Из всех, на ногах устоял только Борис. Он упёр «ПКМ» в бёдро, щедро поливая свинцом прущих на него зомби. Мне даже упасть не дали. Огромное количество рук пыталось разорвать броню. Многочисленные удары обрушались на моё тело. Если бы не броня, я б не выжил. Зомби молотили кулаками по броне, некоторые пытались прокусить прочный материал. Бесчисленные ужасные лица мелькали у меня перед глазами. Всё это казалось нереальным, неестественным. Мне казалось, что я сплю, потому что в жизни такого быть не может. Но как бы я себя не тешил, это была реальность, и если я так и останусь лежать, меня просто съедят тупые, голодные зомби.
Сделав усилие, я выхватил нож. Находясь в лежачем положении, начал рубить им перед собой. На мгновение удары по моему многострадальному телу уменьшились, и этого мне хватило, чтобы подняться. В таком положении, я смогу забрать с собой побольше этих отродий. Поначалу я просто отмахивался ножом, но вскоре начал производить точные удары по ближайшим целям.
Что творилось с остальными, я видеть не мог. Крепко сжав рукоять ножа, я что было сил, крутился в толпе зомби, отбиваясь, и нанося резкие удары ножом. Меня охватила ярость, безумие. Я перестал что–либо испытывать по отношению к зомби. Я только чувствовал своё тело и рукоятку ножа, которая была крепко зажата у меня в правой руке. В каждый удар я вкладывал все силы, стараясь произвести его с большим ущёрбом для врага. В таком состоянии я почти не думал, как нанести удар, я просто бил. Многочисленные тренировки с ножом дали о себе знать.
Во время боя меня бесчисленно количество раз сбивали с ног, но я поднимался и продолжал драться. Я понимал, что если я не встану сейчас, я не встану больше никогда.
Нож то и дело врезался в мягкие тела зомби, оставляя им тяжелый раны. Круг, в котором рубился я, постепенно начинал расширяться, давая мне простор для маневров и более мощных ударов. Теперь я мог одним ударом обезглавить ближайшего зомби, или отрезать конечность. Не останавливаясь, я делал что мог: резкими ударами бил наотмашь, удары сбоку, сверху, колющие, использовал все приёмы, всё что знал. Всё время мой микрофон просто разрывался от криков, все бойцы сражались, что–то кричали, но я этого уже не слышал, меня захлестнула ярость боя. Всё происходило автоматически, на уровне инстинктов, которые не давали остановиться. В этой бешеной карусели смерти погибали все зомби, что пытались ко мне приблизиться. У них просто не оставалось шансов выжить после таких серий ударов, которые обрушивались на их гнилые тела.
Не знаю, сколько времени прошло в битве, но когда врагов вокруг меня не осталось, я обессилено упал на землю. Силы покинули меня. В глазах всё плыло, кружилось. Всплывали моменты боя, безумные лица зомби, кровь, плоть, отрезанные конечности, всё это смешалось в ужасный калейдоскоп воспоминаний, которые я не забуду никогда.
Немного прейдя в себя, я приподнялся. Вокруг меня образовался круг из тел убитых зомби. Повсюду тёмная кровь, оторванные конечности мутантов. Я ужаснулся от того, сколько мы их убили. Они были повсюду: на земле кучами, на вертолёте, друг на друге, повсюду. Рассмотреть бойцов среди тел было просто нереально.
− Есть кто живой? – Спросил я в микрофон.
Никто не отвечал. Стояла мёртвая тишина, тишина минувшего боя, унёсшего множество жизней. Моё тело настолько устало, что каждое движение, даже самое незначительное, давалось мне с огромным трудом.
− Да как тебе сказать,– прорезался в микрофоне голос Бориса. – Меня завалило трупами, помог бы кто.
Приподнявшись, я выпрямился. Броня казалась настолько тяжёлой, что мне на мгновение захотелось снять её, но я передумал. Она недавно спасла мне жизнь.
− Ты где, Борис?
− Я около вертолёта, меня завалило. Сейчас...– Борис закряхтел в микрофон.
Подойдя к вертолёту, я заметил большую кучу зомби, она еле заметно шевелилась.
Я начал разгребать кучу смердящих, гнилых зомби. Мышцы рук болели, и поэтому каждое тело казалось чудовищно тяжёлым. Но постепенно силы восстанавливались от мысли, что кто–то ещё выжил. От этого я начал работать быстрее, бесцеремонно отшвыривая трупы в разные стороны.
Вокруг вертолёта скопилось около двухсот тел, которые завалили все возможные места ведения боя. Я отгонял мысль о том, что нас осталось двое. Сейчас вытащу Бориса, и потом поможем остальным бойцам.
Тела зомби были мягкими, мерзкими. Вся кожа облезла, сгнила. Местами виднелось мясо, мышцы, от вида которого непроизвольно выворачивало всё внутри. Это были не обычные тела мёртвых людей, всё людское в них умерло давно, но их бренные тела продолжали существовать. Они жили животными инстинктами преумноженные кровожадностью и бесчеловечностью.
Большинство зомби были гражданскими. Среди тел попадались женщины, мужчины, старики. На них остались обноски старой одежды, которая походила теперь на рваные тряпки.
Освободив Бориса от кучи смердящего мяса, мы принялись разгребать остальные.
− Мужики...– протянул Николай, спрыгивая с крыши вертолёта.– Я думал, что один остался.
− Ты кого-нибудь нашёл?
− В кабине вертолёта Саня Ворон...– Он опустил голову.
− Понятно, ещё кто?
− Ещё Артур, Ваня Чёрный, Тёма Гусь, Даня, Вова.
Слова Николая эхом доносились у меня в голове. Я мысленно начал повторять имена убитых. Нет в жизни у человека выбора, только судьба. Его ноша, которую он несёт весь жизненный путь. В жизни всё кажется сложным, запутанным, а на самом деле всё просто. Это человек выдумывает себе сложности, проблемы. Мы лишь маленькие капельки в огромной реке, которые своими делами не смогут поменять русло реки.
Человек делает выбор, меняет свою судьбу так, как ему кажется лучше. У него всегда есть два выбора, два пути, и, выбрав один из них, он напрочь меняет свою судьбу. Так раньше думал я. За всю мою жизнь у меня сложилось мнение, что человек творец своей судьбы. Но теперь я поменял свое мнение, своё мировоззрение. Вся жизнь – это стечение обстоятельств, событий. У нас может и есть выбор, но только мы выберем тот, который предназначен судьбой. У меня был выбор идти в Мёртвый город, или остаться в Зоне – 17, я выбрал. Вот только не знаю, почему я сделал именно такой выбор. Что–то внутри меня говорило, что надо идти, другая же часть говорила остаться. Я пошёл. Изменяя не только свою судьбу, но и судьбу остальных бойцов. Я не смог спасти их жизни. Теперь всю свою оставшуюся жизнь, а надеюсь, что я ещё чуть–чуть поживу, я буду вспоминать этих храбрых ребят, которые погибли в этот день. И я сделаю всё, что бы их жизни небыли потрачены напрасно.
Нас осталось шестеро. Мы много прошли, нашли документы, где говорится о месторасположении нулевого бункера, потеряли половину отряда. Теперь перед нами стояла дилемма, или нам возвращаться обратно в Зону 17, или идти к Нулевому бункеру. Если мы вернёмся в Зону 17, то потеряем огромное количество времени и сил. И неизвестно, согласится Воробей отправить нас обратно.
− Ну, что думаешь? – Держа карту в руках, спросил я рядом стоящего Ивана.
− Ты командир – протянул он. – Но если честно, лучше валить отсюда к чёртовой матери.
− Ты забыл нашу цель? Которую мы лелеяли уже несколько лет. Ты забыл, что мы хотели найти? – Я убрал взгляд с карты, и уставился на Ивана.
− Дэрик, мы уже потеряли половину отряда, сколько ещё надо жертв? Кто даст гарантию, что там будет именно то, что мы ищем? Да и вообще, надоело всё.
Его слова просто убили меня. Не в прямом смысле, просто вот этого я от него не ожидал. Я ожидал подобного, но только не от него. Иван не был трусом, он просто не хотел что–либо менять. Его устраивала та жизнь, которую он сейчас проживает. Он не думал о будущем. Человеку свойственно такое поведение, когда он доживает свои дни, когда он просто существует.
− Скажи, что ты просто струсил.
− Да я струсил. Ты вообще головой думаешь? Ты что уже забыл, что видел недавно...
− Тебя, что тот монстр напугал,– я указал на труп недавно убитого монстра.
− А тебя что нет?
− Нет.
− Я так и думал.
− Ну, так ты со мной или нет? Я обратно не вернусь, пока туда не попаду. Я доведу это дело до конца. Думай. – Договорив, я повернулся к бойца, давая знак собираться.
Иван задумчиво стоял, глядя в сторону гор, именно туда, куда нам предстояло идти. Когда–то отсюда открывался красивый вид на Кавказские горы, которые своей красотой захватывали дух, заставляли трепетать перед своими мощами. Сейчас же они безмолвно возвышались среди золотистого песка, укутавшего всё вокруг. Словно снег, он был повсюду: на разрушенных домах, дорогах, уцелевших деревьях. Появление его не может объяснить никто. После войны произошло изменение климата, сильнейшее потепление высушило здешние земли. Песок стал напоминанием о том, как неизменно время. Оно медленно течёт своим чередом, изменяя всё вокруг. Теоретически, появление песка должно было начаться значительнее позже. Что–то ускорило процесс природных процессов, в связи с чем мы имеем то, что видим. Предсказать последствия ядерных войн не сможет никто, тем более в купе с химическим и биологическим оружием, и остальными, названия которых я просто не знал, да и не так это теперь и важно.
Теперь горы напоминали высокие песочные пирамиды причудливых форм. Кое-где на них торчали редкие деревца. Издалека они напоминали одинокие фигуры людей, которые застыли вот уже много лет назад.
Иван обернулся, проверил оружие, поднял большой палец вверх. Собрав всё оружие, мы вышли из аэропорта. Теперь наш путь лежит намного дальше, чем в Зону 17, и что нас там поджидает известно одному богу.
Мы двинулись в путь по старой федеральной трассе. Она проходит далеко в горы, к олимпийским объектам. Слева от дороги располагается посёлок Молдовка, справа на небольшом удалении течёт почти засохшая река Мзымта. Когда–то она была самой крупной и многоводной из рек Черноморского побережья в пределах Краснодарского края. Начало она брала в южном склоне Главного Кавказского хребта в районе Кардывачского горного узла из озера Кардывач. Пробежав среди гор 89 километров и собрав воду с площади 885 квадратных километров, Мзымта впадала в Чёрное море вблизи Адлера. Студёная, кристально-чистая вода – всё это теперь только воспоминание. Воспоминание – как река – постепенно движется, медленно утекает, забирая с собой всё самое хорошее.
Исходя из расчётов карты, до нулевого бункера мы доберёмся за двое суток, если повезёт то раньше. Точно определить время пути очень трудно, кругом всё сильно изменилось, и, исходя из этого, бойцам я сказал, что путь займёт у нас трое суток. Бойцы у меня тренированные, опытные, поэтому такое расстояние мы преодолеем без трудностей.
По мере приближение к цели, радиация превысила норму. Счётчик начал надоедливо пощелкивать, извещая нас об опасности. Американские костюмы выдерживают очень большое излучение. Без них, далеко бы мы не ушли. Наши рюкзаки ощутимо потяжелели, из-за чего двигаться становилось сложнее. Мы забрали оружие и патроны у погибших бойцов, теперь оно нам нужнее. По дороге нам попадались разрушенные дома, магазины, и не живой души, и это меня отчасти радовало. Мне, конечно, было жалко убитых или мутировавших людей, но чем меньше мы их встретим, тем быстрее доберёмся. У меня сложилось отчетливое понятие о том, что если здесь и выжил кто–то, то он враг. Здесь нас могут встретить только мутанты и зомби, выжившие же не смогут здесь находиться просто теоретически. Радиоактивное излучине было настолько сильное, что даже растения не смогли выжить, что уж говорить о живых существах...
…Мы шли, шли, и снова шли. Дорога казалась бесконечной. Вокруг только мёртвые земли, пугающая тишина и разруха. Всё вокруг казалось таким нереальным, страшным, что мозг отказывался верить окружающее. Сгоревшие, разрушенные дома, сложившиеся в кучи строительного мусора, безмолвно смотрели на нас. Мы напоминали центр живого, уцелевшего организма. Все вокруг вымерло, а мы нет. Мы продолжали двигаться вперёд, в сердце мёртвых земель. Чем мы дальше шли, тем меньше уцелевших строений оставалось.
Разбитые машины стояли посреди дороге на протяжении нескольких километров. Раскуроченные металлические каркасы, без стёкол и внутренностей расположились прямо по центру дороге. Нам приходилось обходить по левой или правой стороне некоторые отрезки дороги. Заглядывать внутрь машин было бессмысленно. Там всё настолько пропитано радиацией, что только сумасшедшему придет в голову туда забираться.
Начинало темнеть, а мы продолжали идти. Мы шли, пока не наступила ночь. В темноте двигаться, есть полное самоубийство. Фонари у нас имелись, но использовать их нелогично. Пока мы доберёмся до бункера, батареи сядут. Поэтому мы стали искать место для ночлега. И нашли его мы относительно быстро.
Слева от дороги, на возвышенности, стоял одинокий двухэтажный домик. Разрушен он был частично, но выбрали мы его не поэтому. Он находился на возвышенности, что позволяло просматривать окрестности намного дальше, чем из других мест. Хоть и была ночь, всё же с крыши здания будет прекрасно видно, если кто попытается нарушить наш покой.
Миновав невысокий металлический забор, утонувший в песке, мы вошли в здание. Оно было классическим: на первом этаже гостиная, кухня, зал, на втором три комнаты. Радиационный фон в доме не превышал нормы. Проверив чердак, мы начали укладываться спать. Дежурили по трое: один на крыше, двое около лестнице на второй этаж.
Первыми дежурил я, Николай, Миша Сухарь.
Николай на крыше, в связи со своей специальность, мы же поставили диван напротив лестницы. Если кто и вздумает забраться на второй этаж, мы его встретим плотным огнём из двух стволов.
Миша Сухарь, молодой боец. Прозвали его так, потому что он был худым и крепким. Жизнерадостное лицо, светлые волосы, зелёные глаза. Неплохой парень, хорошо воюет.
Дежурить или охранять всегда скучно. Это такое прекрасное, незабываемое чувство, когда ты храбро борешься со сном, при этом пытаясь что–то охранять. Особенно приятно, когда ты один. Одному просто весело, интересно. Ты проверяешь себя, насколько выдержан твой организм. Кто хоть раз что–либо охранял да или просто ночью дежурил, меня поймёт. Время течёт медленно, минуты как часы. Короче времяпровождение не из самых лучших. И самый простой способ убить время, это увлечённая беседа или книжка. В данном случае – это беседа.
Миша относился к типу людей очень энергичных, он постоянно двигался. Поэтому дежурство для него являлось настоящим испытанием. Заговорил он первым. Он закинул ногу на ногу, дёргая той, что сверху.
− Как вы думаете, кто-нибудь в этом мире выжил кроме нас?
− Одному богу известно.
Он наклонился к своему рюкзаку, расстегнул. Немного прошуршав в нём, он извлек два батончика сникерса.
− Вот держите, – протянул он один мне.
− Спасибо.
− Если ещё захотите, у меня там много, – он кивнул на рюкзак. – Так что берите не стесняйтесь.
− Я сильно не увлекаюсь.
Откусив немного, я удивился. Вкус сохранился, хотя срок годности давно вышел. Орех сохранил свой первозданный вкус, шоколад немного затвердел, но сладость по–прежнему осталась. Хорошая шоколадка, питательная. Съел одну и наелся.
− Этим ты в минимаркете разжился? – Я кивнул на пустую обёртку.
− Ага, я люблю сладкое.
− Уже заметил.
Мы замолчали. На улице стояла тихая, непроглядная ночью.
− Я всю дорогу думал, почему началась война, зачем, кому она нужна?! – Сухарь нарушил тишину поедания сникерсов.
− И что ты надумал?
− Тут, скорее всего полномасштабное уничтожение людей с планеты.
− Полномасштабное уничтожение людей?
− Ну да.
− Нет.
− Нет? Почему, как это ещё можно назвать?
− Война.
− Ну, вы военный человек, поэтому так и говорите. А с гражданской стороны это похоже на геноцид.
− Ты ведь тоже военный,– я повернулся в его сторону.
− Да, сейчас я военный, а раньше я был обычным студентом, который много читал и думал.
− Понимаешь, один раз отвоевав, ты на всю жизнь останешься военным. Даже, спустя много лет после войны, ты остаёшься им. Ты не смоешь это с себя никогда. Убив впервые, мы потом всю жизнь несём этот груз с собой. Кто не разу не убивал, не поймёт военных, этим мы и отличаемся от гражданских. Мы привыкли к дисциплине, чинопочитанию, беспрекословному выполнению приказов. У нас есть право убивать, потому что у нас такие приказы. Если человек убивает впервые, его потом мучают кошмары, он надолго запоминает этот момент. Есть, конечно, хладнокровные, но большинство потом мучаются, им сняться лица убитых. Ты военный, ты убивал, ты знаешь, что это такое. А вот те, кто уничтожил почти всё человечество, что они чувствуют? Что они испытывают?
− Наверное, сострадание или совесть, или их мучают кошмары.
− Нет, они даже не знают таких слов как сострадание или совесть. И поверь мне, не мучают их кошмары. Они просто нажали на пуск. Вот так, раз...– Я негромко ударил кулаком в раскрытую ладонь. – И всё, нет никого. Только их извращённые умы, идеи. Только безумный человек способен на такое.
Мы замолчали. У каждого в голове крутились разные мысли, каждый думал о чём–то своём. Причина войны останется за кулисами. Её могут знать лишь те, кто её начал. Нам же известна очень маленькая частичка безумного плана, но она настолько чудовищна, что наш мозг не хочет смириться с истиной произошедшего. Некоторые выжившие до сих пор не могут смириться с тем, что сейчас творится в мире, они живут в своих фантазиях. Некоторые до сих пор не могут поверить в то, что почти все люди планеты погибли в одночасье, в то, что выжившие являются единственными способными дать новую жизнь. Они неспособны принять объективную реальность. Кто скажет, что мир после войны стал жестоким, значит, он ничего не скажет. Это не мир изменился, изменились уцелевшие люди. Они стали воплощать в жизнь те грехи, которые накапливались в них с годами. Люди смотрели телевизоры, играли в компьютеры, жили виртуальной жизнью. Но они не задумывались, для чего создан виртуальный мир развлечений. Его единственная цель сделать из человека быдло, скот. Ведь необразованными людьми легче управлять. Время шло, человечество деградировала. Война же стала причиной, подтолкнувшей человечество к тому, что мы сейчас видим: жестокие убийства, воровство, подлость, предательство, алчность. Война лишь дала раскрыться человечеству как личностям, и сейчас бесполезно кого–то обвинять. Если хочешь изменить мир, вначале разберись в себе. Сейчас глупо искать корни чей-то вины. Мы имеем то, чего мы смогли достигнуть за два века.
Я потянулся, размялся. Спина немного затекла.
− Отнеси Николаю что-нибудь перекусить.
− Сейчас. – Миша склонился к рюкзаку. Достал саморазогревающиеся консервы с белковой кашей и несколько батончиков сникерсов.
Когда он ушёл, я достал из нагрудного кармана пачку сигарет. Опустив забрало шлема, закурил.
Выпустив большую струю дыма, я удовлетворительно крякнул.
Курю я редко, кода никого нет. Это не привычка, так способ расслабиться. Сигареты помогают на мгновение отвлечься от проблем. Как и у всех наркотиков есть побочные эффекты – слабая дыхалка, рак лёгких. Но я себя тешу лишь тем, что я мало курю. Если в этой жизни вообще ни чем не баловаться, можно здоровеньким помереть. Я конечно не враг своему здоровью, но это вам не героин или чего похуже.
В доме повисла гнетущая тишина, изредка нарушаемая незаметными потоками ветра. Докурив, затушил сигарету, бросив её легким движением пальцев. Ветерок перенаправил полёт бычка.
Я потянулся, взглянул на электронные часы, расположенные на левом рукаве брони. Осталось полтора часа.
Миша спустился на второй этаж, устало плюхнулся на диван.
− Отнёс?– сразу спросил я.
Постоянное поддержание разговора помогает бороться со сном. Так легче понять, когда твой собеседник незаметно уснёт.
− Да. Скоро мы пойдём спать.
Оставшееся время мы продежурили молча. Мы очень устали, хотелось спать. Когда Николай спустился с чердака, мы поменялись ролями.
Сон пришёл моментально. Тело нырнуло в бездонную яму сновидений.
|
Статус: Опубликовано Рейтинг книги: 9
1142 место
|