- Что за хрень? - бледный Сорока указывал всей пятерней на только что задраенную дверь, поочередно поглядывая то на Дениса, то на Рваного. - Что вообще здесь происходит?
  - Вообще-то, это у тебя надо спросить, - развел руками Рваный. - Ваш туманчик-то! Ну, а если серьезно, то туман, походу, может принимать очертания того, кого поглотил. Вплоть до Папы Римского. Не иначе.
  - А голос? Голос-то тут причем? Неужели туман теперь и звук создавать научился?
  - Скорее всего, это глюк, - предположил Денис, - причем, массовый. То же самое, что и то червеподобное и скалообразное существо, что с открытой пастью преследовало нас в тоннеле. Это явно не просто туман.
  - Да, уж. Заметили.
  - Да погоди, Рваный! Не время шутки шутить. Что это такое, я не знаю, видимо, оно способно напрямую воздействовать на наши головы, создавая там одинаковые галлюцинации. Причем мы сами этого не понимаем.
  - Все это очень, конечно, интересно, - сказал Рваный, - но что нам-то теперь делать? Туда, - он указал рукой на дверь, - нам проход противопоказан категорически.
  - Что делать, понятия не имею, - признался Денис. - Ясно одно. Придется ждать. Иван? Сколько, говоришь, эта аномалия бродит обычно у вас в тоннелях?
  - Примерно двое суток. Но сейчас третьи пошли, а она не уходит.
  - Вот. Значит, недолго осталось. Уйти скоро должна, а пока будем ждать. Располагайтесь.
  Все, кроме Дениса, уселись на пол. Кто на рюкзак, кто на подстилку. Сорока держался за свою раненную руку, сжимая и разжимая пальцы на ней и периодически морща лицо.
  - Что у тебя? - спросил Денис.
  - Болит, черт возьми. Вчера вот не болела, а сегодня болит. И очень сильно болит. Как будто кто-то раздирает кожу изнутри.
  - Покажи.
  Сорока развязал материю и показал свою небольшую рану. Теперь она не кровоточила, а была белой по краям, будто всю кровь выкачали из этих мест. Далее кожа плавно синела сантиметров на пять вокруг раны, а вздувшиеся кровеносные сосуды заметно пульсировали от притоков крови.
  - Я никогда раньше такого не видел, - признался Денис, - Может быть инфекция. Промой пока руку чем-нибудь. Фурацилином, например. У Рваного есть. А вернемся на станцию, сразу беги к врачу.
  - Ясно. А вернемся ли?
  - Не знаю, - честно ответил Денис. Он встал и пошел осматривать закуток, освещая старые давным-давно поломанные агрегаты. Зачем они были созданы и для чего предназначались, он не имел ни малейшего понятия, но почему-то в нем крепло убеждение, что поломали и разобрали их зря. Для чего бы они ни были предназначены, скорее всего, оказались то они здесь не случайно. По мнению Дениса, ничто на свете не было случайным. Слово-то какое! По-любому, случившемуся всегда что-то предшествует. Набор иногда совершенно не связанных друг с другом причин, которые приводят к единому результату. Причем неожиданному. Нет. Эти агрегаты здесь были не случайно. Если человек поставил их здесь, то он явно знал, что делает. Для чего. Значит, их установкой он знал, чего добивается. Значит, это не было случайностью. Впрочем, как и то, что эти агрегаты разобрали. У людей, делавших это, тоже были свои причины, какие, Денис не знал, но они тоже привели к результату. Но к противоположному.
  Машины больше не могли работать, не могли служить целям своих создателей, а значит результат, на который была направлена работа агрегатов, не достигался. Но те, кто разбирал, об этом не могли знать, или не хотели, и уничтожали с чистой совестью для своих целей, нужд. Таким образом, получилась цепь независящих от создателей причин и следствий, которая привела к уничтожению агрегатов, а также результата их работы. По всей видимости, так все и происходило тогда, в старом мире, еще до катастрофы. Кто-то строил, а кто-то разрушал, не задумываясь о последствиях, случайно, так сказать. Вот "случайно" и уничтожили всю землю, превратив ее в непригодное для обитания место.
  Денис прошелся по помещению несколько раз, стараясь заглушить мысли об этом походе, который никак не складывался, и о странной девочке, которая обещала его вылечить и которая видела не так, как он или Рваный, или другие нормальные люди. Нормальные? Нет. Только не в этом мире. Может раньше, когда мир был другим. А сейчас, по отношению ко всему миру, к новым видам живых организмов и животных, населяющих его, ненормальными были они. Люди. Бактерией в этом сложном новом мире, которую организм никак не может вывести из себя, как ни старается, как ни убивает людей одного за другим.
  Невзначай его взгляд упал на пульт управления этими агрегатами, такой же раздолбанный, как и они сами. Вернее не на сам пульт, а на шкаф с выдвижными ящичками, который находился под ним. Посмотреть что ли, все равно делать больше нечего. Подойдя к пульту, он начал вытаскивать ящички, осматривая их содержимое. Ничего путного там не было. То какие-то малопонятные документы с трудно различимыми буквами, то ржавые консервные банки и такая же грязная и разбитая посуда. Лишь в последнем он нашел какую-то тетрадь в темно-синей обложке с надписью: "..ев.ик". Дневник, наверное. Что, интересно, может поведать человек, живущий тогда, человеку из сегодня? Денис осторожно отряхнул дневник от пыли и пошел к друзьям, которые уже уплетали сухпай, разделенный предусмотрительным Рваным.
  Присев рядом и облокотившись на старый агрегат, Денис аккуратно раскрыл дневник. Несколько страниц полетели к его ногам. Там мелькнуло и еще что-то. Он приподнял один из упавших листков и увидел под ним старую фотографию. Время и влага пощадили ее больше, чем тетрадь. Хоть она и была пожелтевшей и мутной в некоторых местах, Денис рассмотрел довольно миловидную девушку лет двадцати - двадцати трех. Пышные рыжие волосы, огромные карие глаза с длинными ресницами, вздернутый носик и круглое личико, покрытое большим количеством веснушек. Он повертел фотографию в руках и обнаружил сзади надпись: "мое Солнце". Денис закусил губу, иначе бы навернулись слезы. Он тут же запихал фото под агрегат, где имелась полость. Ему эта фотография была не нужна. На ней была запечатлена незнакомая девушка, поэтому брать ее с собой было как-то по-предательски к оставившему ее человеку.
  Он раскрыл первую страницу, которая была цела, хоть и несла на себе печать повреждения временем, и начал читать, чтобы хоть как-то убить время.
  " День первый.
  Она мне улыбнулась! Это просто чудесно! Жанна мне улыбнулась. Наконец-то! Как долго я ждал этого момента! Ждал и верил, что он когда-нибудь настанет! Наконец! Наконец, он настал! Спустя полтора года, как я влюбился. Влюбился в нее без памяти. Плохо спал. Плохо ел. Плохо чувствовал себя. Наверное, этот день самый счастливый в моей дурацкой жизни. Жизни простого студента биолога. И поэтому он будет первый. Первый день в моей новой жизни! Жизни, в которой мне улыбнулась она. Жанна! И пусть с этого дня начнется мой дневник. Дневник, где буду только я и Жанна. Жанна и я. Любовь и радость. Счастье и веселье. Моя новая жизнь!

  День второй.
  Она даже не взглянула в мою сторону! Даже не подняла хотя бы глаз, когда я вошел сегодня в аудиторию! Черт! Это конец! Это полный провал! Зачем я завел этот глупый дневник? Зачем создал сам для себя издевку, которую буду теперь хранить всю свою жизнь? И все ради одного мгновения. Ради ее улыбки, которую она подарила мне в мой первый день моей новой жизни. Блин! Может, я не так все воспринимаю? Может она была занята? Поэтому и не подняла глаза, когда я вошел? Может во всем дурацкая контрольная виновата? Но как же? Если ты нравишься человеку, ему не должна быть преградой какая-то глупая контрольная! Ведь не должна? А я помню, как она мне улыбалась! Помню. Не как все остальные! Глупые и тупые уроды, готовые посмеяться над влюбленным ботаником, который всего лишь забыл завязать шнурок и из-за этого скатился с последнего ряда аудитории. Нет, не так она мне улыбалась! Нежно. С заботой. С состраданием. Надежда еще есть.

  День третий.
  Надежды нет. Она меня не замечает! Блин! Что же делать? Что же..."

  Денис на этом прервал свое чтение, начав перелистывать листы дневника, лишь кое-где читая ту или иную строчку. Все повторялось вновь и вновь. Опять и опять. И на протяжении еще около двухсот дней шла такая же белиберда. Потом она ему вдруг опять улыбнулась! Денис даже поежился от удивления. Всего-то спустя двести одиннадцать дней. Больше полугода, считай! Во, е-мое, люди раньше как жили! Тратили время как хотели и куда хотели!
  Потом опять затишье месяца на два, а потом, вдруг, она стала улыбаться ему чаще, даже домой иногда стала приглашать. Денис сразу же заинтересовался. Оказывается, ей сначала была нужна помощь по какому-то трудно выговариваемому предмету, а потом он, вдруг, расхрабрился и полез из-за нее в драку, где ему, по всей видимости, хорошо наваляли, так как записей не было месяца три. Потом опять все стало хорошо, кроме одного - ему удалили почку. Отлично! Теперь она все время проводила с ним, чувствуя, видимо, свою вину в случившемся. И так далее и тому подобное. В итоге они поженились. Далее Денис только листал. Там было одно стонотство по-поводу того, что его не брали на работу, из-за чего он сильно переживал, так как работала только его жена. Так. Здесь они купили новую квартиру, хотя, наверное, это было не просто. Здесь, ее обставили... И вот, его взяли, наконец, на работу. Где-то на тысяче шестьсот пятьдесят девятом дне. Ого! Четыре с хвостиком года сидел у жены на шее. И взяли не куда-нибудь, а в одну очень крупную научно-исследовательскую Корпорацию, которая в те времена успела запустить свои руки практически во все отрасли промышленности. И начал он свою работу здесь, в этой комнате, где сейчас и сидели путники. И все вроде шло хорошо. Он работал, занимался своим делом - следил и управлял микроклиматом в метро. Все шло просто хорошо и отлично. Так что Денис уже начал остывать к чтению этого бесконечного любовного романа и собрался было закрыть блокнот, как, вдруг, наткнулся на один интересный день.
  
" День две тысячи пятнадцатый.
  Что-то не так. Я начинаю подозревать, что здесь не все так просто. Что здесь мы занимаемся совсем не микроклиматом. Те датчики, что я регистрирую, совсем не то измеряют, что должны бы. Ни температуру, ни влажность, ни содержание углекислого газа или вредных примесей в воздухе. Я пару раз пытался поговорить со своим сменщиком, но все напрасно. Он все отшучивается, что, вроде, чем же мы тут еще можем заниматься, как не отслеживанием и поддержанием микроклимата. Дебилом прикидывается! Но я-то не дурак! Я-то вижу! Давление не может периодически подскакивать до восьмисот, температура тоже что-то резко скачет, хотя я изменений своей кожей не ощущаю, да и те установки, которые якобы поддерживают микроклимат в метро по всей ветке, совсем не то, чем их изображают. Да и стена, которая расположена напротив двери, сплошь и рядом целиком покрыта какими-то приборами. Да и неспроста трубы от установок идут не в метро, а за эту стену. Так и хочется спросить, что там. За ней. И почему это я не задавался этим вопросом раньше?

  День две тысячи сорок четвертый.
  Наконец, я узнал всю правду! Господи, зачем ты создал этих идиотов, ученых? Дьявол, зачем ты выпустил людей на волю, ими управляющих? В общем, по-порядку. Сегодня я задержался после смены. Решил отпраздновать свое день рождения тут, так сказать, в кругу сослуживцев, вернее, одного сослуживца, с которым уже несколько лет подряд делил двое суток через двое дежурства.
  Выпили, посидели. Порассказали друг другу баек. Я как-то невзначай прошелся по поводу нашей работы. И вот тут-то его и понесло. Выговорил все, что накопилось за долгие годы. Выяснилось, что Корпорация, когда завладела Государственным Политехническим музеем, создала под ним сеть научно-исследовательских лабораторий, которые занимались разработками всего, чего только было возможно. Была среди них и та, что специализировалась в сугубо военных целях, а именно создавала новые виды биологического оружия. Ну так вот. Лаборатория просуществовала не долго. То, что там научные исследователи научно изобрели, вырвалось на свободу. На поверхность это нечто, конечно, не попало, так как лаборатория была закрытого типа и оснащена всевозможными системами защиты. Однако, вскоре выяснилось, что строители во время сооружения, допустили какой-то просчет. Целостность сооружения была по неясным причинам нарушена и нечто попало в целую сеть, находившихся рядом старых катакомб, которые могли тянуться под землей далеко на восток. Корпорация провела исследование и выяснила, что наиболее близкое соседство катакомб находится в этой точке. Корпорация создала здесь блокадную подстанцию, которая сдерживала бы своей работой натиск этого биологического оружия, оснастила ее самым современным оборудованием и агрегатами. И теперь мы вдвоем, управляя этим помещением, являемся последней преградой между метро и каким-то биологическим оружием. А помещение это сдерживает это оружие.
  Если честно признаться, мне стало не по себе. Считай, целыми сутками находимся рядом с реальной смертью! И, вдруг, я понял, что страха нет. Есть другое чувство. Гордость за себя и свою работу! Я, вдруг, осознал себя очень нужным для общества человеком. Человеком, который стоит на страже безопасности целого города, оплотом беззащитных жителей. Ведь, если, вдруг, эта зараза попадет в тоннель метро, где каждый день бывает более миллиона человек, то городу явно наступит конец.
  Надо рассказать все Жанне, она будет мной гордиться. Ведь все эти годы, что я живу с ней, я чувствую себя не нужным, ущербным. Обузой для моей любимой. Меня даже чаще стала посещать мысль, что вышла она за меня только из-за жалости. И я не мог долго найти работу, висел на ее шее. Бедняжка, что она из-за меня только не натерпелась! Надо обязательно ей рассказать!
  Мы поговорили, выпили, потом еще выпили и поговорили. В итоге он дал мне акт с описанием данного оружия. Ума не приложу, где он его взял, но факт остается фактом. Теперь он у меня в руках и от этого у меня мурашки по коже. И это единственный день в моей жизни, когда я чувствую себя, одновременно, и защитником, и предателем жителей столицы. Листок, пожалуй, оставлю себе. Может, выложу его в интернете...

  День две тысячи сорок пятый. День, когда все изменилось. Другими словами, день "ИКС".
  На следующий день за нами пришли. Вернее пришли за моим сменщиком, но, поскольку, после пьянки я остался ночевать, вернее "дневать", так как было шесть утра, когда мы закончили, то пришли и за мной. Ни стука в дверь, ни грохота по ней же ногой, просто тихая трель телефона.
  - Климатическая станция Туман-1, - тихо взял трубку мой сменщик. - Да? Да. Иду.
  Когда он открыл дверь, то тут же рухнул на пол от удара ноги в живот, как подкошенный, согнувшись пополам и задыхаясь. Следом ввалились трое здоровенных амбалов в черных костюмах и очках. Как в кино, блин! Один из них еще раз пнул моего сменщика в живот.
  - Служба безопасности Корпорации, - произнес он, склонившись над корчившимся от боли человеком. - Вы нарушили пункт 3.3.1. настоящего Договора. Вы идете с нами.
  Затем он заметил меня, спросонья и похмелья ничего не понимающего. Дал знак своим спутникам, которые молча подошли и начали пинать уже меня, явно намереваясь выбить из меня последнюю почку.
  - Вы тоже попадаете под этот пункт Договора, - произнес кто-то над ухом, когда удары стихли. - И тоже едете с нами. Вам ясна ситуация?
  - Да - прохрипел я. Нас поставили на ноги и, оставив одного человека за пультом, провели техническими помещениями и коридорами на станцию. Я чувствовал себя если не преступником, то шпионом уж точно. На платформе было много людей, хотя был уже довольно поздний час. На нас, вышедших из тоннеля, когда ушел поезд, оборачивались практически все, а из-за усилившейся угрозы террористических актов смотрели, как на самых настоящих террористов. А идти с запертыми сзади руками не было никакого удовольствия. Весь путь до поверхности я не поднимал головы, как будто был самым последним преступником, представляя, как чуть позже меня показывают по ящику, обвиняя громкими словами. Хотя, по ящику нас вряд ли будут показывать, скорее, будут скрывать нас всю нашу оставшуюся жизнь, либо просто пристрелят, чтобы не было больше инцидентов. Не сомневаюсь, что у такой большой Корпорации есть связи с властями. Они непременно найдут, как объяснить наши смерти и очернить и опозорить наши имена, да еще и спишут на нас несколько громких, нераскрытых дел.
  Нас вывели из метро, и повели к узкой улочке метрах в пятидесяти от выхода, на которой стояли три сильно тонированных автомобиля. Солнышко недавно зашло, о чем свидетельствовал багряный закат на западе. Несмотря на поздний час, людей было много на улицах. Довольно сильной струйкой они втекали и вытекали из метро. Дул свежий ветерок, разнося вокруг запах чебуреков и выхлопов автомобильных двигателей. Гул людских голосов часто прерывался громкими звуками клаксонов автомобилей, которые застряли в образовавшейся вечером пробке совсем рядышком, на третьем кольце.
  Нас посадили в средний джип, и водитель успел завести машину, когда ночь взорвалась, ослепляя ярким светом, который проникал даже сквозь наглухо тонированные окна джипа. Все автоматически подняли руки к лицам, стараясь закрыть глаза, но было поздно. На несколько секунд все ослепли. Еще через некоторое время зрение частично вернулось. Я старался понять, что произошло, но, вдруг, ворвался звук, и машину подбросило в воздух в невероятном по своей траектории полете. Несколько раз швырнуло об асфальт, а потом с силой впечатало в стену дома. Я не сразу очухался, и очухался-то лишь потому, что был пристегнут к сидению. Я огляделся. Оказывается, что сидел я теперь вверх ногами. Машина была перевернута. И ощущение, соответственно, складывалось, будто верх с низом поменяли местами. Водитель с моим сменщиком лежали на потолке. Оба в крови и без движения.
  Я поглядел вдаль. На город. Автомобили пораскиданы, дома полуразрушены с вынесенными начисто не то что стеклами, но и рамами. Люди лежат на земле. Кто-то шевелится, кто-то пытается подняться. Слышны крики, стоны, плач. А дальше по улице, где-то далеко к югу, возможно, за городом, вырастает гриб. Тогда я вправду испугался, отказываясь верить своим глазам. Разум говорил, что это невозможно, глаза говорили совсем другое. Руки были свободны, так как, кода нас сажали в машины, то расстегнули наручники, поэтому я постарался с наибольшей скоростью отстегнуть ремень безопасности, спасший меня. Выбравшись через раму, уже лишенную стекла, я побежал обратно в метро и не сразу осознал, что левая рука почти не двигается.
  Отбежав от машины и улицы метров на двадцать, я на несколько мгновений, повинуясь внезапному импульсу, остановился и осмотрелся. Чтобы запечатлеть. Чтобы запомнить. Многие лежали без движения, наполовину засыпанные обломками. Другие, словно в наркотическом трансе, шатаясь, куда-то брели, еле передвигая ноги и явно не понимая куда идут. Третьи метались по площади, меж домами, не зная, где можно спрятаться. И лишь немногие бежали к метро - единственному в данный момент надежному бомбоубежищу. Я тоже побежал, стараясь побыстрей добраться до входа, ибо внезапно загромыхали сзади взрывы, а над головой пронеслись самолеты. Там рушились дома и все живое погибало в месиве огня, камней и осколков. Я подхватил по пути маленького мальчика, куда-то ползущего и громко ревущего, и ворвался в вестибюль станции. Что там творилось! Надрывно пищали сирены, заставляя людей торопиться, и в то же время какой-то механический голос все бубнил и бубнил.
  - Граждане, пожалуйста, соблюдайте спокойствие. Занимайте все ступени эскалатора. Не толкайтесь... - и так постоянно. Но спокойствия уже не было, да в принципе и быть не могло. Обезумевшие от ужаса и оглушенные люди рвались вперед в поисках любой возможности спасения. Многие падали и катились по эскалатору, сшибая других. Другие пытались съехать по перилам, калечились. Внизу вообще была куча-мала. Одни пытались выбраться из метро, другие, наоборот, спешили спрятаться там. Верхняя половина эскалатора была почти пустая, поэтому я без препятствий дошел практически до середины, а потом стоял,  прижимая мальчика к себе, ждал, когда эскалатор спустит нас вниз. Спуск казался бесконечным, но все же он закончился. Я начал медленно пробиваться сквозь людскую толпу ближе к центру станции, но происходило это медленно. Стена нервозных и испуганных людей никак не хотела поддаваться, сдавать свои позиции, поэтому приходилось работать локтями, чтобы хоть на сколько-нибудь продвинуться вперед. Вновь заговорили динамики:
  - Граждане, соблюдайте, пожалуйста, спокойствие. Ради вашей же безопасности, оставайтесь на местах, не пытайтесь выйти на поверхность. Соблюдайте, пожалуйста, спокойствие...
  Неожиданно, на потолке, на срезе станции и эскалатора, из специальных замаскированных карманов, начали выдвигаться сигнальные лампы и загудел предупреждающий зуммер. В тот же миг с боков, из специальных пазов, появились две створки одной огромной двери. С них сыпалась маскировочная штукатурка, а где-то в глубине слышались звуки натужно работающих механизмов. Створки закрывались медленно и плавно, целенаправленно и уверенно, как будто закрывающий не обращал никакого внимания на то, что сверху по эскалатору все еще бежали люди. По всей видимости, у работников метрополитена на случай войны были свои четкие инструкции. И с момента взрыва, как я подсчитал, прошло не более пяти минут. Как говорится, кто не успел, тот опоздал. Конечно, эта пословица была здесь не уместна, но у работников метро было свое мнение. Я видел, как люди на эскалаторе все поняли сами. Кто-то ускорил бег, кто-то скатился вниз, так и оставшись там лежать, кто-то успел, а кто-то просто сел на металлические ступени, закрывая лицо руками. Одна женщина, что-то крича, протягивала на вытянутых руках ребенка, но воротам было все равно. Они неумолимо закрывались. Прежде, чем они с металлическим лязгом закрылись, я успел заметить, как сверху, со стороны входа появилась белесая дымка то ли пыли, то ли дыма, то ли еще чего, но люди, попадая в нее, падали практически сразу. Возможно, там наверху применяли химическое оружие. Двери захлопнулись, закрывая от нас старый мир."
  Дальше Денис просто пробежал по тексту глазами, вспоминая давно минувшие и полустертые моменты того самого дня, когда они с матерью оказались без отца. Даже шестилетнему ребенку они едко засели в память. Он помнил весь тот кошмар, который длился не один год, когда люди боролись за выживание, когда еще лелеяли надежды на возвращение к старой жизни, когда теряли всю свою цивилизованность в этой борьбе. Он не хотел вспоминать все это, но отрывки предложений и фраз, по которым скользил его взгляд, автоматически вызывали в нем воспоминания. Он помнил, как в первые дни и даже недели в гермоворота продолжали еще барабанить снаружи люди, то тихо, то громко каким-нибудь металлическим предметом, от чего некоторые люди внутри станции, слышавшие это, сходили с ума. Но руководство станцией было непреклонно, держа управление дверью в своих руках, приставив к ней вооруженных людей. Он помнил, когда первый раз открыли дверь, сколько мертвых тел валялось кучей за дверью. А также помнил, как выжившие потом завидовали погибшим, ибо не хватало всего. Воды, еды, медикаментов, спальных мест, а уж про отхожие места и говорить нечего. Выгребные ямы копились на каждом углу, а ямами их называли по привычке, хотя ничего общего с ямами у этих мест не было. И не один год потребовалось людям, чтобы хоть как-то наладить свой быт, производство хоть какой-то пищи и очистку грунтовой воды. Даже эти небольшие победы доставались тяжелым трудом и немалой кровью.
  Человек из дневника, меж тем, навсегда потерял веру на встречу со своей любимой, но, тем не менее, рук своих не опустил. Он вернулся на климатическую станцию Туман-1 и после долгих разборок с оставшимся там мордоворотом, опять стал на ней работать. После случившейся катастрофы было неприемлемо, чтобы случилась вторая и уже подчистила и завершила труды своей сестры сверху. Денис, наконец, дошел до последней записи в журнале.
  " День две тысячи двести двадцать девятый.
  Вчера, наконец, сдох аварийный генератор, что, собственно, мы с моим новым сменщиком и ждали вот уже около месяца. На все наши уговоры провести сюда электричество от общей сети, начальник станции ответил отказом. Он не верит нашим словам. Оно, конечно, понятно, но... Это прорвалось. Появилась широкая трещина в стене за последним агрегатом, после чего в комнату ворвался туман. Он забрал моего напарника. Просто растворил его в себе и убрался восвояси. Сегодня моя очередь. Хорошо здесь двери герметичные. Оно еще долго не высунется в метро. Но, когда этот день настанет, спаси и сохрани всех. Жанна, скоро мы с тобой встретимся! Любовь моя. За мной уже идут. Пойду выпью водки, чтоб ждать было веселее."
  - Во, блин! Везет, е-мое, так с детства! - не удержался Денис. Остальные, болтающие между собой о чем-то, повернули головы к нему, тут же притихнув. Денис тем временем разворачивал сложенный в несколько раз листок той самой бумажки с описанием биологического оружия, которую рассказчик оставил у себя. Почему-то он уже догадывался, о чем там пойдет речь.
  - Денис, - не выдержал Рваный. - Какие-то проблемы? У тебя что-то вид не очень.
  - На, почитай, - протянул тому тетрадку Денис. - У тебя тоже не очень вид будет, если будет вообще. Можно со дня две тысячи сорок четвертого начать. Там самое интересное, а все остальное сейчас не актуально, можно сказать. Да. Не стесняйся, читай вслух, чтобы у всех лица были не очень.
  Пока Рваный зачитывал дни из дневника, Денис, тем временем, изучил тот листок, что так бережно хранил при себе рассказчик.
  " Выписка из протокола обследования образца #411.
  Полученный в результате эксперимента #356 штамп вируса Сибирской Язвы под кодовым названием ТУМАН-С, то есть термоустойчивое мульти аморфное нано существо, нельзя назвать вирусом в прямом смысле этого слова. ТУМАН-С является организмом более высшего порядка. Имея в своем распоряжении миллионы или миллиарды клеток вируса, он, тем не менее, ведет себя как живое существо, организуя из этих клеток сложное симбиотическое образование в виде тумана, который, в зависимости от конкретной ситуации, может менять не только форму, но и свои свойства, подстраиваясь под условия окружающей среды. Известен случай, когда поглощенный ТУМАНом-С предмет воспроизводился им же в строгих соотношениях и размерах, только из своих, подконтрольных ему клеток. Генное вмешательство в структуру ДНК его клеток, привело к тому, что ТУМАН-С практически не подвержен влиянию внешних раздражителей, а также не восприимчив к воздействию агрессивных сред, что ведет к тому, что его практически не возможно уничтожить. Единственное, чем до сих пор его можно было сдерживать, это микроволны. Они влияют непосредственно на клетки, разрушая их, но ТУМАН-С быстро воспроизводится и, что еще интересней, он чувствует воздействие микроволн на свои клетки и старается всячески избегать такого рода воздействий на свой, если можно так выразиться, организм. То есть, говоря человеческим языком, убегает от него, стараясь восстановить утраченные клетки. А поместить его в небольшое замкнутое пространство, для его полного уничтожения, задача почти невыполнимая. Кроме того, ТУМАН-С питается всем, что имеет углеродную составляющую, а из-за мельчайшего размера клеток, его практически ничем невозможно остановить или оградить. Считаю, что для военных целей эта разработка чрезвычайно эффективна, но необходимо разработать средство управления... "
  Денис, дочитав и отдав листок Рваному, поднялся с восклицанием:
  - Уроды! Всевозможного оружия им было мало! Они еще и мутации научились делать! - и пошел под недоуменные взгляды остальных к задней стене помещения, чтобы осмотреть ее. Зайдя за крайний левый агрегат, он понял, что ноги становятся ватными, а руки опускаются. В стене зияла дыра, которая вела в какие-то старые помещения или подвалы. Слова из дневника воплощались в жизнь прямо на глазах, скрытой угрозой нависнув над ними. Оказывается, туман не произведение войны, случившейся десятилетия назад, а дело рук человеческих. Он с отвращением сплюнул, потом несколько минут смотрел в темноту древних сооружений и быстрым шагом направился к товарищам, которые уже дочитывали последний листок, подкинутый Денисом. Их восклицания, которые они выражали по-поводу прочтенного, не содержали ни капли восторга, скорее удивление, переходящее в тревогу. Когда Денис подошел, то Сорока первый задал вопрос, мучивший всех остальных.
   - Что это значит? - Денис, осматривая с мрачным видом дверь, на несколько мгновений задумался, потом тихо проговорил, отвечая как бы самому себе.
  - То, что находится там, за дверью, то, что съело нашего Торчка, это и есть ТУМАН-С. А дом его, как явствует из дневника, находится за этим помещением, в катакомбах, начинающихся там, - он указал на противоположный конец комнаты, - за стеной. Еще его невозможно уничтожить ни одним известным нам методом, если, правда, никто не знает, где взять эти микроволны.
  - Не, - подал голос Рваный, - микроволновки у меня с собой точно нету, да и маловата она, наверное, будет.
  - Есть вариант еще с напалмом, только опять же достать его негде.
  - Кроме того, - продолжил Денис, когда Сорока высказал свою версию, - если его дом там, а он, судя по срокам, насытился, тогда он хочет домой и путь его, к глубокому нашему сожалению, лежит через эту комнату, в которой мы так удобно устроились, - все тревожно переглянулись. - А, поскольку, ТУМАН-С настолько мелкий по своей природе, да еще такой всеядный, то, я думаю, что его не сдержит эта дверь.
  - И что же... - начал Сорока.
  - Что нам делать? - закончил за него Денис. - Ну, я предлагаю прогуляться по катакомбам.
  - Зачем? - переспросил Рваный. - Он и там нас найдет. Мы все равно, в итоге, погибнем.
  - Может, и погибнем, - пробормотал Денис, - но, во-первых, лучше позже, чем сейчас, - он  указал на дверь, сквозь герметик которой еле заметной дымкой начал просачиваться туман. Все тут же повскакивали с мест, а Денис продолжил. - Во-вторых, если эта станция называется Туман-1, то значит где-то есть и Туман-2, а, возможно, что и Туман-3, так что у нас есть шанс отыскать одну из них, а это уже где-то рядом с поверхностью, либо с какой-нибудь веткой метро. Кроме того, там еще есть и лаборатория где-то, из которой мы можем попасть в музей, а оттуда на поверхность.
  Доводы Дениса были намного привлекательней, чем стоять здесь и ждать, когда же туман выдавит себя из щелей настолько, чтобы их четверых уничтожить. Группа быстро собралась и, перейдя через проваленную стену, устремилась в неизвестность.