"Паучок" выбрался из своего укрытия. Он провел там несколько дней, ожидая, что знакомые мысли и ощущения вновь возникнут в его голове. Вновь согреют и окружат заботой. Но паучок не дождался этого. Он несколько дней прятался в темном сухом месте подальше от станции в ожидании возвращения дружественного ему существа, а именно Алисы, которая согревала, кормила, а иногда и просто составляла ему свою "мысленную" кампанию. В этот раз паучок не дождался. Все его пищевые ресурсы уже были исчерпаны, и надо было что-то делать. Как-то выживать. Ведь неизвестно, сколько ему еще придется дожидаться своего друга. А если друг вовсе не придет? Помирать с голоду, боясь попасться на глаза его соплеменникам? Или идти скитаться по тоннелям в обход мест обитания людей и пытаться самому найти или поймать себе пропитание?
Нет, проще было сделать по-другому. Так, как научила его Алиса, когда приучила к людской еде. Проще было пойти на станцию, полную враждебных существ, и под покровом ночи взять уже готовое. Уже полюбившееся. Хоть это и опасно, хоть и рискованно. Паучок еще помнил тот животный ужас, который сковал его при злобном шуме тех мохнатых существ, которых на него в первый раз натравили. Но попытаться все же стоило. Этот новый вкус, этот новый аромат, которые познало существо при знакомстве с Алисой, нельзя было сравнить ни с чем, что пробовал паучок ранее, вернее то, что доставалось ему от его большой семьи.
  Паучок выбрался из своего темного укрытия в тоннеле, которых здесь было великое множество, и, мелко семеня лапками, направился в сторону станции, покинутой им несколько дней назад. Голод давал о себе знать.
При входе на станцию сидел человек. Он явно спал. Глаза были закрыты, и грудь равномерно вздымалась, а воздух, вырывавшийся изо рта, издавал какие-то дребезжащие звуки. Для паучка путь был открыт, но, только он собрался проскользнуть мимо спящего человека, по его лицу мелькнула тень, заслоняя и без того еле светящие лампы. Паучок вжался между шпалами, прислушиваясь.
  С полутемной платформы крадучись спрыгнул еще один человек. Он также крадучись подошел к спящему и выбил из под него сидение, на котором тот так удобно устроился. Спящий проснулся уже в падении и, замахав от неожиданности руками, грохнулся спиной на шпалы. Некоторое время он в прострации водил головой в стороны, затем, очевидно, поняв, кто перед ним, резко вскочил на ноги, выпрямляясь и застывая в неподвижности.
- Ты че, солдат, - раздался густой голос, - под трибунал захотел? Или на каторгу хочешь? Порыть немного тоннели?
- Никак нет, товарищ лейтенант. Виноват, товарищ лейтенант. Исправлюсь.
- Конечно, исправишься! Вот пятнадцать нарядов вне очереди отработаешь, тогда и исправишься!
- Но, товарищ лейтенант...  Может не надо?
- Что?!
- Виноват, товарищ лейтенант! Есть, пятнадцать суток вне очереди!
- Это уже лучше! - осклабился лейтенант. - Смотри больше не спи на дежурстве! А не то поедешь ты у меня, Абрамов, куда следует!
- Есть, товарищ лейтенант!
- То-то же, - лейтенант резво запрыгнул на платформу и зашагал куда-то вглубь станции.
- Сука! - прошипел про себя уязвленный боец и зачем-то согнул тому в след руку в локте, после чего уселся обратно на стул и стал нервно что-то выковыривать на нем ножом. Он совершенно, даже не смотря на угрозы своего начальника, не смотрел ни в тоннель, ни вокруг себя.
  Время настало. Паучок сначала медленно приподнялся, обследуя всеми своими восьмью глазами пути обхода этого неожиданного препятствия, затем, используя тени от света фонарика, направленного в сторону тоннеля, засеменил в сторону платформы. Человек за столом, играясь своим ножом, ничего не замечал вокруг себя. Паучок без труда обогнул его и забрался на платформу.
  Он удачно выбрал время. Кроме нескольких людей, патрулирующих входы на станцию, да лейтенанта, прогуливающегося по перрону, все спали. На станции поддерживался дежурный полумрак - кроме костра, горевшего в центре станции, да нескольких слабых светильников, все остальное освещение было погашено.
  Идеальное время для поисков съестного. Паучок заскользил меж палаток. Кругом спали люди, но это сейчас его мало заботило, нежели неделю назад, когда он был готов наброситься на любого из них, чтобы утолить голод. То время прошло. Алиса, как ни странно это звучит, показала ему, что не все они враги, что есть среди них и хорошие особи. Да и вообще, нет никакого смысла рисковать, когда все можно достать и так. Паучок даже и представить себе не мог, что все эти мысли не его. Все казалось так естественно, так правдоподобно, что он даже не собирался задумываться над природой своих мыслей и умозаключений, так далеко разнящимися с еще недавними его мыслями.
   Паучок засеменил к большому деревянному сооружению, высившемуся в дальней части платформы. Там собирались люди по несколько раз в день. Это была столовая. От нее прямо-таки разило едой на всю станцию. Все несколько дней, что паучок пробыл здесь, он в страшных муках взирал на это сооружение, не имея возможности подступиться к нему. И вот, наконец-то, он решился. Набрался храбрости. Хотя серьезной опасности быть не должно. Люди всегда покидали на ночь это помещение.
  Паучок обогнул бродившего по станции лейтенанта и, в предвкушении долгожданного приема пищи, просочился через щель, коих было множество в досках, в помещение.
  И тут же занервничал. Помещение не было пустым. За одним из столов сидели два человека. Они разговаривали о чем-то, не обращая внимания на миски с едой, стоящие на столе чуть поодаль. Паучок в нерешительности застыл, спрятавшись в темном углу.
  Последовало несколько часов томительного ожидания. Уйти голодным он не мог, итак вышли уже все сроки, которые он мог себе позволить не питаться, но и взять еду он тоже не мог, ибо эти два человека не уходили. Все это время они болтали, обнимались и лизались. Когда же все это кончится? Он уже изнемогал от желания в своем темном укрытии, да и запах еды здесь был намного сильнее.
  Не выдержав, он решился. Занятые своими делами двуногие совсем не обращали внимания на еду. Может, удастся подкрасться незаметно, как тогда на другой станции, где мамка заставила его против воли укусить человека. Да и время поджимало. Если проснутся люди, то будет очень трудно выбраться со станции незамеченным.
  Он неслышно заскользил между ножек столов и стульев к парочке. Они все также щебетали друг другу что-то и продолжали обниматься. Паучок незаметным добрался до тарелки, на которой лежали несколько больших кусков аппетитного мяса. Он еще раз для уверенности глянул на ничего не обращающую внимания парочку, удостоверившись, что те не видят его, и залез в миску.
  Куски мяса были большие. Большие на столько, что он еле-еле мог сдвинуть один из них с места. Но другого ничего не оставалось, как поднатужиться и постараться как можно скорее стащить кусок с миски, а потом и со стола, стараясь не наделать шума.
  Паучок уже почти вытащил мясо из миски, когда все и случилось. Мужчина, вдруг, потянулся к тарелке, совершенно не глядя на нее, и схватил первое, что попало ему в руку. Схватил паучка и начал поворачиваться к миске, так как, то, что он схватил, совершенно не было похоже на кусок мяса. Его лицо начало принимать удивленное выражение, когда он почувствовал резкую боль в большом пальце своей руки. Базовые инстинкты сделали свое дело. Неожиданность и внезапность "нападения" включили у паучка древний механизм защиты, который был еще у его предков, кем бы они ни были. От неожиданности мужчина, вскрикнув, резко отпрянул, отчего женщина, сидевшая рядом, свалилась со стула.
  - Меня что-то укусило! - затараторил мужчина, осматривая свою кровоточащую руку. Женщина поднялась с пола и завизжала, указывая рукой на паучка, который в нерешительности топтался в миске с мясом, сам не понимая, почему он не бежит. Мужчина тотчас схватил стул и с размаху обрушил на паучка. Мясо и стул разлетелись во все стороны, но паучка уже не было. Он улепетывал к той самой щели, через которую пролез сюда. Надо сказать, что улепетывал с куском мяса в зубах. И откуда только взялись силы.
  Вбежал лейтенант, патрулирующий на платформе.
  - Туда, - указала женщина в сторону расставленных по помещению столов, - Оно укусило Максима и побежало туда.
  Лейтенант бросился в ту сторону, рассекая темноту под столами лучом фонарика. Заметив метнувшуюся тень, он несколько раз выстрелил. Но безрезультатно. Фонарик в следующее мгновение осветил только дырки от пуль в досках. Лейтенант отворил дверь на станцию и крикнул:
  - Абрамов! Кузьмин! Живо обыскать станцию! - те уже были рядом, так как выстрелы на станции уже ЧП. - Тихонов, врача сюда! И доложите коменданту станции!
  Лейтенант вернулся к пострадавшему, яд уже подействовал. На его глазах Максим в судорогах рухнул на пол, быстро синея и опухая. Женщина же в истерике забилась в угол, смотря стеклянными глазами на мертвого любимого человека.
  Паучок, выскочив из щели, заметался по станции. Его более острое, чем у человека, зрение уже выхватило из полумрака бегущих к столовой людей. Он понял, скрыться в тоннеле не успеет. Свою скорость, благодаря большому и неудобному куску мяса, он утратил, но бросать его он не собирался. Когда ему еще удастся раздобыть себе еды? Тогда он юркнул в первую же дверь, что ему попалась. Она вела в служебные помещения. Там он очень быстро нашел туалет и спрятался за раковиной, немного успокоившись. Теперь все будет хорошо. По крайней мере, для него. Еда, и еда отменная ждала его...
  
  - Так, товарищи, сейчас немного о том месте, где, возможно, в скором времени нам предстоит побывать, - произнес Гром и немного поморщился. Он не очень любил коммунистов и их партийную идеологию, но, как говорится, с волком быть, по волчьи выть. Поэтому ему и приходилось пользоваться их терминами и идеями, просто, чтобы было легче, было понятней. Он с группой из десяти бойцов Красной армии, которых, как и обещал, ему выделил Москвин, заседали в отдельной палатке, выделенной специально для них. Истомленный ожиданием, на шестой день своего пребывания на Комсомольской, Гром все-таки не выдержал, созвав бойцов, он решил провести краткий инструктаж. Хоть каким-то делом занят. - Это место... Как бы это сказать, поточнее? В общем, это такое место, куда лучше не соваться в одиночку. И не потому, что там водится что-то страшное. Нет. Просто потому, что там легко заблудиться. Это многоуровневый лабиринт, целая сеть подземных коммуникаций, которая когда-то давно создавалась для секретных служб Советского Союза. Она настолько запутана, что сами создатели, я думаю, потерялись бы там. Кроме того, этот лабиринт соединен с другим лабиринтом, незаметными нитями опутывающим всю Москву, каждую квартиру, каждый дом, каждый уголок в этом чертовом метро. Когда-то еще были люди, которые знали все его закоулки, но век их давно истек. Последнего я лично видел лет пять назад, не меньше. Так что людей, знающих эти места, уже не осталось. Если мы туда и пойдем, то не будем опускаться ниже второго уровня, иначе... В общем, можем не вернуться.
  - А на кой хрен нам вообще понадобилось туда идти? - раздался с задних рядов голос. - Че там ловить? Привидения?
  - Хм. - Гром почесал свою здоровую шею, нахмурив лоб. - Возможно, именно за этим. Чтобы встретить привидение.
  Раздался гул удивленных и раздраженных голосов. Солдаты были не довольны, что их отрывают от службы, ради чего-то непонятного и мистического. Да к тому  же держат в бездействии целую неделю, не разрешая, куда бы то ни было отлучаться. Гром повысил голос.
  - Возможно, не все из вас считают себя достойным гоняться за каким-то привидением в каком-то мистическом лабиринте. Как же, дело партии не спит, и все такое, но... Смею вас товарищи заверить, если это привидение не будет поймано, то, я не удивлюсь, если не останется ни партии, ни красных, ни товарища Москвина, - сидящие солдаты притихли на своих местах, обеспокоенно переглядываясь, как будто Гром говорил сейчас полную ересь, но Гром не останавливался.
  - Не останется вообще чего-либо нам с вами понятного. Возможно, некоторые из вас помнят события двух летней давности, которые захлестнули вашу ветку.  И наверняка все знают приближенного к Москвину некоего Зарубицкого.
  - Да-да, - проговорил кто-то, - был такой. Пренеприятнейший, я вам скажу, человек. И взгляд непонятный, какой-то притягивающий и обволакивающий.
  - Это не тот, - заговорил другой солдат, - которого на Площади Революции тогда казнить хотели? Да не случилось у них там чего-то? Исчез он что ли?
  - В общем, - опять взял слово Гром, - нам с вами в скором времени предстоит выяснить, жива ли эта птичка. И все это в его логове, там, где он знает все. Там, где на его стороне преимущество и лабиринт. Вам...
  - Полковник Гром! - в палатку вбежал дневальный. Обо всех происшествиях ему было приказано незамедлительно докладывать Грому, где бы тот ни находился, что бы тот ни делал. Было видно, что он очень спешил, стараясь выполнить сие указание, - Вам телефонный звонок. Из Полиса. Какой-то Мельник требует.
  - Спасибо. Бойцы, пока без меня. Вернусь, обсудим тактику. - он сломя голову бросился в штаб. Вечно жужжащий улей различного рода командиров, комбатов и других выдающихся личностей красной ветки. Все они метались по обширной палатке, либо делали вид, что мечутся, хотя какой в этом смысл? Ведь товарища Москвина несколько дней уже нет на Комсомольской. Потом до Грома дошло, что все же смысл в этом движении был. Генсек вместе с выдающейся дисциплиной и всепоглощающим самопожертвованием вскормил на своей ветке целую плеяду стукачей и доносчиков, которые в отличии от Москвина не дремали никогда и всегда охотно готовы были поделиться информацией. С одной стороны, для власть имущего это было настоящим подспорьем в управлении пусть и маленькой, но страной, со своими людьми, порядками, законами. С другой же, народ находился постоянно в стрессовом состоянии, недовольство, жалобы, прошения к власть имущим возрастали в геометрическом порядке, создавая нагрузку на органы власти, заставляя их нервничать и сильно усложняя отношения в обществе. И весь этот круговорот происходил постоянно, не заметный лишь для самого Москвина. Вон даже сын в протест ушел.
  Дневальный указал жестом на телефон, и Гром быстро подошел к нему, кашлем прочищая горло.
  - Гром на связи, - выдохнул он в трубку
  - Ну что, Гром? - начал Мельник тяжело. - Что у нас с девчонкой?
  - Серег, я же отправил тебе отчет. Там все указано.
  - Отчет? - из трубки было слышно, как Мельник поперхнулся. - Какой отчет? Та бумажка, которую мне принес сейчас наш дешифровальщик? Слушай, Гром, ты давно записался в красную разведку? То, что парень мне принес, не только я дешифровать не могу, но и сам Леха. А ты знаешь, насколько он в этом силен. Так что там написано все-таки, мне-то можно узнать?
  - Извиняй, Серега, не подумал, - пробормотал Гром. Зря он поддался на уговоры Москвина и зашифровал это сообщение. - В общем, там сказано, что девочка опять ускользнула от нас...
  - От тебя, Гром, от тебя, - раздалось на том конце.
  - ...от меня, - поправился он. - Я эту ситуацию прорабатываю. Думаю, что скоро все встанет на свои места?
  - Уж скорей бы.
  - Не сомневайся, Серег, сделаю все в лучшем виде.
  - Что ж, будем надеяться. А пока, слушай. Что-то назревает в метро. И что-то довольно серьезное. Надо бы с этим разобраться. Не, не. Не сейчас. Как только с девочкой закончишь.
  - Говори, Серег, все, что надо сделаю.
  - В общем, люди по метро пропадать начали. В основном женщины, старики, дети. По ночам. Куда деваются, никто не знает, только есть во всех этих исчезновениях одна странность. Эти исчезновения не затронули лишь одну ветку метро. Угадай, какую?
  - Красную?
  - Ага, в яблочко. Я, конечно, не сторонник беспричинных подозрений, но все же. Что-то в этом есть, согласись. Так вот, пока ты там, может тебе посчастливится угадать причину такой избирательности? Так что держи уши в остро, и, смотри мне, разыщи девчонку, во что бы то ни стало. Ясно?
  - Ясно. Только у меня для тебя новость есть. Правда, она не из приятных...
  - А где ты, Гром, в последнее время слышал приятные новости? По-моему все новости сейчас просто ужасны.
  - Эта, по-моему, одна из самых-самых.
  - Не льсти себе, Гром. Выкладывай, давай. Всякая новость, какой бы она не была, тоже новость.
  - В общем, Серега, кажись, Зарубицкий вернулся.
  - Что? Зарубицкий? Это тот, который всю красную ветку на уши поднял? Он что ли?
  - Ну да. Так вот, Серега, мне нужна твоя помощь, или помощь сталкеров. Боюсь, опять в лабиринт лезть придется. Хотя бы Хантера... - в трубке долго молчали. Потом, после затянувшейся паузы голос Мельника произнес:
  - Нет Хантера...
  - Как нет?
  - На задании. Видишь, не только твои новости плохие. Есть и похуже. В общем, справляйся своими силами. Мы тоже завтра уходим. Будет нелегко.
  - Но, Серега!
  - Надо, Гром, надо. Если что пойдет не так, действуй по второй директиве. Ясно? Давай, удачи тебе, грозовая туча... - слова Мельникова стихли, сменившись беспощадными гудками.
  Гром стоял, пораженный. "Хантера нет" "Завтра мы тоже все уходим" В то, что Хантер на задании почему-то не верилось. Слишком уж заунывным голосом произнес Мельник эту фразу. Слишком. Что, черт возьми, у них вообще там происходит? Должно было случить что-то совершенно из ряда вон выходящее, чтобы вся группа Мельниковых сталкеров сорвалась в карьер. Черт! Почему он не с ними? И почему ему опять одному распутывать эту чертову кашу? Да и круто, вдруг, Мельник, решил работать. Вторая директива. Это не хухры-мухры! Это смерть всем, кто только на секунду замедлит выполнение задания. Гром так не любил. Ох, как не любил. Но... Как говориться, береженого бог бережет. Он сплюнул и хотел уже возвращаться обратно, к своим бойцам, когда зазвонил телефон. Трубку поднял дневальный, по форме представившись. И Гром краем уха уловил беспокойство в его голосе и решил задержаться.
  - Что там? - спросил он, когда бледный дневальный повесил трубку.  - Что случилось?
  - Звонили с Лубянки. У них убит человек нынешней ночью. Что-то напало на него. В результате он скончался от удушения, вызванного опухолью.
  - Опа, - только и вымолвил Гром. Перед его взором возник бегущий мужчина с Электрозаводской. Он упал, задыхаясь от внезапной опухоли, вызванной каким-то странным укусом в шею. - Так! Позвони обратно на Лубянку. Скажи, чтобы тело оставили в покое - необходимо убедиться кое в чем. Мы займемся этим, - и с этими словами он вышел из штабной палатки, надеясь, что еще не опоздал...

  Бледное лицо женщины блестело в полутьме помещения редкими капельками влаги. Она держала за руку мальчика лет тринадцати, который пугливо жался к ней и почему-то смотрел не вперед, а в куда-то в пол. Оба были одеты в лохмотья, состоящие, казалось, сплошь из отдельных лоскутов. Даже ноги были обмотаны похожими лоскутами, из-за чего обе фигуры были похожи на разноцветные мумии. Женщина еле заметно тряслась то ли от страха, то ли от холода и пристально вглядывалась в полумрак, на сидевшего там за столом человека.
  - Куда нас привели? - нервно спросила она, - нам обещали еду и работу. А это не очень похоже...
  - Помолчи, женщина, - резко оборвал ее Рваный, от чего она еще больше затряслась. - Будет вам и еда, и работа. Имей терпение.
  Дверь отворилась и как-то бочком в нее вошел неопределенного возраста щуплый бородач в очках и почти белом халате. Он покосился на женщину с мальчиком, так же бочком обошел их и занял место рядом с Рваным, обхватив колени руками. Рваный, надо сказать, изменился. Заматерел, что ли, либо это просто вернулось старое выражение лица, тщательно скрываемое несколько лет. Презрительный взгляд, поджатые губы, еле заметная уверенная улыбка. Даже движения стали какими-то резкими.
  - Ну как тебе, Игнатыч, эти образчики?
  - Вроде ниче, сносные. Помоем, почистим, и они в дело пригодятся. - Женщина как-то напряглась при таких словах. Рваный нажал кнопку на столе, после чего в коридоре послышался резкий дребезжащий звук. Вошли двое в военной форме.
  - Так, - распорядился Рваный. - Этих двоих на опыты. Отмыть, накормить...
  - Какие опыты? - не выдержала женщина. Обида исказила ее лицо, а из глаз заструились слезы, над которыми она была не властна. - Нам же обещали работу!
  - Это и есть работа. - презрительно бросил Рваный. - Увести!
  - Нет! - закричала женщина, пятясь, когда двое бойцов направились к ней. - Я... Мы... Мы не согласны! - мальчишка замычал, судорожно прижимаясь к ней и пряча в ее тряпках свое лицо. - Я не позволю над нами издеваться!
  - А куда ты уже денешься, - коротко засмеялся Рваный и, резко перестав смеяться, рявкнул: - Увести! Че стоите, как остолопы?
  Шансов у женщины с ребенком не было никаких. Бойцы от крика Рваного словно очнулись. Один со всей силы влепил женщине пощечину, другой схватил брыкающегося в истерике ребенка, после чего они выволокли их за дверь.
  В комнате воцарилась тишина, во время которой Игнатьевич сидел, не шелохнувшись, а Рваный что-то карябал в своей тетради.
  - Могу я спросить, Олег Николаевич? - подал через некоторое время голос мужчина. Рваный поднял голову, и некоторое время смотрел на собеседника, потом, ухмыльнувшись, сказал:
   - Конечно, Петр, спрашивай.
  - Я вот всегда думал, что ощущает человек, вот так вот беззастенчиво распоряжающийся судьбами. Вам их не жалко?
  - Хм, - Рваный поднял в удивлении брови, посмотрев на доктора, - мне казалось, что ты должен знать, что ощущает такой человек, доктор. Ты и сам не особо церемонишься с людьми, которых я тебе достаю, а ведь я всего лишь отправляю их к тебе, а уж ты делаешь все остальное. Не жалко, когда ты ставишь над ними эксперименты? Когда ты им, еще живым вскрываешь голову и копаешься там, как будто это твой гардероб? Не жалко?
  - Ну... Я всего-лишь жалкий раб науки. Я лишь делаю свое дело, когда уже все распоряжения отданы и все решения приняты.
  - Раб науки... Как же! Знаем мы вас! Дай только кого-нибудь покромсать. Не удивлюсь, если, пока меня не было, ты все же провел несколько экспериментов. Ну не знаю, над какими-нибудь бомжами, забредшими случайно на Площадь Революции.
  - Ну что вы, Олег Николаевич, как можно? - тем не менее, доктор хитро улыбался. Рваный попал в точку. В свое время он не мало поработал с Игнатьевичем и знал его маниакальную страсть к любого рода экспериментам над людьми. Он снова нажал на кнопку вызова и крикнул:
  - Ведите! - те же бойцы, что забирали женщину с ребенком, ввели в комнату крепкого молодого человека. Лет восемнадцати-двадцати от роду. Но до чего же крепкий.
  - Как звать? Откуда?
  - Понтий, Пилат. Я с Павелецкой.
  - Интересно, Понтий, - пробормотал Рваный, - кто ж тебя не любит-то так? Папа, или мама?
  - Я сирота. Сын полка, так сказать.
  - Что-то я не знаю никакого полка на Павелецкой.
  - Это я образно.
  - Ясно. Значит, говоришь, военный опыт у тебя есть. С тварями сражался?
  - А-то. - Довольно осклабился Понтий. - И не единожды. С четырнадцати лет защищаю свою станцию, даже кое-какие приемчики из рукопашной освоил.
  - А че ж ты к нам-то тогда пожаловал? Цель-то какая?
  - Да вот, новенького захотелось, не все повидал в жизни, опыта хочу набраться.
  - Что ж, - Рваный сделал неопределенный жест, ничего вроде не означающий, после чего один из вояк не слышно подошел сзади к ничего не подозревающему Понтию и стукнул того прикладом автомата. Тот слегка пошатнувшись, удивленно обернулся, после чего медленно рухнул на пол. - В камеру к Дьяку его.
  Вояки вытащили Понтия за дверь. Рваный встал со своего места.
  - Вроде все на сегодня. Итак, хорошо за неделю поработали. Перевыполнили, можно сказать, план по призыву. - он едко хихикнул. - Пойдем, на Алису что ли взглянем.
  Доктор согласно кивнул, и они с Рваным проследовали по коридорам мимо зарешеченных камер, в которых толпились люди, одни нужны были для экспериментов, другие для других не менее важных целей. Второй категории предстояло стать управляемыми, послушными воинами, чтобы защищать Логово от вторжения из вне.
  Алиса сидела ровно, подобрав под себя ноги. Ни то, что она сидела на полу, ни то, что перед ней вот уже неделю выставляли миски с едой, она не замечала. Ее немигающий взгляд был направлен куда-то вдаль, дыхания практически не было, а юное сердце еле билось в груди. В таком состоянии она находилась уже неделю, и все попытки Рваного вывести ее из него были безуспешны.
  - Блин, долго она еще пробудет в этом, как ты сказал, анабиозном сне? - Рваный в досаде стукнул кулаком по стеклу, разделяющему комнату с девочкой и коридор, в котором они сейчас стояли.
  - Трудно сказать, - ответил Петр. - Это может длиться годами.
  - Годами? - Рваный явно был раздосадован. - Черт побери, если бы только были у меня эти самые годы! А нельзя вывести ее как-нибудь из него пораньше? Может в научных кругах есть какие-нибудь оригинальные способы?
  - Есть много способов, но все они, к сожалению, чисто теоретические. Все зависит от того, что заставило ее уйти в это состояние, и от того, было это добровольное решение, или это чисто физическая реакция...
  - Короче, доктор!
  - А, если короче, то любое воздействие сейчас на нее может быть пагубным. Хорошо если мы только мозг повредим, а то ведь можем и убить ее.
  - Это не проблема. Делай что хочешь, но только разбуди ее, даже если придется вскрыть ей мозг. Только вскрытие это самый последний способ и решение о нем буду принимать я. Ясно?
  - Конечно, Олег Николаевич. Тогда я сейчас же займусь этим.
  - Да. Начинай.

  - Что произошло? - спросил Гром у сидящей напротив него девушки. Она плакала. И, по всей видимости, плакала уже давно, так-как ее лицо достаточно заметно опухло, а глаза были красные. Она постоянно бросала взгляд в угол столовой, где все еще лежало тело ее возлюбленного столь безвременно и столь ужасно убитого на ее глазах неизвестным и страшным существом. Одного взгляда на тело оказалось достаточно Грому, чтобы понять, что существа, виновные в смерти людей с Электрозаводской, Бауманской и Лубянки, если не идентичны, то, по крайней мере, "почерк" одинаков. Что бы это ни было, связь, Гром был в этом уверен, между этими смертями была.
  - Мы... М-мы... - рыдания с новой силой захлестнули девушку. Гром вздохнул. Занятие не из приятных - успокаивать плачущих девушек. Он взял ее ладонь в свою и тихо, глядя прямо в глаза, произнес:
  - Послушайте. Как вас, кстати, зовут?
  - А-а... Анна. - она зашмыгала носом, вытирая глаза руками. Ей было лет двадцать, от силы. Довольно миловидная, с приятной внешностью и довольно шикарными формами. Но на лице проскальзывали признаки наивности и легкой не то что глупости, а скорее простодушности и веры во все, что ей говорили.
  - А меня Гром, - он улыбнулся. Она немного напряглась, видимо его улыбка в сочетании со шрамами оставляли не самое приятное впечатление. - Послушай, Анна, мне очень важно знать, что здесь произошло. Понимаешь? Иначе могут погибнуть еще люди. Успокойся и расскажи все, как было. Хорошо?
  - Хо-хо-хорошо, - произнесла она, явно успокаиваясь. Видимо, чувство крепкой мужской ладони давало свой эффект. - Мы... Мы были вместе с ним. Вместе с Максимом. Я специально задержалась на работе допоздна. Он просил. Сказал, что очень важное сказать хочет. И сказал. Сказал, что любит меня. Понимаете? Сказал, что жениться хочет. А тут... Тут это... - она опять захлебнулась слезами, и некоторое время молчала, пытаясь успокоиться. - Это его укусило. Прямо за руку. А когда Максим пытался его ударить стулом, то он убежал. А потом... Потом... Потом Максим упал. На него страшно было смотреть. Он очень быстро стал опухать и хрипеть, как будто задыхался, а потом... Потом все. Подошел лейтенант Краснов и сказал... - она опять заскулила. - Сказал, что Максим... Мой Максим умер...
  - Анна, а кто, кто это был? Опиши, пожалуйста.
  - Ну... Ну, маленький такой, похож на паука, только странного. Несколько глаз, а вместо передних лап эти... Клешни, как у... Я в книжке видела. У этого, у боголома.
    - Богомола, - автоматически поправил Гром, девушка лишь подтверждающе кивнула. Так. Вот оно. То же самое, что произошло на Электрозаводской, то же, что потом на Бауманской, теперь и здесь. Теперь понятно, кто причина этих жертв. Непонятный паучок, очень похожий по описанию на тех, которые обнаружила экспедиция с Электрозаводской. Походу дела, они все-таки одну особь, но притащили с собой. Но это все же не то, ради чего Гром оказался здесь. На Лубянке. Не то, чего он ожидал.
  - Слушай, Анна, а ты ненароком не заметила каких-нибудь странных людей, которые проходили через вашу станцию? - спросил он с надеждой, но Анна замотала головой. Блин, опять он шел по ложному следу...
  - Хотя... - протянула, вдруг, девушка. Гром сразу превратился весь вслух. - Вот что-то припоминаю сейчас. Знаете, я тут неделю назад закрылась что-то поздно и хотела, было, отправиться спать, как заметила незнакомых людей, выходивших от коменданта. Мне сразу показалось это странным. Знаете, обычные люди спят по ночам...
  - Так. А тех людей вы не помните?
  - Ну как же. Двоих из них очень даже хорошо. Один мужчина с обезображенным шрамами лицом. Вел себя, как заправский хозяин, что-то указывал нашему коменданту. И девчонку еще подгонял. Толкал в спину. Маленькая такая, в лохмотьях, около десяти ей, наверное. А вот третьего не помню. Его тут же под стражу взяли. А потом... Потом они все ушли в тоннель к Охотному Ряду.
  - Ого, - прошептал Гром, о таком он даже мечтать не мог. Нашел все следы, да еще какие! Походу, Рваный связал концы с концами и пленил Дениса и девочку и сразу же решил возобновить свои старые эксперименты. Мля, дело осложнялось, хотя, Гром уже был готов к этому. - Огромное спасибо за информацию, Анна, ты даже не представляешь, как помогла мне. - И с этими словами он выбежал из комнаты. Анна лишь удивленно смахивала из глаз слезы...