Больше всего, пока они шли по коридорам, Алису занимала одна мысль. Вернее, позже появилась и вторая, но эта была гораздо важнее и, скорее всего, невыполнимая. Туман вел себя, как живое существо. Мыслил, реагировал на действия людей, совершая свои определенно обдуманно. Но вот мысли-то Алиса как раз и не ощущала. Совсем ничего. Пустота, а если вдуматься, то как-то же они передавали информацию друг другу. Одна клетка этой заразы другой. Та третьей. И так по цепочке, по всей видимости, информация попадала ко всем клеткам этого странного в высшей степени организма. Возможно, все это происходило на уровне соприкосновения, обмена веществ. И вот ее очень интересовало, как она может передать какую-нибудь мысль, какое-нибудь чувство этому существу, когда оно ее не слышит и не чувствует. Не прикасаться же в самом деле к нему? Допустим, она могла бы отпугнуть ТУМАН-С, внушить ему страх перед людьми, панику, или, в крайнем случае, заставить изменить свойства своих клеток. Но как это сделать? Она весь путь размышляла об этом, пока на нее не навел автомат Рваный.
  Почему? Он боялся оставлять Дениса с девочкой? Он не доверял ей? Теперь становились понятны его угрюмые взгляды, его молчание, когда они находились в троем и его нежелание как-либо с ней разговаривать. Очевидно, он знал гораздо больше, или думал, что знает. Если так пойдет и дальше, то это может стать проблемой для Алисы. Странно еще было и другое. Она не видела его мыслей, не ощущала его чувств. Так, будто их вовсе не было. Такая же пустота, как и с туманом, такая же пустота, как и с Громом. Она не могла воздействовать ни на кого из них. В случае с Громом, она поняла это еще на Семеновской. Мысли его она чувствовала, но какие-то расплывчатые и неясные, а вот мысли Рваного не чувствовала вовсе. Странно. Либо это особенность их организма, либо способность, которой они обладали. Как она могла читать мысли окружающих, так и они умели прятать свои от чужого воздействия. Что ей ждать от этого человека? Вот он чуть не расстрелял ее, едва решив, что она угрожает Денису. Что же будет дальше? Под его напускной веселостью, чувствовала она, скрывается совершенно другой человек, или наконец-то возвращается из прошлого, временно потерянного из-за амнезии.
  Интересно, понимает ли это Денис? Или для него это все тот же Рваный, которого он встретил два года назад на Курской? Все забывший дурачок, потерянный во времени и пространстве и чуть-чуть не потерявший собственную жизнь. Знает ли он, что Рваный уже не тот, что раньше? Ведь памяти в его глазах гораздо больше, чем в поведении. Надо будет за ним понаблюдать, мало ли что...
  Кстати, о Денисе. Он сильно изменился. Он теперь был намного уверенней в себе, чем раньше. Его голову теперь занимали совсем другие вопросы, нежели сведение счетов с жизнью. Он стал реже оглядываться назад. На прожитую жизнь. Реже вспоминать прошлое и те страшные события, которые унесли жизни его близких, нарушив его психику, разорвав душу на части. И он стал больше доверять ей, чем в начале путешествия. Он даже согласился на то, чтобы она помогла ему со снами. Это уже был явный прогресс. Теперь она могла ему помочь. Ведь он устал уже жить в таком искромсанном мире. Вечно жалеть и ругать себя. Вечно видеть истерзанные лица своих любимых. И, что самое главное, он понял, что встретив девочку, он встретил понимающего в ее лице человека. Она знала о всех его бедах, сочувствовала и, по всей видимости, хотела помочь. Надо будет проявить все свое умение и способности, чтобы он стал нормальным человеком. Чтобы верил ей. Чтобы стать ему другом. Ведь у нее так мало друзей в этом страшном мире. Вернее, кроме пропавшего брата, нет никого, кто мог бы ей быть другом. Кто понимал бы ее и не требовал бы ничего взамен. Как раз Денис и мог бы оказаться таким человеком.
  Ее мысли вернулись обратно к ТУМАНу-С, к тому, как с ним бороться. Как можно на расстоянии внушить ему мысль, или изменить природу его клеток. Необходимо найти решение, иначе...
  Ей, вдруг, вспомнилась станция Партизанская, ее недолгая жизнь у Троцкистов, вернее, у тех, кто выдавал себя за них. Вот кого бы она поставила наравне с туманом. Плохие люди, плохие во всех отношениях, прикрывающие свои зверства какой-то варварской идеологией. Ну и шороху же она тогда там навела. Она даже улыбнулась, вспоминая прошлое, проведенное ей на этой станции.
  Стук колес, рычание двигателя, скрипящие из-за противогазов голоса. Все это отрывками долетало до ее уставшего сознания. Ее некоторое время везли, потом, взяв на руки, несли куда-то. Потом, особо не церемонясь, бросили на пол, после чего послышался лязг металлических дверей. В ее сознание отрывками вплыли женские голоса. Они перешептывались где-то совсем рядом. О чем, было не разобрать, но после этого ее укрыло сверху что-то теплое. Алиса, ощущая тепло всем телом, плавно провалилась в сон.
  Она проснулась от необъяснимого чувства страха и ненависти, странным образом смешанных и переплетенных друг с другом и витающих вокруг. Сразу же уют и легкость, пришедшие со сном, куда-то подевались. Как будто она и не спала. Как будто она оставалась еще там, в лесу. Только теперь эти чувства исходили от людей. Одни от беззащитных, не имеющих сил постоять за себя, другие от жестоких и злых, которые наполняли своей злостью все вокруг. Это явно было не хорошо. Так, где же она оказалась? Не открывая глаз, она попыталась припомнить все, что с ней приключилось. Одни отрывки. Борьба с лесом. Станция Измайловская. Люди в защите и противогазах. Езда куда-то... Все. Да, еще одеяло, заботливо накинутое на нее кем-то.
  Она открыла глаза и повернулась, приподнимаясь на локте и оглядываясь. Она находилась на станции, погруженной в полумрак. Не горело ни одной лампочки, только костры, да кое-где по стенам смолили факелы. На станции было три пути и две платформы. Крайний путь занимали разнокалиберные постройки и хижины, около которых околачивались бомжеватого вида фигуры с поблескивающими автоматами в руках. На центральной, наполовину загнанный в тоннель, стоял настоящий поезд, о которых Алиса иногда слышала рассказы. Он стоял, как монолит, темный, с заколоченными окнами, но девочка чувствовала, что там тоже есть люди. На обоих платформах горели кое-где костры, вокруг которых тоже бомжеватого вида фигуры сидели. На другом крайнем пути стояла дрезина, на которой ее, по всей видимости, и привезли. Еще у обоих выходов со станции стояли патрули по два или три человека.
  Алиса находилась в клетке, на правой платформе, где кроме нее в углу жалось еще несколько фигур. Название станции разглядеть не удавалось из-за плохой видимости.
  - Лучше тебе было не просыпаться, девочка, - раздался над ухом тусклый женский голос. - Или лучше вообще умереть. - Алиса повернулась к говорившей и разглядела лишь сгорбленную фигуру с густой, лохматой шевелюрой, морщинистое, сморщенное лицо и темные провалы впалых глаз. Женщина, скорее всего, чем-то болела, о чем говорил хриплый голос и частое покашливание. Одна из семи фигур в углу клетки затряслась при этих словах и зарыдала.
  - Где я? - спросила девочка.
  - Ты? О! В месте, которое напрямую связано с Адом. Там, откуда не возвращаются. На Партизанской.
  - А что с этим местом не так? И кто все эти люди вокруг?
  - Троцкистами они себя называют. - Немного помолчав, начала женщина. - Грязные собаки со лживыми языками! Кхе... Кхе... - прокашлялась она. - Но это все ложь! Прикрываются громким именем одного из вождей Великой Революции, но не более. На самом деле, просто воры, разбойники, насильники и убийцы. Даже идеологии своей нет. Мудаки! Нет, это ж надо! Чтобы Троцкий придумал такой лозунг! Трижды, мудаки! "Кто не с нами, тот против нас!" Вот и вся их идеология! Засунуть бы им ее в одно их заднее место... Да поглубже... - женщина, все более распаляясь, перешла с шепота на громкий голос. У ближайшего костра начали поворачиваться люди. Один из них прокричал:
  - Слышь, Клавка? Пасть свою закрой! Иначе Дмитрия Олеговича сейчас позовем. Опять несколько дней на цепи просидишь. Вместе с этими. Подстилками.
  - Пошел он... - начала, было, старая женщина, но, когда кто-то у костра начал подниматься, притихла, вновь перейдя на шепот. - Жалко мне тебя, девочка. Молодая совсем еще. Не выдержишь. Как вообще тебя сюда занесло-то? Попалась на их сладкие разговоры, что ли? Чего пообещали-то, хоть?
  - Чего пообещали? - Алиса никак не могла понять, что имеет ввиду женщина.
  - Ну, они сначала обещают сладкую жизнь. Рай, который не построили коммунисты. По всем станциям работают. Ищут наивных и доверчивых, или отморозков каких, которым скучно жить надоело. Это в метро-то! А затем все! Распределяют, так сказать. Если ты не с ними, то против них.
  - А как же они сюда-то всех приводят?
  - Да через Красную ветку и Черкизон. У них там проход, можно сказать, свободный, - она опять прокашлялась, затем продолжила. - Ну мужикам проще. Если он сволочью не оказался и не присоединился к ним, то его просто пристрелят. Тут же. На перроне. А вот для нас, вернее, для вас, - она обвела жестом все фигуры в клетке, - выбор несколько богаче. Либо стать такой же, как они, и размахивать оружием направо и налево без каких-либо раздумий и, возможно, стать матерями их детей. Либо вести полуголодную рабскую жизнь, не вылезая из их плантаций и ферм. Или ты станешь Подстилкой. - Старушенция опять закашлялась. - Навсегда и без права освобождения от этого до самой смерти.
  - Почему Подстилкой?
  - Тебя посадят на цепь возле одной из колонн. Вон, посмотри, - Алиса пригляделась. Возле нескольких колонн на цепях были прикованы голые и трясущиеся женщины. - Вас будут кормить костями и насиловать. Насиловать на глазах у всех и каждый день. Обычно беременность не заставляет себя долго ждать, а при родах женщина и ребенок обязательно умирает. Еще ни разу не было, чтобы не умерла.
  - Зачем они это делают? - ужаснулась девочка. Она пыталась проникнуть в чувства и мысли одной из них, но не смогла. Ни того, ни другого просто не было. Это были уже вечно голодные самки, которым ничего уже было не надо, лишь бы получить свою обглоданную кость, либо остатки чьего-нибудь ужина, просто выплеснутого на пол рядом с ними. Все их чувства убили эти мрази, что жили вокруг.
  - Зачем? Ну, в общем, смысл есть. Для устрашения и быстрого, так сказать, убеждения остальных, новеньких. Чтобы не очень-то сопротивлялись. Кхе-кхе.
  - Что же это за люди?
  - Люди? Это? - женщина как-то печально расхохоталась. Вряд ли это люди, девочка. Кто угодно, но только не люди. И даже не звери. Потому что звери со своими так не поступают. - Она сплюнула на пол, замолчав.
  Алиса прижалась лицом к холодной решетке, наблюдая, как проходящие мимо пинают сидящих на цепи женщин. Даже дети, которые бегали рядом, наученные взрослыми, постоянно что-нибудь в них кидали, злорадно смеясь. В конце платформы открылась дверь, вышел человек и направился к мужикам, сидящим у ближайшего к клетке костра. Все было предельно ясно. Девушки тесней забились в дальний угол клетки.
  - Глеб, Зиныч, пора начинать! - сказал подошедший к костру мужчина. - Дмитрий Олегович ждет.
  - Да, Вениамин Петрович, идем. Как думаете, сегодня весело будет?
  - Думаю, как обычно. Давайте уже, двигайте булками.
  Двое мужиков с автоматами поднялись и направились к клетке. Олег встал у выхода, освещая фонариком клетку, а Зиныч открыл клетку и вошел. На Алису и старую женщину он не обратил никакого внимания, а сразу направился в сторону женщин, забившихся в угол. Те завыли. Он схватил одну за руку и стал тянуть к выходу, но та сопротивлялась, царапалась и кусалась. Тогда Зиныч со всего размаха ударил женщину кулаком в челюсть. Та, завыв, прекратила сопротивление.
  - Что ты делаешь, козел?! - закричала Алиса и бросилась на мужика с кулаками, но тот заржал и легко отбросил ее в сторону.
  - Успокойся, деточка. Ты у нас на десерт, - и он потащил уже практически не смеющую сопротивляться девушку к выходу. Там под дулом автоматов она пошла сама, заламывая себе руки и громко всхлипывая, в сторону страшной двери, где таким извращенным образом решались судьбы всех попавших на станцию людей. Минут через пятнадцать троица вернулась. Очевидно, девушка долго не сопротивлялась и решила, дабы не попасть в Подстилки, пойти либо в касту рабов, либо в касту троцкистов добровольно.
  Опять повторилась та же история. Забрали еще одну женщину. Но та уже отбивалась более упорно, поэтому до двери ее тащили за руки оба провожатых. В ее голове Алиса чувствовала страх и злость. И панику. Всепоглощающую панику, переходящую в ужас.
  - Зачем ты им все это рассказала? - прошептала девочка. - Страх и паника от этого в них только больше.
  - Зачем? - удивилась старая женщина. - Чтобы у них был выбор. Чтобы они знали, что их ждет дальше. Чтобы хоть что-то смогли решить заранее. А страх и паника - чувства проходящие. Когда очень долго живешь с ними, то они стираются, истлевают и от них ничего не остается. Конечно, хотелось бы, никогда не ведать страха, но наш мир, весь наш теперешний мир просто не позволит нам это. Он весь, с ног до головы, пронизан страхом. И только люди, лишенные его, или умеющие его сдерживать, способны выжить в любых условиях. Но чтобы лишиться его, уметь управлять им, надо много-много страшного в своей жизни повидать, чтобы страх стал обыденным. А это не каждому дано вынести. Далеко не каждому. Пусть боятся, пусть паникуют, пока есть возможность, ведь, если иначе, то это уже не человек, а какая-то машина, или, что еще хуже, кукла.
  Женщина замолчала, но девочка к тому моменту ее уже не слушала. Она права. Как это ни странно звучит, но она права. Даже у Алисы с ее приспособляемостью к новому окружающему миру, которой нет у обычного человека, с ее умением владеть и управлять мыслями и чувствами, тоже был страх. Вернее она его тоже частенько испытывала. То от неведомого существа, то от одиночества, то от опасения за жизнь своего брата. Страх давал жизни определенный смысл. Бояться за кого-то, бояться чего-то. И из-за него люди действительно не были простыми куклами.
  Алиса напряглась. У двери что-то происходило. Сначала вышел Вениамин Петрович, следом на платформу выволокли сопротивляющуюся женщину. Вениамин Петрович остановился и, сложив руки рупором, прокричал:
  - Господа! Сегодня есть желающие первыми опробовать новую подстилку? Милости прошу...
  Алиса похолодела, наблюдая, как от соседних костров потянулись люди. Они, как стервятники, слетающиеся на запах крови, собирались вокруг в предвкушении нового зрелища. У Алисы появилось ощущение падения. Падение куда-то вниз, в бездну. Что происходило там, разглядеть, конечно, было невозможно, но крики бедной женщины выводили из равновесия, лишали воли, заставляли слезы катиться из глаз сами собой.
  - Не смотрела бы ты туда, девочка. Ни к чему это. - печально произнесла старая женщина.
  - Я хочу, - прошептала в ответ Алиса. - Просто хочу. Мне надо. Надо это запомнить. Запомнить, какими животными бывают люди, вернее тварями.
  Когда Зиныч зашел вновь, Алиса набросилась на него опять, царапая и кусая, как обычный человек, забыв все свои способности, очумевшая от безнаказанности происходящего. Тот хлестким ударом руки отшвырнул девочку к прутьям.
  - Подожди, - рявкнул он. - Твоя очередь еще настанет. Так. Кто тут у нас следующий?
  - Зиныч, - вдруг, раздался голос Вениамина Петровича, - погоди. Я думаю, что Дмитрий Олегович уже готов принять эту маленькую сучку.
  Тот заулыбался, подошел к девочке и, схватив ее за руку, поднял на ноги одним рывком.
  - Сама пойдешь, или как?
  - Сама, - буркнула Алиса. Страха не было, как не было и тогда, когда она проходила мимо костров, где сидели мужики с лицами, полными похоти, и разглядывающие ее с головы до ног. Была лишь злость. Злость, которая переполняла сейчас все ее существо. Она была готова душить каждого, кто находился здесь, кто совершал все это. Проходя мимо вакханалии, творившейся в конце перрона, она глянула туда. Сквозь просвет между плотно стоящими зрителями, в рядах которых она заметила даже нескольких женщин, издевательски скалящихся и подзадоривающих исполнителей, она разглядела лицо девушки. Та уже не кричала и даже не плакала. Ее широко раскрытые глаза были мутны и отстраненно смотрели куда-то в пространство, никак не реагируя на происходящее с ней. Алиса поджала губы, с хрустом сжимая кулаки. Она сгорала от желания начать убивать на месте каждого, но для того, чтобы выполнить задуманное, ей надо было встретиться сначала с самым главным, который руководил здесь всем. Надо было сначала посмотреть в его глаза, проникнуть в его мелкую душонку, чтобы эти зверства не прошли для него просто так. Чтобы он всю оставшуюся жизнь платил за злодеяния. Она была полна решимости.
  Дверь распахнулась, и ее ввели в роковое для многих помещение. Мягкое кресло, стол, стул и несколько шкафов, забитых книгами, и все. Вся обстановка. Алиса не знала, что хотела увидеть. Черепа, свечи, кресты, всякие мистические и оккультные знаки на стенах. Но ничего этого не было.
  Обычная комната, с обычной обстановкой, которую мог позволить себе начальник любой станции. Необычным был лишь хозяин помещения. Вместо головореза с безумным видом, в мягком кресле сидел обычный молодой человек, лет восемнадцати, с безумно красивым лицом. Сквозь надетые на нос очки он смотрел в книжку. Алиса даже опешила сперва. Как в таком юноше может скрываться такое чудовище? Хотя, если взять ее саму, то тоже никто не мог бы предположить на вид, что она чем-то отличается от остальных. Повинуясь жесту Глеба, она с гордо поднятой головой уселась на стул, стоящий напротив юноши.
   - Выйдите все, - приказал он, не поднимая глаз от книги.
  - Но, Дмитрий Олегович... - начал было Вениамин Петрович, но юноша оторвал глаза от книги и посмотрел на него таким взглядом, что тот сразу вытолкал остальных и скрылся за дверью сам. Потом юноша посмотрел на Алису и отложил книгу в сторону. Девочка с достоинством выдержала пристальный и умный взгляд его красивых глаз. Он вздохнул.
  - Ну-с. И что мне прикажешь с тобой делать? - он, казалось, задумался, размышляя, что ей предоставить.
  - А что ты можешь? - презрительно прервала его размышления Алиса.
  - Хорошо. Буду с тобой честным, как настоящий и истинный троцкист, продолжатель...
  - Никакой ты не троцкист! - опять прервала она его. - А жалкий, весьма жалкий тип. Мне та женщина в клетке все рассказала.
  - А! - вдруг, засмеялся он. - Так ты уже познакомилась с моей любимой мамашей? Вот умница.
  - Она... Твоя мать? - она не могла поверить своим ушам. Почему он с ней так обошелся? Вспоминая своих родителей, Алиса не могла себе даже представить, что может засадить их в клетку, лишить свободы, вообще причинить хоть какой-то вред. - Как же...
  - Как она меня такого непутевого так плохо воспитала? - он, вдруг, посерьезнел, и его лицо сделалось жестким и неприятным. - Да никак! Она была шлюшкой у этих троцкистов! Спала с любым только за идеологию и его светлые мечты! Как, скажи, в таких условиях можно вырасти нормальным человеком? Я ненавижу эту идеологию! И поэтому, пол годика назад, я сделал маленький переворот. Своего отца и еще нескольких главных идеологов убил, а с кучкой оставшихся и непонимающих я сделал новый порядок, который удовлетворяет теперь нас всех.
  - Тебя, по-моему, - произнесла девочка, видевшая все его мысли, как на ладони, - вообще ничего не удовлетворяет. Вот потому-то ты и издеваешься над женщинами. И в особенности над своей матерью.
  Юноша гневно заиграл желваками и сжал кулаки так, что хрустнули и побелели костяшки.
  - Откуда ты...
  - Да у тебя это на роже написано, - медленно, с издевательской улыбкой, произнесла Алиса, удовлетворенно чувствуя, как в нем поднимается злость и та самая паника, которая была в его жертвах, и только от одной мысли, что об его мужской немощности может кто-то узнать. Но, вдруг, он успокоился и заискивающе улыбнулся.
  - Ты в курсе девочка, что столь подробная информация обо мне не может выйти наружу этого помещения? Любой, обладающий этой информацией, долго не живет. Так скажи мне, девочка. Ты хочешь жить?
  - Я и живу, только не понимаю, что от меня-то ты хочешь? Ты даже изнасиловать меня не сможешь, как твои дружки тех бедных женщин.
  - Так вот, - он пропустил мимо ушей замечание Алисы, хотя побледнел еще больше. - Я тебе предлагаю сделку. Ты мне расскажешь, кто тебе дал подобную информацию, а я, в свою очередь, пообещаю, что ты спокойно уйдешь с этой станции в любом удобном для тебя направлении.
  - А как тебе можно верить? - спросила девочка. - Ты же обманываешь всех вокруг. И даже себя, думая, что мстишь за свое лишенное любви детство.
  - Я их не обманываю! - он остановился и серьезно посмотрел на Алису. - Деградирующее общество, деградирующие люди. Как, скажи, ими вообще можно управлять? Я понял одну важную вещь из их идеологии. Дай народу хлеба и зрелищ, и можно вертеть ими, как хочешь. Что ж, зрелищ я им даю в избытке, а что, скажи, может быть более увлекательней для человека, чем похоть? Только разврат! - он улыбнулся. - Ну а хлеб они себе сами добывают, вернее добывают людей, которые этот хлеб им производят. Так что, девочка, никого я не обманываю. Так что верить мне можно.
  - Даже если так, а я в это не верю, я помочь тебе все равно ничем не могу. Мне никто ничего не рассказывал. Я сама все поняла.
  - Тем хуже, - пробормотал юноша. - Для тебя, естественно. К сожалению, сделать выбор я тебе дать не могу, иначе нежелательная информация расползется, сама понимаешь. Поэтому для тебя на моей станции только одна дорога. Одна судьба. В Подстилки. Жаль, что ты еще такая юная и не зрелая, но это, думаю, даже лучше. Это добавит огонька во всеобщие любовные игрища и ты, думаю, будешь пользоваться отменной популярностью... - и он ехидно засмеялся.
  - А ты уверен, что сможешь что-либо сделать? Ведь, поверь, как там тебя? Дмитрий Олегович? Так вот, поверь, что не все в мире поддается твоему управлению и влиянию. И тебе не стоило отпускать отсюда своих псов. Своих церберов. Поверь мне. Это простейший закон выживания - не недооценивай противника! - и она улыбнулась, все так же расслабленно сидя на стуле. Она видела, как забеспокоился юноша, периодически оглядываясь на дверь и кусая губы. Червячок сомнения был посеян в его душе. Беспокойство и паника начали расти. Теперь нужно немного - всего лишь укрепить и усилить их. И Алиса даже не собиралась для этого прибегать к своим способностям. Все получится и так.
  - Да кто ты? - прошептал Денис Олегович.
  - Кто я? А ты как думаешь? Девочка, которую нашли на поверхности, без каких бы то ни было средств защиты. Ни о чем не говорит? Без противогаза и химзащиты. На станции Измайловская - станции под открытым небом. Ну как? Есть какие-нибудь мысли? - она ожидающе сделала паузу, видя, как его глаза округляются и начинают бегать по сторонам. От двери, за которой находились его соратники, до шкафа, где, по-видимому, было спрятано оружие, и задержались на красиво и богато инкрустированном кинжале, который висел на стене. Юноша медленно и бочком, не спуская глаз с Алисы, поднялся и начал двигаться к этому кинжалу. Девочка улыбнулась еще шире. - Неужели ты думаешь, что он тебе поможет? Кинжал? - Юноша вздрогнул. Девчонка читает его мысли, как открытую книгу! Что за чудовище эти мудаки сюда притащили? - Хочешь еще пару фактов, чтобы уж точно знать, кто я? Хочешь? Откуда, как ты думаешь, я там появилась? На этой станции? И ни чудовищ, никого вокруг?
  - Ты... Ты... - Дмитрий Олегович начал заикаться, но, сделав над собой усилие, все же подошел и взял со стены кинжал. И повернулся к девочке. Та сидела спокойно и все так же улыбалась. - Ты мутант? Ну, тогда с моей станции для тебя только одна дорога. Один путь. Это смерть. - Он вытащил кинжал из ножен и медленно пошел на нее, а Алиса продолжила:
  - Я тебе так и не сказала, откуда я взялась на этой станции. Что ж, давай скажу. Я пришла туда из Измайловского парка, - она почувствовала, как его страх подскочил, заставляя дрожать руки, но он все еще шел на нее с кинжалом целенаправленно и ожесточенно. - А, как ты думаешь, девочку, прошедшую через Измайловский парк, возможно убить?
  Он с рычанием загнанного зверя бросился на нее, высоко подняв кинжал, но завершить начатое так и не смог. Алиса уже полностью его контролировала. Она встала из стола и медленно пошла вокруг юноши, застывшего, как статуя, с поднятой рукой. Он дрожал мелкой дрожью, бегая глазами из стороны в сторону, но сдвинуться или вообще как-то пошевелиться не мог.
  - Знаешь, - медленно заговорила она. - Ты, с твоими задатками лидера, мог бы связать это общество какой-нибудь единой целью, дать людям веру в будущее, дать им шанс на выживание. Но ты этого не сделал. Наоборот, ты, словно стихия со своими обидами и комплексами, уничтожаешь не только их самих, но еще и их душу. За твои обиды расплачиваются ни в чем не повинные люди.
  - Отпусти! - выдавил из себя через силу юноша. - И тебе никто ничего не сделает!
  - Не сделает! - подтвердила Алиса. - Мне, собственно и так никто ничего не сделает, и я могу просто взять и уйти отсюда сама, без твоей помощи. Но. Когда я уйду, происходящее на станции повторится. Ты выйдешь из себя и начнешь мстить мне, как мстишь своей матери, продолжая творить ужасное на этой станции. А я не хочу этого. Не хочу, чтобы от моего имени творилось все это. Не хочу, чтобы вообще все это повторилось. Пусть это будет уроком для тебя. Хочешь знать, что я тебе уготовила?
  - Что? - страх и паника в нем уже достигли своего апогея. Из глаз уже текли слезы. Не каплями, а целым потоком, рекой.
  - Побудешь немного Подстилкой, вместо своих жертв. Прочувствуешь на своей шкуре, каково это.
  - Нет... - Прошептал юноша, но сделать ничего не мог. Рука с кинжалом без его участия начала опускаться, приближаясь к его лицу. И медленно и равномерно он сам себе рассек свое красивое лицо кинжалом. Крест на крест. От виска до шеи, с одной и другой стороны. Теперь его ангельское личико было обезображено нанесенными крестом ранами.
  Тогда Алиса отпустила его. Почувствовав свободу своих членов, юноша бросил кинжал и схватился за лицо, растирая начавшую обильно сочиться кровь. Теперь его лицо представляло ужасную кровавую маску, в которой очень трудно было разглядеть Дмитрия Олеговича. Он зарыдал и, вдруг, сорвавшись в визг, громко закричал, зовя охрану. Своих подопечных. На зов вбежала троица, приводившая ему женщин, и в нерешительности остановилась, вглядываясь в лицо своего начальника. Своего лидера. И Алиса в этот момент сделала просто. Очень просто. Она поместила в их глупые, зачерствевшие головы одну простую мысль. Мысль о том, что ими управляет тиран, мальчишка тиран, которому они давно и слепо подчиняются. Их обиды, усиленные, естественно, Алисой, вдруг, всплыли наружу, и их унижения, которые когда-либо каждый терпел от этого монстра, вылились в ярость. Все недосказанное и невысказанное нашло дорогу в их мыслях и чувствах. Алиса лишь подстегнула их ярость и чувство обиды.
  - Вот вам новая Подстилка! - орал размазывающий кровь по лицу юноша. - Возьмите ее! Развлекитесь с ней! А потом убейте! Убейте у всех на глазах!
  Но его никто не слушал. Троица, воспылавшая праведным гневом, медленно пошла на него. Он протирал заливающиеся кровью глаза и видел, что все идет не так. Не по его плану. И теперь он жертва.
  - Что? Что вы делаете? Вас обманывают! Вглядитесь в ваши чувства! Это не вы! Вы так не думаете! - Но все было тщетно. Троица отморозков, подстегиваемая Алисой, злостью и правдой, вдруг воспылавшей внутри, медленно надвигалась. Тогда юноша схватил недавно оброненный кинжал и в отчаянии, почти в слепую, нанес несколько ударов по своим прихвостням. Зиныч схватился за шею и, захлебываясь своей кровью, рухнул на пол, хрипя. Еще несколько взмахов рукой, и кинжал засел в ребрах Глеба, видимо не повредив жизненно важных органов, но застряв там. Теперь юноша был без оружия, и Вениамин Петрович с Глебом, который даже не подумал вынуть кинжал из раны, схватили юного диктатора. Тот заверещал, как поросенок, всеми своими силами пытаясь освободиться, но тщетно.
  - Что ж, - начал Вениамин Петрович, - Ты нам за все ответишь, сука. За то, что толкал нас на свои грязные преступления, что унижал нас всех нашими же руками, что превратил нашу жизнь в один сплошной хаос и разврат. Не хочу больше такой жизни!  Давай, Глеб, тащи его. Сейчас немного развлечемся.
  Они выволокли его сопротивляющегося на платформу, где уже собралась толпа, полная похоти и разгоряченная недавно состоявшейся здесь вакханалией. И мысль, подданная Алисой, словно вирус, переходила от одного к другому, к каждому из них. Ей оставалось только поддерживать в каждом на этом уровне все их ощущения и чувства, настолько сильные на данный момент.
  - Наконец-то, - кричал на всю станцию Вениамин Петрович. - Наконец, у нас появилась действительно стоящая подстилка! Друзья, давайте развлечемся, как никогда ранее!
  И началось! Казалось, что помешались все, и женщины, и мужчины. Те, что стояли ближе, стали срывать с себя на ходу одежду, приближаясь к выкинутой на платформу новой Подстилке. Сумасшествие распространялось со скоростью мысли и криков. Даже от самых дальних костров с другой платформы начали подтягиваться люди, возбужденные первой сценой и крайне заинтересованные происходящим сейчас. Из уст в уста передавалась заложенная Алисой мысль, что этот щенок всех их использовал в своих целях. Все были полны праведного гнева и возбуждены до предела и, привыкши к развлечениям подобного рода, они не могли пропустить такого действа, которое разворачивалось перед ними. Все хотели попробовать.
  Юноша метался на полу, в кругу раздевающихся людей. Они спорили, кому из них первому предстоит право на такое развлечение, потом сразу несколько человек из них бросились вперед и начали срывать с дико орущего юноши одежду. Тот сначала вырывался, царапался и кусался, но потом затих, постоянно воя, словно собака, попавшая в капкан. Люди очень не любят, когда их обманывают, а если их еще и используют, как каких-то Подстилок, мягко выражаясь, насилуют им мозг, тогда ярость их может быть безграничной.
  Чем дольше продолжалось это действо, тем более сильное желание разгоралось в людях. Они уже больше не могли и не хотели сдерживать себя, чтобы дождаться, когда наступит их очередь. Толпа голых мужчин и женщин, трущихся друг о друга и ожидающих своей очереди, не могла оставаться равнодушной. Всеобщее возбуждение достигло высшей точки, и люди начали уже поглаживать друг друга, сгорая от желания и похоти. И никто не был против.
  Через час или два, Алиса знала, так как часов на этой станции не было, толпа уже представляла собой кучу копошащихся, трущихся друг о друга и совокупляющихся тел. Кто с кем, разобрать было уже не возможно. Безумие охватило всю станцию, хотя, если разобраться, то безумие здесь было уже давно. Оно пришло сюда с людьми, слепо подчиняющимися и верящими своему безумному начальнику. И Алисе никого не было жаль. Она спокойно расхаживала все это время в кабинете юноши и осматривала содержимое его шкафов. Самое интересное она нашла в нижнем ящике его стенного шкафа. Там находились два автомата и три пистолета, по всей видимости, заряженные.
  Она забрала их и вышла из кабинета. На голую кучу на перроне Алиса даже не посмотрела, хотя и с удовлетворением ощущала чувства Дмитрия Олеговича. Стыд, унижение и панику. А также сильную жажду смерти, которой очень хотелось...
  Девочка свободно прошла по перрону к заколоченному составу. Охраны не было, она вся участвовала в голом действии. Даже защитные кордоны и те стянулись от тоннелей поближе к разворачивающимся в центре событиям. Интересно, думала девочка, как они будут себя чувствовать, когда страсть и похоть уляжется, и нормальные мысли вернутся в их головы. Сдохнут от стыда? Может тогда нормальное отношение к людям проснется в них? Алиса сомневалась, поэтому и пошла к составу. Там были еще люди, и Алиса чувствовала их. И они тоже должны были сыграть важную роль в дальнейшей судьбе станции и ее обитателей.
  Она подошла к вагону и постучала. Дверь с усилием открыли изнутри. Там находились несколько десятков женщин. Все они были одеты в лохмотья и выглядели измученными. Это были те женщины, которые согласились работать в тоннелях, чтобы только не стать Подстилками. Которые выбрали, уняв гордость, другую более унизительную сторону жизни на станции Партизанская, но зато эта сторона жизни хотя бы не предусматривала их смерти.
  Женщины удивленно смотрели на девочку, одновременно косясь с немалой долей страха на темный перрон, где происходило что-то, пока еще для них не понятное. Сидений в вагоне не было, а пол был устлан тряпками и другой разнообразной ветошью, видно служащей для женщин кроватями. Алиса вошла в вагон и женщины ее обступили с недоумением и тревогой в глазах. Девочка протянула им оружие.
  - Держите, - произнесла она. - Идите на перрон и оглушайте всех, пока они не очухались. Потом стащите в вагоны, а денька через два или три предоставите им выбор. Какой, решите сами, я думаю, вы все сделаете правильно.
  И Алиса вышла из вагона. Следом повалили женщины, вооружаясь, кто чем. Автоматом, камнем, доской или арматуриной. Они бросились в самую гущу обнаженных тел, вырубая тех короткими, но сильными ударами рабочих рук и отбирая оружие по пути. Девочка же шла мимо, не обращая ни на кого внимания, в конец платформы. Шла туда, где была установлена клетка, в которой ее держали несколькими часами раньше. Уже подходя к ней, она заметила подползающего к клетке голого человека. Тело его было в синяках и ссадинах, каждое движение отдавалось болью, а на руках были содраны ногти. Он тихо скулил от стыда и унижения, но полз. Полз к клетке. Полз к маме... Это был Дмитрий.
  Алиса даже остановилась от удивления, так и не дойдя до клетки нескольких метров. Дмитрий подполз к клетке и, собрав последние силы, умудрился сесть, прислонившись к решетке.
  - Мама, - позвал он тихо. - Мама... - Его плечи затряслись в рыданиях. - Прости меня.
  Старая женщина, что разговаривала с Алисой, вся встрепенулась, едва заслышав голос юноши и, спотыкаясь, бросилась к решетке, где сидел ее сын. Она протянула руки сквозь решетку. Обняла сына. Затем как-то по-матерински уверенно начала ощупывать его, исследуя тело, голову, лицо...
  - Господи, - прошептала она, когда добралась до его лица. - Что... Что произошло... Дима, Дима, миленький, все хорошо. Теперь все будет хорошо. Успокойся. Мама теперь с тобой. Мама теперь всегда будет с тобой.
  Алиса опять поразилась. Но это было нормально. Для матери ее дитя всегда останется ее дитем. Даже после всего плохого, что это дите ей сделало. Мать всегда примет обратно, как будто ничего не произошло.
  Алиса подошла к клетке. Женщины бросились к ней, просовывая руки сквозь решетку и умоляя выпустить их. Дмитрий разглядел ее в темноте и сделал движение, чтобы отодвинуться, но мать его удержала.
  - Ты... - промычал он. - Ты.
  - Тише, тише, - сказала мать, поглядывая на девочку. - Все хорошо. Мама не даст тебя в обиду. Успокойся.
  Она гладила его по голове. Успокаивала. Кажется, что он начал даже засыпать. Алиса, вдруг, вспомнила, что забыла взять ключи. Они были у Зиныча. Она пошла обратно.
  Платформа была вся забита спящими голыми людьми, вернее, людьми, находящимися без сознания. Многие так и остались лежать в тех позах, в которых и происходило соитие. Просто, почуявшие свободу женщины, не разбирая, колотили по голове всех подряд, чтобы все прошло быстро, тихо и чтобы очухавшиеся жертвы сами себе не навредили.
  Находящихся без сознания людей начали уже разносить по вагонам. Прямо так, кого за руки, кого за ноги и тащили по мраморному полу. На дальнем конце платформы, прямо рядом с кабинетом начальника что-то происходило. Алиса ускорила шаг.
  Там у стенки, на коленях, голые, с поднятыми за голову руками стояли двое мужчин. Вениамин Петрович и Глеб, которому Дмитрий Олегович засадил под ребро нож. Ножа уже не было. Из довольно большой раны сочилась кровь, а сам мужчина довольно сильно покачивался, закрывая глаза. Видно, что ему было плохо, но женщины были неумолимы. Две из них стояли напротив с автоматами в руках, направленными на голых мужчин. Очевидно, они готовились к расстрелу.
  - Простите меня, - просил Вениамин Петрович, зажмурившись. - Простите, простите, простите... Я все понял! Осознал!
  - Приготовиться! - рявкнула одна из женщин. - Пли!
Раздались два щелчка. Автоматы были не заряжены. Глеб, вдруг, накренившись, завалился на бок, видимо, рана все же дала о себе знать. Вениамин Петрович, замерев и весь, сжавшись в ожидании пули, приоткрыл глаза, не веря в чудо, и как был, на коленях, пополз вперед.
  - Спасибо! Спасибо! Я в неоплатном... - Закончить он не успел. Одна из женщин вырубила его прикладом, презрительно сплюнув.
  - Шо я тебе говорила, Роза? - произнесла она, обращаясь к другой. - Трусом он оказался! Трусом! А ты все: "Какой мужчина! Какой мужчина!" Тфу! Это не мужик! Только пел красиво, когда обхаживал тебя. Вот отрезать бы ему то, что между ног болтается, тогда б да. Запел бы действительно красиво...
  Алиса уже не слушала. Она проскользнула в кабинет к валяющемуся в луже собственной крови труппу. Обыскала его, нашла ключи и быстро вернулась обратно. Быстро открыв дверь, она спросила:
  - Я ухожу отсюда. Вы со мной? - Пять голов мотнулись одновременно, выражая свое согласие. Никто не хотел здесь оставаться. Женщины, выходя из клетки, спускались на пути, а девочка повернулась к старухе, которая все еще обнимала своего изуродованного и униженного сынка.
  - Ты идешь? С нами. На Семеновскую? - спросила ее Алиса.
  - Нет, - резко ответила старуха, потом, смутившись, добавила: - Я породила зло и мне его придется исправлять. Мое место здесь. Рядом с сыном. Я попробую возглавить этих девиц и верну станцию к нормальной, человеческой жизни.
  - Как знаешь, - Алиса повернулась, чтобы уйти, но женщина остановила ее.
  - И, прошу тебя, кто бы ты ни была, не появляйся больше никогда на этой станции. Я никогда не прощу тебе того, что ты сделала с моим сыном.
  Алиса лишь улыбнулась в ответ.
  - Я тоже была рада с тобой познакомиться, - и повернулась. Путь был свободен, и он лежал на Семеновскую...
  Из воспоминаний ее вывел резкий окрик Дениса.
  - Тихо! Прикольно это или нет, но решать это уже не нам! - он указывал туда, где белесой ватой расползался туман. Вирус, наделенный когда-то человеком необычными свойствами. Вирус, пришедший за ними, чтобы их убить, чтобы их съесть, чтобы их разобрать на мелкие частички. Этого не будет! Алиса теперь знала, что надо делать. Ему надо дать информацию, а он сам уже распространит ее между собой, так же, как это случилось на Партизанской. Тогда, когда люди с быстротой молнии друг от друга переняли ее идею, подкинутую всего лишь нескольким.
  - Денис! Дай мне свой нож! - потребовала она.
  - Зачем? - в его взгляде читалось удивление. А в мыслях и чувствах полное недоумение и сомнение в умственных способностях девочки.
  - Дай! - рявкнула она. Времени что-либо объяснять уже не было. Она схватила протянутый им нож и порезала себе ладонь. Теплая и красная кровь заструилась по пальцам.
  Девочка тем временем изменяла свои клетки. Не все, конечно, а только те, что должны были вытечь. Потом, вдруг, резко махнула рукой в сторону тумана. Кровь, что собралась на ладони, сверкая каплями в свете фонариков, полетела в туман. Алиса медленно отступила, протянув Денису нож. Он даже ничего не спросил, явно пораженный ее действием и завороженно смотрящий на ТУМАН-С, который расползался вокруг, перекрывая все пути. Надежда умерла, оставив со своим уходом только бешенный стук сердец и какую-то странную апатию ко всему происходящему.
  А туман, тем временем, чихнул. Вернее, кашлянул. Вернее, это было очень похоже на кашель. Даже звук получился похожий на кашель больного, которого выворачивает от мокроты, скопившейся в легких. Вместе с тем, в тумане образовалась воронка или просто глубокая полость, из которой вместе с "кашлем" брызнула какая-то жидкость, как будто его только что вырвало. Люди от внезапности и удивления синхронно отшатнулись, словно боясь запачкаться, словно боясь чем-то заразиться. Тем временем в тумане появилось еще несколько похожих отверстий и углублений, которые с подобным же "кашлем" так же "блевали" той же жидкостью. Словно в белой коже странного существа появились огромные язвы и сразу же прорвались, истекая гноем. Потом, вдруг, туман как-то странно съежился и через несколько мгновений выпал весь в осадок, разливаясь по полу мутновато-желтой жижей.
  - Да ну, нафиг! - раздался голос Сороки. - Не верю!
  - Что?!! - Девочка повернулась к взиравшим на нее с удивлением трем мужикам. - Ну, что?! Что я опять не так сделала?!
  На нее смотрели три удивленных и крайне ошеломленных физиономии. Одна из них как-то странно с прищуром улыбалась.
  Это был Рваный...