита тоже был в стабильно тяжёлом состоянии. В себя он пришёл вскоре после возвращения, но не понимал, где находится, и никого не узнавал. Впрочем, имя своё помнил, что несколько обнадёживало. После печальных известий я решил взбодрить бойцов, проведя анализ минувшего боя.
– Теперь о хорошем. Во время нападения на караван никто не погиб. Это ваша заслуга, поскольку не забывали о слаженности действий. Касаемо ошибок. Марат, в следующий раз меньше думай, пока ты решался нанести удар, твой противник успел полностью затупить свой сувенирный меч о твой шлем. И, кажется, даже сломал. Но, в общем, молодец, ты его убил, в следующий раз получится лучше. И нефиг зеленеть подобно девице на первом месяце.
С удовольствием отметил, что Марат довольно быстро пришёл в себя после упоминания покойника на его счету, и даже ткнул в бок хихикающего соседа. Потом я обвёл взглядом сидящих вдоль стен ребят.
– Алла, ты открыла дверцу машины, хотя было приказано сидеть в кабине и прикрывать водителя. Это очень плохо. Но доверенный тебе пост не покинула и даже застрелила оказавшегося рядом противника. Молодец, на твоём счету первый убитый, скоро их станет больше.
Упоминать, что застреленный ею был тем же, кого минутой раньше пырнул ножом Марат, не стал. Зачем? Ну один труп на двоих, и что. Это могли быть и два отдельных бандита. Главное ведь не результат, а процесс. Хотя… это спорное утверждение.
– Наталья, в следующий раз, когда будешь целиться, не отводи глаза. Пока не убедишься, что попала. На этот раз ты не промахнулась, я лично видел, можешь поставить где-нибудь зарубку за первое убийство. И не надо глаза закатывать, ты же рвалась убивать врагов, так радуйся, начало положено. В общем, я надеюсь, в следующий раз будешь сама следить за целью до попадания в неё.
На этой позитивной ноте я закончил разбор полётов и начал очередную тренировку. Час за часом в зале раздавалось монотонное «шаг… шаг… шаг». Словно это квинтэссенция подготовки латников. Впрочем, если взять за основу стену щитов, то так оно и есть. Строй должен двигаться в едином порыве, как один огромный организм, как тщательно настроенный механизм, слаженно и чётко. Всё остальное по обстоятельствам.
Следующие пять дней были похожи один на другой, как бусины, нанизанные на нить времени – только оттенками, может быть. Тренировки, работа в кузнице, наполненные радостью минуты, проведенные с семьёй. А на исходе недели после разговора с комендантом Чкаловской в зал влетел Славик, дежуривший на пульте.
– Север, тебя к рации, срочно!
Я добежал за полминуты.
– На связи!
– Беда у нас, Север. – Ильдар даже забыл поздороваться. – С Машиностроителей сообщили, что к ним толпа женщин и детей пришла с вокзала. Там какие-то монстры начали прорываться, бойцов десятками вырезают. Когда оттуда отправили беженцев на станцию Айбека и в нашу сторону, по всем четырем тоннелям, дошли только по одному на Машиностроителей. Значит, скоро соседей прижмут. Я уже отправил кого мог на линию обороны, но мало людей боеспособных у нас, прав ты. Помоги, а?
– Что тут скажешь. Ждите, нам надо по закромам поскрести.
– Спасибо. Поторопитесь, сдается мне, времени мало, они ночью нападали. Этот день может только и остался у нас.
– А гермоворота в тоннелях закрыть?
– Да ими сто лет никто не пользовался, механизмы давно из строя вышли. Варим из металла стену для обороны, решетки ставим, да вот не знаю, успеем ли.
– Понял, ждите, не прощаюсь.
Собрались за час, при этом бегали все как скипидаром облитые. Извлекали ящики с патронами со складов, в первую очередь американский боезапас и стволы трофейные. Обязательно и привычные «калаши» с тройным боекомплектом. Арсен напомнил о пушке с самолёта, погрузили и её. Пулеметов у нас было всего три, взяли два, один оставили в убежище на всякий случай.
Потом я целых пять минут насмерть стоял против самых молодых наших бойцов, бывших чкаловцев и Алёны-старшей. Брать с собой их я не намеревался, они же рвались участвовать в походе. Наконец мне на помощь пришли Галина Карловна и Алеся, буквально силой уведя Алёну домой. Наталье я напомнил, как она целилась, и этим отмел все её требования. А вот Марата пришлось взять, он заявил, что не будет себя уважать, если останется, когда остальные парни будут сражаться. Но когда я дал добро, рядом с ним встала и Алла, сказав, что хочет быть рядом, что бы ни ждало нас в будущем. Я, как когда-то Ильдар, схватился за голову и согласился.
Ещё полчаса на подгонку экипировки, прощание с родными, традиционное обещание выжить и вернуться. Никого не стесняясь, приник к губам жены, надолго, пока не кончился кислород в груди. У тамбура нас настигла Наталья в полной выкладке, сказав, что обещание помочь было дано из-за них, и отсидеться ей не позволит совесть. Я просто махнул рукой. Шерзод остался, убеждённый аргументами, что если мы вдруг всё-таки не вернёмся, он единственный сможет муштровать молодёжь и создать новый отряд поисковиков. Кроме того, ему вменялось дежурить вместе с одноруким Камилом на пульте.
Машины шли, натужно ревя моторами от изрядного перегруза. На этот раз никто не подстерегал караван на пути к Чкаловской, поэтому добрались быстро и без происшествий. Нас встретили дозорные с тележками, помогли перетащить всё в вестибюль, откуда дежурные быстро спустили боезапас на станцию. До Машиностроителей добирались на двух мотодрезинах, по правому тоннелю. Там в конце перегона суетились усталые мужчины всех возрастов, от недавних подростков до стариков, складывая баррикады из мешков с зерном. Как пояснил кто-то, последние рубежи обороны, если вдруг твари на станцию прорвутся. Женщин и детей, включая беженцев, местные отправили в убежище под Чкаловским заводом.
Отряд провели к левому тоннелю, ведущему к Северному вокзалу. Именно из него ждали нашествия, поскольку второй удалось перекрыть двумя стенками из листовой стали и решёток. Тот, перед которым стояли мы, перегородили лишь частично, материалов просто не хватило, равно как и времени. Возле выхода на платформу, в самом начале тоннеля, я попросил поставить дрезину, а на неё установить привезённую нами пушку на высоком вращающемся лафете. Это позволило бы в случае чего отступить, сохранив главный наш калибр.
Мастера буквально за пару часов соорудили в центре дрезины башенку с решетчатым куполом. На этой же своеобразной тачанке, в передней части, устроили две пулемётные точки. Экипаж получившегося танка набрали из чкаловцев и местных, своих бойцов я решил не дробить. Сверху спустили и продезинфицированные ростовые щиты. Я распорядился снять химзащиту, поскольку если будут проникающие раны, от заражения она не защитит, и будет только зря испорчена. Вместо ОЗК под латы надели мелкую кольчугу из сварных колец.
Наконец сделали всё, что было возможно, осталось только ждать. Спустя томительных два часа, когда наверху на город опустилась ночь, тоннельное эхо донесло до нас отзвуки далекого боя. Беспорядочная стрельба приближалась. Потом словно сражающиеся остановились и окопались. Громкость стрельбы больше не усиливалась. В нескольких сотнях метров из-за плавного поворота показались мелькающие лучи фонарей.
Затем к выстроенной поперёк тоннеля двухметровой стене с широким проходом посередине подбежали человек десять. Вымотанные, потные, покрытые мазутом и кровью, они выглядели страшно. Первый, миновав проход, просипел: «Они в тоннеле, раненые остались прикрывать». Последний из отступавших не успел дойти до прохода, его тело выгнулось, изо рта плеснуло кровью.
Убитый ещё не упал, когда Арсен с Костей сдвинули ростовые щиты, прикрывая путь между участками стены. Тут же ударили десятки стволов щедро поливая пулями скользящих из темноты уже знакомых нам «чумовых». Но главным нашим оружием стали три мощных прожектора. Их лучи выжгли бы сетчатку и у обычного человека, а бестии, привыкшие к мраку, буквально выли от боли.
Но потом началась акустическая атака. И все кто был на баррикаде, рухнули, уронив оружие. Наш отряд стоял за стеной, и она слегка прикрыла нас от вонзающегося в мозг звука. Спасли и припасенные беруши. Твари в считанные секунды были на стене, защитники которой погибли, не успев прийти в себя. Повезло лишь тем, кто, поражённый визгом «чумовых», упал назад, на подставленные плечи латников.
Затем стоявшие рядом с нами чкаловцы и местные понесли контуженных к платформе, а мы встретили тварей сталью. Ростовые щиты здорово выручали, когти бестий бессильно скреблись о них, нам же было достаточно удобно рубить и колоть из-за верхней кромки. Затем мы начали отступать. Шаг… Шаг… Шаг… Поставить на пол щиты, отбить атаку. Залп автоматчиков. Шаг… Шаг… Шаг… Минута за минутой проходили в нескончаемой череде ударов и шагов, пока не последовала команда «Щиты вниз, присесть».
Латное колено упёрлось в пол. Всё, что нам осталось из защиты – обычные локтевые щиты, выставленные вперёд алебарды и срывающиеся с губ молитвы. Взмахи мечами и топорами, на пределе возможностей, несколько секунд сдерживали лавину бестий. А потом над нашими головами загрохотала пушка, сметая со стены лезущих из темноты тварей, и синхронно заговорили пулемёты, вычищая оставленные нами позиции от рвущихся к нам стремительных силуэтов.
|
Статус: Опубликовано Рейтинг книги:
|