|
Чужие земли
ЧУЖИЕ ЗЕМЛИ
Тайга звенела в синей дреме,
Качая темной головой,
А в черном, мертвом буреломе —
Медвежий рык и волчий вой…
Но время шло… Кержачий выстрел
Впервой здесь грянул, словно гром,
С тех пор тайга сдавалась быстро —
Ложился кедр под топором.
Потом мохнатый и корявый
Поселок въелся вглубь тайги,
И сочные густые травы
Челночьи мяли сапоги.
И вот теперь, где был поселок,
Где был недавно темный лес,
На месте лиственниц и елок
Растет бетонный геркулес.
Где кедр махал кудлатой лапой,
Где слышался звериный вой —
Бежит авто щеголеватый,
По ровной строгой мостовой.
По этим улицам когда-то
Прошли, угрюмы и легки,
И колчаковские солдаты
И партизанские полки…
Юрий Феоктистов
(Отрывок из стихотворения — «НОВОСИБИРСК»)
Глава I
ДОЖДЬ
1
Холодный летний дождь покрывает заражённую землю мокрыми тёмными пятнами воды. Лужи распределяются в небольших ямках, забегая так же и в трещины, заполняя их водой, размывая трещины в ямки, а ямы в огромные оползни. Грязевое месиво растекается по улице, оставляя грязные следы на дорогах и обочине. Капли дождя ударяются о вязкую грязевую жижу, капель разбрызгивается о слякоть и начинает пролетать миллиметры в воздухе.
Тёмные тени бегают по мертвым стенам пяти-, шести-, девяти- и десятиэтажек разрушенных в ре¬зультате беспощадной войны которая окончилась для всех поражением. Пустые глазницы домов смотрят вдаль, не видя, но пристально выискивая будущее… хорошее будущее.
Железные башенные краны несподручно стоят у недостроенных многоэтажек.
Гнилые машины, скособочено, навсегда встали в великую, бесконечную, пробку на дорогах города. Потрескавшийся асфальт уходит вдаль, обнажая каждый метр своего блестящего, от свежего, прохладного, дождя, покрытия. Совсем небрежно, совсем медленно растет трава сквозь густые заросли трещин, залёгшие буквально даже на стенах мертвых домов. Совсем далеко, посреди идущей вдаль дороге, виднеется одиноко стоящее дерево, выросшее сквозь плотное покрытие асфальта, распустившее зеленые листья, с которых капала утренняя роса вперемешку с каплями мороси. На самой верхушке дерева зависла машина, кажется советского производства. Давным-давно, где в это время стоит дерево с толстенным стволом, была площадь Лыщинского. А дальше виднеется на пару идущие мосты: обрывисто свисающий на сваях — Коммунальный, автомобильный мост; и бирюзового, почти выцветшего цвета, метромост так же не доходя до другого берега, обрывается.
Река Обь идет очень далеко и глубоко в неизвестность. Вода поднялась выше своего настоящего уровня, и вышла из берегов смыв под собой шепчущие никому и никуда деревья, домики и порты, пристроенные ближе в водной глади.
Щебень хрустит под сапогами. Истерически воет сквозняк. Выбитые окна открывают обзор на просторы когда-то города миллионника.
Изрытый ямами город-призрак одиноко стоит среди тайги, среди густого безграничного леса, лишь во многих километрах от Новосибирска стоят города Омск, Томск и другие не малоизвестные города…
Совсем лениво лучи солнца пробиваются сквозь радиоактивный слой пепла, окутавший все, когда-то нежно-голубого цвета, небо. Аккуратно солнце просвечивает часть города от мглы, освещая лишь крыши домов; тощие улочки и парки, заросшие деревьями, стоят во мраке, уходя от лучей спасительного солнца, теряясь меж руин домов когда-то настроенных в округе.
Шаг, еще шаг.
Он шел по пыльному бетонному полу торгового центра. От него остаются следы на полу, на толстом слое напыли. Ребристая подошва берцовых сапог разминает осколки, чудом уцелевшие упавшие на плитку, покрывающие бетонное покрытие ТЦ, кувшины и чашки.
Здание, — когда-то торгово-развлекательного центра «ВЕРСАЛЬ», от названия осталось только «ВЕ…САЛ…», — располагается совсем недалеко от метро, да и от входа в метро вообще, один из входов и располагается в самом «ВЕРСАЛЕ». Но ему не надо в метро — пока. Найти то, что надо военачальнику. Найти то, ради чего погибло немало людей, в том числе Заяц сам чуть не погиб от рук мутантов.
Заяц — так называют, совсем уже не молодого парня, на родной станции. Вообще его зовут Игорь. Но про свое имя Заяц уже чуть ли не забыл. Что нужно военачальнику Павлу Орлову в «ВЕРСАЛЕ», известно только самому Орлову. Павел Орлов управляет всеми военными отрядами объединения двух станций — площадь Маркса и Студенческая. Объединение Маркса — капиталисты-революционеры — марксисты.
…Но на этих станциях живут люди в мире и покое, в здравии и обеспеченности, и, причем не жалуются на окружающие вокруг военные лагеря. На Маркса в основном развивается торговля, и жилые комплексы; на Студенческой процветает образование: школа, ночная «шарага». Военным хоть и негде развернуться на этих станциях. Но все же они сумели втиснуться и найти свой укромный уголок, где развивается военное дело, где молодые парни могут поступить на военного и могут также плечом к плечу идти с отцом, другом или соседом отстреливать мутантов идущих со стороны недостроенной станции площадь Станиславского, и оборванного метромоста.
Заяц медленно, но верно шел сквозь тусклое помещение торгового центра. Под тяжелыми берцами хрустела бетонная крошка. Сквозняк гулял по «ВЕРСАЛЮ» как у себя в доме, — « А он, ветер, наверное, тут уже прописался!» — подумал Игорь в сердцах.
На руках был тяжелый счетчик Гейгера. Очень габаритная махина едва держалась в руках у Зайца — ведь он хилый!
Счетчик трещит в унисон хрусту бетонных камушек.
Осторожно прошел под вторым ярусом около обвалившегося эскалатора. Посмотрел на самый верх. Заяц увидел кружащихся, как коршуны над цыпленком, птеродактили. Один из птицеящеров пропел своим душераздирающим визгом. Уши буквально свернулись в трубочку от ора. Страшно было смотреть наверх. Выбитые стекла на крыше свалились на пол центра еще при Катастрофе. Выло страшно красиво. Паленое небо скалилось на Игоря, по кругу летают птеродактили, размешивая дымную «жижу» в небе. Один из птицеподобных мутантов отделился от сородичей и спланировал прямо на крышу «ВЕРСАЛЯ». Немного пролетев над крышей, птица свернула крылья и проникла через пробоину, где когда-то была стеклянная часть крыши, и мастерски извиваясь, преодолевая препятствия, грузно опустился на плитку ТЦ.
Игорь будто загипнотизированный смотрел на мутанта, не отводя взгляд от прогнивших глазных яблок птицы. Как он видит? Чувствует? Уйма предположений может прийти в голову на тему: «Как он видит?», но пока ты найдешь верный, будешь уже в желудке птицеподобного.
Взревела птица.
Заяц вдруг проснулся, от так называемого — гипноза. Бросил счетчик — фон в норме, больше он ему не понадобится, наверное. Вскинул автомат. Пальнул. Голова чудовища разбрызгалась по покрытию пола ТЦ, крылатая бестия упала, навзничь забыв о дальнейшей жизни.
Посмотрел опять наверх, еще две: — «Твою ж». — Подумал Игорь. — «Надо же было нарваться».
Предварительный выстрел в воздух продырявил одной из бестий кожаное крыло, та покачнулась: — «Только и всего?!» — Мелькнуло в голове солдата.
Выстрел, еще и еще. Эхом пронеслись по всему торговому коридору резкие звуки пальбы. Казалось, что еще мгновение и чудом уцелевшие стекла лопнут под натиском резкого звука. Попал! Попал прямо в голову, пуля рассекла череп насквозь, мозги разлетелись еще в воздухе, медленно падая на землю. Бестия накренилась и врезалась в собрата. Клювом, та, что была с прострелянным черепом, совсем случайно из-за «потери разума» пробила в пузе другого мутанта дыру. Пострадавшая бестия взвизгнула от брата по разуму и, увидев предателя в мёртвом сородиче, впилась когтями в кожу раненой бестии. Началась драка между сильным и слабым. Мутанты понеслись стремительно вниз, разрезая своими многогабаритными перепончатыми крыльями, воздух. Пробитая в живот птица разрывала когтями плоть другого мутанта убитого в голову. Та, что была совсем разбитая в хлам (с разнесенной головой и прошитой насквозь перепонкой), почти не издавала звуков, только лишь поддавалась истерзаниям со стороны брата по разуму. Когда от разорванной птицы ничего не осталось, целая собралась лететь в отверстие в потолке, не заметив многоэтажной пристройки ТЦ, где располагалась надпись «ВЕ…САЛ…», врезалась о стену, и сбилась с курса. Потерявшись в пространстве, птица запаниковала. Воспользовавшись моментом, Игорь побежал на второй этаж обогнув весь «ВЕРСАЛЬ» и взобрался на эскалатор и мгновенно оказался на следующем ярусе ТЦ. Птица все же нашла вход — через двери, как она смогла протиснуться, для Игоря осталось загадкой. Прополосовав очередью птицу, от чего ей стало ничуть не хуже, Заяц побежал в детский отдел. Там он сможет затаиться. Но если птица не видит, а чует…
…Игорю некуда бежать.
Смириться?
Щас же!
«Я солдат, и я закончу то, что начал». — Подумал Игорь.
Тварь ползла по первому этажу ТЦ. Птицеподобный мутант то ползет, то остановится и понюхает запахи. Странно. Очень странно. Мутация сделала с предками этого чудовища нечто похожее на еще более давнего предка, обделила его новыми навыками, чувствами, но лишила зрения. Возможно чувство это слабое место птеродактиля, если отрезать все запахи, мутант потеряется в пространстве.
Если отрезать под корень опасность, можно выиграть времени и сбежать… как трус?! Нет. Это нельзя так оставлять. Убить!
Убить!!!
Ударом руки, уцелевшее стекло витрины разлетелось, упало на пол. Едва слышную пустую тишину разбил рокот стекла. Следом за стеклом бухнулся цилиндр с фугасом. Это наверняка собьет тварь со следа солдата.
Мутант обратил внимание на витрину, и где-то в мозгу стукнуло: «Он там».
Заяц пробежал по сгнившему эскалатору вниз; нет, он трус… Мутант добрался до места бывшего пребывания солдата, и учуяв фугас взлетел в воздух и начал порхать по «ВЕРСАЛЮ». Вход в метро только на одной стороне ТЦ. Шансов попасть туда мало, тем более что птица взлетела под потолок торгового центра, и Заяц мог попасть в радиус «носо-локатора» бестии. Игорь бежит к дверям входа, чувствуя, как по спине бегут мурашки, Зайцев поскользнулся на скользкой жиже, и по инерции прокатился несколько метров на спине, раздирая куртку, и получая ссадины. Вход в метро прямо у него под носом, стеклянные двери были разбиты еще во времена Катастрофы. Заяц прыгнул сквозь невидимое препятствие, там когда-то была стеклянная дверь, очутился на территории метро, вход в метро справа — это с улицы, вход сзади — с «ВЕРСАЛЯ». Впереди лестница вниз, слева стоит ларек, с застывшей мумией продавца не успевшего попасть в метро до своей смерти. Наверняка его ослепила вспышка ядерной бомбы. Подойдя ближе, Игорь разглядел длинные белесые локоны, свисавшие до самых плеч. Долго не задерживаясь, он ринулся дальше.
Быстро перебирая ногами, он очутился у стены отделяющая его от метро, в стене была дверь.
Игорь начал колотить по металлической двери.
Скрежет засовов.
Дверь открылась.
Игорь вытер запотевшие окуляры противогаза, потом снял резиновую маску, дальше вытер грязным рукавом лоб от пота. Рукав моментально пропитал пот, рукав потемнел, из серого цвета, он стал темно серым, если не черным.
Постовой у двери протянул руку в ожидании сдачи автомата, Игорь без проблем отдал его постовому. Потом Заяц расстегнул куртку, отдал тому же постовому — для дезинфекции.
Он прошел по широкому, но низкому коридору в сторону станции. На каждом десятом метре сидят небольшие группки постовых.
В воздухе стоял запах одеколона, резкий, на языке будто лежал осадок, не вкусный, горький. Кто-то решился развести костер посреди коридора, хотя по правилам безопасности это запрещено. Пендали обеспечены всей группе сидящей у пляшущего огонька.
Комендант на станции строгий, точнее даже тиран, но если ты ниже травы тише воды ты будешь не замечен. Он уважает смелых людей, которые могут сделать для станции все. Смелые люди, на станции «как у Христа за пазухой»!
Игорь прошел мимо жетоноприемников, дальше идет лестница вниз. Станция не очень протяженная, но высокая, без колонн. Округлый потолок станции площадь Маркса покрылся маленькими трещинками. Фигурное красное гранитное покрытие стен с двух сторон, покрывают половину стены снизу, — со сторон рельс, — смотрятся на станции не очень, но смело; когда-то стены смотрелись, но не сейчас. Когда-то на граните красовались рекламные плакаты, их сорвали и в первое время пускали на огонь. Площадь Маркса освещена очень тускло, лишь гирлянды слабых лампочек свисают с потолка. Посреди станции стоит два скелета вагонов поездов метро; без колес, без окон, без дверей. В вагонах располагаются торговые ряды. Жилые отсеки находятся за жетоноприемниками, — там, где Игорь уже прошел, — домики стоят ровным рядом строго по стеночке, жилые отсеки располагаются прямо в ларьках, только некоторые живут в палатках. Игорь живет прямо на платформе, в вагоне. Помимо магазинного отсека, в вагоне, — там же где и сам магазин, — есть жилые отсеки, только там живут продавцы, у них даже слоган есть: «Где торгуем, там живем!». На одном из вагонов есть эта надпись, аккуратно выведенная по трафарету. Заяц торговал одеждой. Не легкое это дело продавец; целый день у прилавка…
Комендант живет в одной из подсобок. Коменданта выбирают как президента, специально отводится день, когда люди берут бланки и ставят «галочку» около имени кандидата. Предыдущий комендант уходит в отставку, и освобождает жилое место следующему главному на станции. Выборы проводятся строго, в течение недели проверяющие считают каждый бланк, вписывают в специальную бумагу, и потом объявляют победителя.
Игорь с поникшей головой прошел в подсобку, не в дом, а в кабинет коменданта, там обсуждали действия по миссии «телебашня»; телебашня может обеспечить пл. Маркса и Студенческую кабелями. Станции будут вести связь на расстоянии, и гонцы будут больше не нужны.
Рассказав про все произошедшее, Игорь сел на ближайший свободный стул. Орлов, он там тоже присутствовал, без него ни одно собрание не проходит, отвлекся от «телебашни» и стал инструктировать, немного не мало, десять опытных солдат про выход на поверхность. Эти солдаты про поверхность знают многое, но инструкция лишней не может быть. Кабели кабелями, но поверхность поверхностью.
* * *
Он потушил сигарету носком сапога, слабый дымок едва сочился из размятой в лепешку самокрутки. Человек провел пальцами по окулярам противогаза, вытирая стеклянные круги от мелкой капели. Игрок перекинул хобот маски за плечо. На макушку, поверх противогаза, он натянул пилотку с красной звездой. Совсем исхудавший за поход Игрок, возвращался домой.
На станцию…
Он провел взглядом недостройку на наличие нечисти — вроде чисто.
Игрок начал перебегать улицу, перепрыгивая гнилые машины, то и дело, встречаясь с мертвыми «хозяевами» авто взглядами.
Зачем он наверху?
Он — сталкер, ему это характерно. Всегда вылазки ему удавались, но эта не задалась. Все бы хорошо, но псы — это другой разговор. Особенно опасны стаи; в городе их много, и у каждой стаи свой вожак — это страшно. Это будто судьба. Если тебе удастся это, то ты сможешь взглянуть в глаза судьбе. В бездонные глазницы. Там нет тебя. Нет города. Там нет метро. Есть смерть — и это судьба. Игрок нарвался не на стаю, и не на одного пса, и не на двух, он нарвался на два десятка — чуть больше двух-трех стай. Может недостройка и его ППШ спасут его? Может недостройка и ППШ это другая судьба? Особенно если залезть на третий этаж, — обзор хороший, — забраться не трудно, не долго, не упустишь никого из виду.
Евгений начал перебираться через бетонное ограждение.
Прямо под ограждением располагается сторожка, в которой, как впрочем, неудивительно, хоть как лежит мумия сторожа. Евгений от неожиданности споткнулся о рельефное жестяное покрытие крыши будки. Не успев сгруппироваться, и вовремя остановиться он упал на землю. Падение смягчила грязь. Но на самом дне, в грязи лежали камешки, о которые Женя ударился лопаткой. ППШ отлетел на полторы метра. Женя потянулся, схватил автомат за ремень, притянул, закинул за спину, и ринулся бежать к дверному проему недостройки.
Черт.
Лестницы не было.
«Что делать?» — Подумал Игрок.
Металлические пруты одна за другой торчат из стены, уходя прямо вверх; посмотрев наверх Женька, вычислил свои действия, как математик задачку за восьмой класс. Немного укрепив ППШ затянув ремень потуже, потом перетащил его на спину, чтобы тот не мешался при подъеме, Евгений принялся за подъем на второй этаж.
Второй этаж покорился сталкеру без особых усилий. Высоко, необычайно красиво смотрится земля с высоты в три-четыре метра, для Жени это… достижение: выше уровня земли он не поднимался никогда, и возможно никогда больше не поднимется.
Третий этаж. Нужно на третий этаж. Евгений в спешке оббежал весь второй этаж в поисках заветной лестницы. Слабый ветерок колыхал ветви деревьев, покачивались стволы березок, кленов, тополей, ветви, заселенных по завязку улиц, карликовых кустарников. Воздух загрязнен. И Евгений не может почувствовать тех благоуханий ветра, свежего, слегка горчащего, воздуха. Облака, окутанные ядерной пылью, плыли над головой сталкера.
Дальше за домами стоит стройная телебашня. Колыхается на ветру. Она когда-то была высокой, благодаря войне с безликим врагом эта башня почти рухнула, лишь четыре десятка метров из девяносто осталось стоять, возвышаясь над изувеченным городом. Там тоже высоко, только намного выше, чем второй этаж. Там тоже красиво, но намного красивее, чем здесь со второго этажа. На двадцати метрах над землей, все как на ладони. Все. Ничто не уйдет от взора, возвысившегося над мертвым городом Победоносца Евгения.
Лестница была — вела на третий этаж. Без особых усилий Игрок взобрался на третий и на четвертый этажи. Дальше лестничные пролеты кончались. Хватит и четвертого, обзор еще лучше. Картина еще красивее. Дождь отбивает барабанную дробь по жестяным листам. Звонко грохочет гром, ревет в щелях ветер.
Над городом не будет солнца. Никогда. Смерть, кровь, разруху слезы принесла война. Многие погибли под натиском безликого врага. Многие не спаслись. Многие. Полторы миллиона населения города Новосибирска превратились в заоблачную цифру за одну лишь секунду.
Ноет ветер. Стучит дождь. Гремит гром.
Хочется снять резиновую маску и выбросить ее в помойку и забыть о ней навсегда, только лишь дыша свежим, родным воздухом, без которого жизнь на земле не существовала бы, а под землей существует. Воздух в метро, не ахти какой. Но все же он дает шанс выжить той пригоршне людишек, которые смогли укрыться и развить там туннельную жизнь.
Станции Студенческая и площадь Маркса живут автономно. Импорта там нет, и не будет никогда. Две станции отрезаны от других туннелей и по слухам, за рекой жизни нет. Но слухи это слухи. Кто-то говорит, что прямо под мостом стоит паром и дожидается времени своей эксплуатации. Говорят что группа сталкеров смогла найти жизнь за рекой, и в честь этого построили паром, для того чтобы другие люди могли держать связь с остальной жизнью. Но есть одно «но». Никто из этих сталкеров не вернулся. Они ушли искать жизнь, но обрели смерть. По сплетням и байкам эта группа смогла добраться до цели, но все из этого мифического отряда погибли, кроме одного. Они шли в Академгородок, где тоже по слухам был бункер. Но этот миф такой же настоящий как Царь Горох.
ППШ Игрок приложил к плечу. Легко поддался затвор, издав приятный громкий щелчок. Игрок расположился у окна, сел на одно колено, вскинул автомат и начал водить дулом, всматриваясь в прицельную планку, пытаясь различить бесформенную стаю собак от серого фона окружающей среды.
Выстрел. Взвизгнула одна из собак. Выстрел. Еще дохлая тварь. Собаки разбежались в разном направлении пытаясь спасти собственный зад.
Собаки безжалостные охотники. Они хуже матерых мутантов. Навыки у них сохранились те же, но агрессивности поприбавилось. И что удивляет, они тоже смогли приспособиться к высокой радиации, и не погибли в огне атомного пожара. Клетки в их мозгу изменились, и количество хромосом стало больше, поэтому они смогли приспособиться. Стайные животные могли выжить и до Катастрофы, без помощи человека. Поэтому собаки выживают именно стаями. Кто-то говорил: «По одиночке мы никто»… Интересно и то, что собаки почти не потеряли свой облик. Они хоть и разлагаются, но держат форму в порядке.
Вход в метро совсем близко, метров двести-триста. Но на кольце площади Маркса может быть жарко, там кондукторы бродят. Отбирают жизни у сталкеров пытающихся провильнуть мимо их острого взгляда. Кондукторы особо-то не бегают и не летают, они просто шаркают лапами по асфальту, протирая в ступнях дырки. Если они увидят жертву, мысленно посылают сигнал о тревоге, жертва встревожилась и в панике не понимает что делать, и она метиться по всей улице, а кондуктор тем делом идет к жертве, кладет руку на голову, и человек падает в конвульсиях наземь. Ну а потом кондуктор делает свое дело.
Он быстро спустился на второй этаж. Ловко спрыгнул на первый. Огляделся, обвел пространство автоматом, пытался выискать кого-то еще, он как будто сам не знает что один на этой стройке; но все же.
Бегом, бегом, бегом.
Евгений преодолел расстояние за полторы минуты. Как прошел кольцо он даже не помнил. Похоже, кондуктор заметил его, но билет не тот дал!
Вход в метро был покрыт толстым слоем грязи. В углах были наросты паутины. Дальше, глубже в землю, стоит толстая стена из кирпича, дверь сделана из металла, среди двери, на уровне глаз виднеется окошечко, которое открывается-закрывается одним движением руки постового. Герметизация здесь, похоже, не предусмотрена еще при проекте станции. Гермодверей здесь не было, которые могли бы защитить людей от мутантов и радиации. Но после Катастрофы люди смогли запечататься от внешних угроз.
Стук в дверь. С той стороны открылось маленькое окошечко, — как в тюрьме, — и по ту сторону двери басовитым голосом проговорил постовой:
— На станцию площадь Маркса строго по пропускам. Слышишь пень ты лысый. Опять ты в пилотке своей, Игрок!
Дверь со скрипом отворилась, сталкер снял противогаз — воздух… дышать-то как легко, совсем не страшно.
Тихо упала пилотка. Женя поднял ее, отряхнул. Прошел вглубь коридора, и повернув налево к шкафчикам, вспомнил в голове десятизначный код, прокрутил валы на замке, открыл дверь, положил ППШ. Помимо ППШ там лежал фамильный «Маузер», шинель черного цвета с протертыми добела боками, респиратор, запасные фильтры противогаза. Рядом с респиратором Игрок положил «хоботистый» противогаз. Сталкер снял хим-защитный комбинезон, свернул в три погибели, сунул в мешок. Дверца стукнулась о металлические края шкафчика. Рядом со шкафчиками справа виднеется толстая деревянная дверь, из-за которой раздаются шумы техники. Сталкер подошел к двери и грузно навалился на деревянное тело, та с трудом поддалась, и взору Евгения попало хорошо освещенное карбидными лампами помещение. Посреди комнаты стоят стиральные машинки. У дальней стены стоят, около металлического стола, две пары людей, беспощадно шаркая щетками одежду. Женя протянул химзу одному из санитаров, тот сразу же вытащил из пакета комбез и кинул в машинку.
— Завтра придете за своей одеждой. Мы ее продезинфицируем.
Профилактика превыше всего!
Игрок натянул пилотку и двинулся в свою коморку.
* * *
Товарищ Орлов инструктировал свой отряд по технике безопасности. В дорогу отряд собирался не близкую, и безопасность, конечно, превыше всего. Скоро, совсем скоро, его отряд выдвигается на поверхность, что там надо — военная тайна, — «Top-Secret», как говорится.
— Обмануть смерть — сущие пустяки, — произнес товарищ Орлов под гул своих солдат, — только обманывать нужно уметь, смерть не любит тех, кто врет ей. Но если ты смог её обмануть — ты ещё не в безопасности — ты в полной опасности. Если же ты смог увильнуть от нее во второй раз, может быть, она от тебя отстанет. Если не смог, сочувствия товарищей тебе не избежать.
Орлов позвякивал золотыми зубами в такт каждого произнесенного слова; вскоре «барабанная дробь» оборвалась. Гул стих. Внимание солдат перешло на вошедшего в подсобку Бараксёва. На станции его называют просто — Игрок. Игрок был отпетым мошенником. Уважаемый человек среди игроков в «Очко», «Дурака», «Покера» и «Домино». Его профессия — развод дурачков на деньги. Всё же у этого авантюриста была «Ахиллесова Пята», это его сын — Стёпка. Одиннадцатилетний шкодливый паренёк был самым слабым местом в жизни Евгения Бараксёва. Вся жизнь это его сын. Все деньги, вся любовь, все, все… все только для Степашки.
Бараксёв сел рядом со своим братом, — брата зовут Леша. — Мало выживших семей в метро живет. Но семья Евгения неполная: сын, он, брат. Отец, мать, жена — умерли. Одни еще там, на поверхности во время Катастрофы, а одна, — жена Евгения, мать Степы, — при родах. Было страшно. Когда умирает твоя жена, и ты сидишь, читаешь газету у себя в коморке. Газета выцветшая, покрытая разводами от влаги, подобранная в туннеле, год выпуска 20… точно до Катастрофы. Когда ты читаешь плывущие скачущие буквы, и тебе на самом интересном месте прерывают чтобы сказать последнее слово:
— Сын.
Этого тебе хватает, чтобы отбросить газету и побежать в родильную комнату, и со слезами от радости перевести дух. Ты забегаешь в родильную комнату, и со слезами все еще от радости переводишь настроение насовсем говно. Твоя жена лежит. Рука свисает с кушетки, кровь стекается в лужу между ног, медсестра держит тушку на руках — сын; сын плачет, лицо покраснело, он уже вымыт и завернут в пеленку, радость и жалость.
…Радость и жалость — это, поганое чувство было у него на тот момент.
Игрок, как ни в чем не бывало, смотрел на Орлова, тот, Орлов, смотрел на Евгения как на опоздавшего ученика — «Дневник на стол!!!». — Казалось, вырвется из Орлова.
Орлов — этот человек повидал ту обстановку, в то самое время. Да, да — до Катастрофы. Павел Орлов был приезжим — из Москвы. Приехал на экскурсию. По воле судьбы оказался под землей; повезло не многим, к примеру: его одноклассникам, — которые ехали с ним, — учителю, завучу, и многим другим. Новосиб он повидал исподлобья — не весь. Было ему на тот момент одиннадцать лет, — одиннадцать плюс двадцать… — на данный момент, получается, ему тридцать два года. За это время он обрел друзей, обрел врагов — как у людей, и он не исключение!
Павел вздохнул: «Эх, ладно». — Подумал тот. Продолжил:
— В конце инструктажа, Евгений, подойдете ко мне… Хм… так на чем я остановился, товарищи?
* * *
Евгений провел рукой по сырой стене туннеля.
Он шел на печально известную станцию площадь Станиславского. Фонарь светил не очень-то ярко, но этого хватало для его похода. Всего-то, пробраться через вырытый туннель, у которого потолок само небо. М-да. Лужи, грязь лежали от стены до стены — жутко.
Собственно, зачем его отправили на «Стана»?! Почти не зачем. Только для бедной станции брошенная техника не очень-то и нужна!!! Нет-нет, конечно нужна. Но в былое время, металлоконструкции сильно фонили, и Евгения, как самого не нужного отправили свериться с дозиметром. На том участке стоит стационарный счетчик Гейгера. Да, такой сделали специально для площади Станиславского. Трещит нескончаемо. Это и понадобилось Евгению, но для точной уверенности. Он аккуратно подошел к стационке, посмотрел на стрелку — 13 Зиверт в час, Евгений отпрыгнул, развернулся и ринулся подальше, обратно на свою станцию.
Такому походу подвергались те, кто не серьезно относится к приказам командования или что-то в этом роде. Евгению дали оружие «Маузер К98к» — это ружье лично Игрока, и, по всем правилам, он хранится в его специальном шкафчике. Показал лицензию — на; не показал — шуруй обратно. «МК98к» достался от прадедушки, так же как и ППШ. Оказывается что тот дом, в котором жил отец Жени — сохранился, правда, если не считать обрушившийся пятый этаж, так все нормально. Можно сказать — здесь живут люди. В один из походов, Евгений отправился на поиски этого дома. Адрес он узнал от брата. Отец, перед Концом, передал Алексею бумажку, с надписью: «Дорогой Леша. Ты мой самый любимый ребенок — сын, я тобой должен гордится. Значит так. Когда-нибудь ты вспомнишь про этот огрызок, и найдешь то, что я хотел тебе передать по наследству. Твой прадедушка был фашистом, но вовремя осознал последствия и перешел на сторону русских. В подвале я оставил фамильный «Маузер» забери его, во что бы то ни стало»… На этом моменте чернила заканчивают свои бесконечные загогулины. Алексей был мал, когда этот огрызок попал ему в руки. Женя был уже в состоянии обходиться без помощи. Это Леша был самым любимым в семье. Женя выполнил то, что хотел отец. По праву это оружие Лешино, но он этого не знает. Да и ладно, самое главное что счастлив!
Туннелю не было конца, и уже без надежды Евгений смотрел в продрогшее небо, страшно плачущее на людей которых нет.
Для Земли люди вши. Поганят все окружающее (в данном случае поганили), поганили, поганили и допоганились. Хех, Землю брить пришлось. И вот, пока растут волосы, мы — вши, прячемся в норах, которые успели пробить в бесчувственной голове. Кто сказал бесчувственной? Земля еще как чувствует. Чувствует все. Видит все. От Земли нет укрытия.
Евгений поправил противогаз. Лямки были большие. Времени нет, на то чтобы отрегулировать — печалька, теперь ему приходится на каждом подскоке поправлять маску. Но чтобы избежать следующего «съезда» маски, Евгений потянул на ходу ремешки противогаза. ГП-7Б впился в лицо Евгению, он негромко простонал, и, не обращая внимания на ноющую боль, шёл дальше по слякоти. Грязь чавкала под берцами, убивая нервы. Женя скоро сойдет с ума, от этого чертова чавканья.
«Чавк, чавк, чавкс».
Пытаясь сдружиться со звуком, Игрок шел быстрее, но чавканье и жадная грязь не хотели отпускать Евгения. Уши сворачиваются в трубочку от чавканья.
Черт.
Звякнула пустая банка из-под консервов — местная система безопасности!
— Кто? — Сразу же раздался голос со стороны станции. — Ау, кто здесь?!
Игрок шел быстро, беззвучно. Скрываясь в тени туннеля шаркая спиной стену. Слабый огонек костра плясал как заведенный. Обойдя аккуратно постовых сзади, он подошел к одному из них сзади и…
— Бу…
— А-а-а. — Закричал постовой как мальчишка. Пальнул в темноту короткую очередь.
Евгений заржал как конь, покраснел.
— Тьфу ты… Игрок. Убью когда-нибудь. Идиот.
— Видел бы ты свою рожу!!! — Продолжал смеяться Женя.
Остряк!
— Брысь на станцию, пока не застрелил на хрен.
— Все, все, все — ухожу.
Игрок продолжал смеяться, но уже на ходу. И повторял слово «Бу».
Евгений прошел сквозь главный пост, сдал Маузер, его положили рядом с ППШ Бараксёва. Дело за малым: известить Орлова об успешном выполнении задания.
* * *
— Товарищ капитан, поставленная вами задача, выполнена, — говорит Игрок, стоя в тесном помещении кабинета Орлова, держа у виска ладонь.
— Молодец Бараксёв, ценю! — Ответил Павел Орлов, разглядывая бумаги, лежащие на поверхности столика, кучей наваленные на небольшой стол. Помещение освещено настольной лампой от чего было сложно разглядеть, что-либо скрытое от неярких лучей «настолки». Павел был одет в куртку цвета хаки, — Игрок сумел разглядеть только куртку, остальное было съедено мглой помещения, — куртка была зимняя; Евгений почувствовал, что сегодня в этой душегубке прохладно; Женя дыхнул на замерзшие руки, изо рта пошел пар, который в сию же секунду бесследно испарился. — Сколько? — Вдруг прервал затянувшуюся тишину Павел Орлов. Подумав, вспоминая число, которое было на табле счетчика, Игрок произнес медленно, чтобы не сбиться и не приврать:
— Тринадцать Зиверт.
— Офигеть. — Отозвался Орлов выговаривая слово по слогам. — Сколько же нам здесь еще сидеть без техники-то? Хотя… какая на фиг техника, через двадцать лет без эксплуатации? Ладно, надо сворачивать туда людей посылать, и так, сколько из-за лучевой болезни полегло. Эх, — вздохнул Павел, — молодец Бараксёв. Иди уж домой. Сына встречай. Скоро школьная дрезина приедет.
— Есть. — Произнес Бараксёв.
Евгений вышел из душегубки, и направился в сторону платформы. Мимо ходили жители станции. Каждый шел в свою строну, по своим делам. Быстро, маневренно Игрок оказался на платформе. Он едва подоспел к прибывшей дрезине. Старая, скрипучая колымага была засыпана рюкзаками, сумками; позади вагонетки шла детвора в сопровождении пары солдатов и четырех людей в штатском — учителя: Алексей Вадимович, Владислав Денисович, Вероника Викторовна и Елена Львовна. Все эти учителя блистали знаниями, и вся станция доверяла им своих детей. Из толпы, — человек пятнадцать, — выбежал Степка. С радостным ревом он достиг отца; запрыгнул ему на шею и начал кидаться словами приветствия, как он соскучился и все подобное... Недолго думав, Евгений забросил сына на плечи, и они двинулись в сторону своей коморки. Раза два они останавливались у торговцев, чтобы купить что-нибудь вкусное.
Наконец, после долгого пути от платформы они достигли дома.
Скрипнули петли двери, та легко поддалась, отварилась. В тесное помещение вошли Евгений с сыном. Игрок зажег керосиновую лампу, помещение поглощенное мглой осветилось — темнота отступила, но не полностью съеденные мглой участки комнаты были вне досягаемости слабой керосинки. Керосинка выхватывала из темноты два матраса, из одного лезли внутренности, а другой был покопчен. Справа от входа, на перегородке с другой коморкой, над полом виднеется металлическая полка, на которой лежит пара стопок карт, шашки, домино… Прямо на входе, под дверью лежит красный истоптанный коврик с серыми от времени буквами: «WELKOME». Стена, параллельная двери, покрыта мраморными плитками. На той стене висят плакаты когда-то великих футболистов, хоккеистов; прямо над дверью, вместо иконы, висит фото когда-то президента Российской Федерации, имя которого уже успели забыть. В ближнем углу стоит шкаф, битком набитый одеждой отца и сына.
Степа бросил сумку на опаленный матрас, сел на стул стоящий у входа. Евгений спросил у сына, вешая куртку на гвоздик:
— Что, сложный день был?
— А ты как думаешь? — Вопросом ответил Степа. — Девять часов сидеть в темноте, в жаре, уф… Училка орет, еще кто-то орет, башка трещит… все пап, я на боковую.
Евгений в самый, для Степана, не подходящий момент сказал:
— Покажи дневник, потом поспишь.
Степа лениво потянулся к сумке, подтащил к себе, расстегнул, выудил тетрадь, пролистал до нужной страницы. Тетрадь разбита на три колонки: предмет, домашнее задание и оценка. Отец начал вглядываться в засеянные красной пастой страницы высматривая из пятерок-четверок-троек двойку или «неуд» по поведению.
— Молодец… молодец… хорошо… мог бы и лучше, — говорит отец после каждой оценки, — молодец… Два!!! — Все-таки выхватил, из красного моря одну единственную оценку, отец. — Значит так…
— Это… — начал было оправдываться сын, но отец оказался быстрее и продолжил свое предложение:
— Это первая и последняя двойка, ясно? В девять спать; из дома днем никуда: школа, дом, школа, дом. Я тебя наказываю на неделю; ключ будет только у меня, ты будешь под домашним арестом, я тебя закрываю на ключ, будешь сидеть дома всю неделю, пока не осознаешь свою ошибку. Сегодня: ты гуляешь последний день на этой неделе. Все, иди. — Слова будто сами летели из Жени, он не хотел этого говорить; двойки у Степки были, но не часто — с кем не бывает? Степан вышел из каморки. Поник. Шел медленно, шаркал ногами по граниту пола станции. Степа приник к одной из стен, и начал глухо плакать, плач мальчика перебивали голоса людей идущих восвояси. Заплывшие пятна от копоти на стене, отпечатались на спине куртки парня. Слезы вытекали ручьем, капли разбивались о пыльный пол. «Зачем так строго?» — думает Степан, всматриваясь в толпу распухшими от слез глазами. Таким злым отец никогда не был. Целую неделю без тусклых ламп станции, в кромешной тьме сидеть у заделанной деревянной стеной витрины со стороны внутренней, и пытаться выхватить из коридора хоть малейший сгусток света. Из школы домой, из дома в школу; один перегон — вот и вся прогулка, это не то, что целый день на станции. Скрипящая дрезина, звонко раздирающая слух, на которой лежат сумки, станет совсем родной, что Степа радовался даже этому. Всего один перегон протяженностью больше километра, только там он сможет подышать хоть и не свежим, но все же не душным воздухом.
Степан встал, отряхнул спину от серой пыли, вытер слезы, и пошел к платформе…
Игрок сидит, дома вглядываясь в густо засеянную мглой стену. Из темноты едва разглядывались разводы каменной породы. Отблеск луча керосинки утопал в стене густо покрытой толстым слоем пыли.
Все. Хватит.
Женя встал со стула, взял с полки карты и вышел из коморки. В двери, в отверстии для ключа провернулась металлическая сплюснутая палочка, механизм глухо дал знать, что дверь закрылась. Женя дернул дверь за ручку с белой облупившейся краской — закрыто.
Евгений двинулся на поиски «компашек», играющих в карты. Наконец Бараксёв нашел компанию коллективно сгрудившуюся над чем-то интересным. Бараксёв приблизился к компании, в обзор попала игра, которая называется «Дурак».
— Ха-ха, Заяц, ты дурак! — Прогоготал сиплым голосом бородатый коренастый мужик.
Заяц судорожно скинул карты и произнес:
— Да пошел ты… Мерлин. — Имя Заяц произнес с привкусом зависти и злости. — О, Игрок! — Вдруг заметил Игорь Зайцев. Потом посмотрел на Мерлина и шепотом промолвил: — Хех, Мерлин, вот и пришел конец твоим «фокусам»!!!
— Привет Игорь, Мерлин, Лопух и Писк! — Приветственно проголосил Игрок, смотря на Мерлина с ехидной улыбкой. — В «Дурака» играем? Я с вами?!
— Давай, вместо меня. — Откликнулся Лопух. — Задрали меня ЭТИ. Давай оставь их!
— Ну, попробуем-с! — Ответил Евгений, присаживаясь на прогретое место Лопуха. Мерлин с косым взглядом начал раздавать карты. Мерлин не верил в везучесть Игрока, и всегда завидовал его мастерству; мухлеж, блеф — это все было связано с Игроком, по мнению Мерлина.
Шесть карт легли в руки Игроку, и Евгений, будто заново родился!
Игра началась!
2
Стёпа сидел на крыше одного из вагонов торгового ряда. Всматриваясь в толпу, он пытался понять, за что люди такие жестокие. За что они погубили, целую цивилизацию возводившуюся долгие тысячелетия. Люди прожили ледниковый период. Прожили!!! Смогли возвести жизнь с нуля после окончания вековой мерзлоты. Было много войн, человечество сумело оклематься. Но эта война стала концом всех времен, и войн. Злостная, бессердечная радиация медленно сжигает Землю, превращая её в могильник. Может и придет время, когда человек поднимется наверх и сможет возвести новую, лучшую, цивилизацию. Может ещё есть время на исправление своих серьёзнейших ошибок? Может ещё есть шанс? Может Господь Бог пожалеет чадо Адама и Евы? Может Бог отдаст все, чтобы дети его детей жили в благополучии, чтобы их кожа темнела и загорала на поверхности, а не бледнела, и не гнила в темноте туннелей.
Каждый хочет что-то свое.
Степан хочет жизнь на поверхности. Снова. Хочет, чтобы мутанты были такими же друзьями человека, как и когда-то примитивные собаки. Каждый чтоб жил на своей территории и ел свою еду и мог поделиться с другим более бедным человеком. Чтобы всем всего хватало: денег, еды, одежды, жилья… Чтобы все были равны.
К мальчику подсела девочка. Возраста примерно такого же, как и Степе. Одета она была скромненько, но прилично, видно из благопристойной семьи.
— Чего здесь сидишь? — Спросила девочка, садясь на корточки.
— Думаю. — Коротко ответил Степа и встал. — А тебе чего надо?
Девочка помолчала, глядя в глаза мальчика исподлобья, но все же спустя время и набравшись храбрости, продолжила:
— Да нет, просто. Нельзя что ли? — Обиделась девочка, вставая со своего места, и уже собиралась спрыгнуть с вагона, но Степа прошептал:
— Тебя как зовут?.. Я тебя впервые вижу.
— Меня Катя зовут. Я со Студенческой. У меня здесь мама работает. Я каждый день тут. И всегда на этом месте сижу! — она улыбнулась, и стала немного похожей на хомячка.
— Правда? — С удивлением спросил мальчик, немного улыбаясь из-за её щёк.
— Да.
Разговор затянулся на долгие часы. Время летело со скоростью света, нет, даже быстрее. Они провели всю ночь на вагоне без света, а он им был и не нужен. Лишь редкие лампы подсвечивали, но им этого было не нужно. Им было нужно разговаривать всю ночь. Они друг другу понравились. Девочка была почти не отличимая от Степана: такой же рост, одежда частично похожа, волосы тоже жирные отсвечивают свет от ламп. Но у Кати была отличительная черта от мальчика это ангельские глаза, отдернутый носик покрытый едва заметными веснушками. Она понравилась ему сразу, и он с того же момента захотел быть с ней всегда.
Мальчик вернулся домой глубоко под утро, когда утренние фонари только-только включались, когда продавцы только-только открывали свои магазины. Дверь тихо отварилась — открыто; дома никого нет. Степа схватил сумку и ринулся бежать к платформе.
Сейчас, сейчас должна прийти дрезина принять сумки и двинуться в глубокое черное жерло туннеля. Степа пришел когда никого еще не было, вообще: люди спят, дрезина стоит на Студенческой и ждет отправки.
Мальчик уморился, хотя заметил это только сейчас. Он подыскал скамейку, стоящую около невысокой колонны посреди платформы, дальше была еще одна такая, на этих колоннах были когда-то телевизоры, и люди могли смотреть его даже в метро. Мальчик присел на скрипучую скамью, прислонился спиной к колонне, резкий холодок пробежал по затылку. Минута, и парень уже спал.
* * *
Игрок весело смотрел на свои карты, противники его наоборот нервничали. Один из противников бросил карту Дама крести. Игрок долго не думая сбросил козырную Шестерку червей.
— Нет. — Взвыл противник, выуживая из кармана зажигалку и сигарету, закурил. От него прошел сильный дым, бросающийся сразу в ноздри и не оставляя проходящего мимо не вздохнуть этим чудным, — как кажется курящему, — запаху. Заметив цацку Евгений произнес:
— Ух, ты, «Зиппо»! Давай я тебе прощаю весь долг, а ты мне за это «Зиппо»?! — Евгений положил взгляд на зажигалку, противник одернул зажигалку за спину, и медленно спрятал ее в нагрудном кармане разгрузочного бронника.
— Ага, разбежался. Эта зажигалка живет три поколения. Фамильную ценность отдать?! Фиг с маслом! — Противник брезгливо отнесся к идее Игрока, но тот не унывая, напомнил:
— Тридцать тысяч ты хочешь отдать за два дня? Знай, если ты соберешься слинять, я тебя везде достану, понял?! Ты знаешь, как я отношусь к должникам? Хочешь испытать? Можем начать прямо сейчас. Ну, напряги извилины, что ты решил: отдать цацку или быть похороненным в бетоне на Станиславской? — Игрок начал уже угрожать.
— Ладно, бери свою побрякушку. Ну, вас всех… знаете куда?.. — Противник сбросил карты и ушел восвояси, лишь мелькая своей бесформенной фигурой.
Выиграл снова. Евгению уже надоели эти победы. Надоели. Нужно что-то другое. Хочется разнообразия. Хочется победить не в картах, а в жизни. Обмануть судьбу, сбежать от смерти.
Игрок посмотрел на колонну стоящую посреди платформы и улыбнулся, на скамейке, пристроенной к столбу, лежал Степа. Игрок большими шагами настиг скамейку в считанные секунды. Мальчик спал. Сопел носом. Игрок посмотрел на это чудо и присел рядом, закрыл веки. Уснул!
* * *
Толчок в плечо заставил Евгения проснуться. Его разбудил Заяц, и с хитрой улыбкой произнес:
— Я вас, что ли домой понесу? Вставайте, и идите домой. Развалились тут! — Игорь растворился в толпе будто призрак. Игрок посмотрел на большой сжавшийся тряпичный клубок лежащий рядом с ним. Женя посмотрел под скамейку: стоит сумка — проспал, проспал малой!
— Подъем, — начал трясти мальчишку отец, косо глядя на часы. — Ты в школу опаздываешь, час как занятия начались, слышишь? — Игрок поразмыслив, плюнул сгусток на гранит, и размазал носком сапога. Взял на руки сына, ловко выхватив из-под скамейки сумку.
Он шел с сыном сквозь толпу. Пытаясь не упасть, нервно балансировал между людьми. Поднимаясь по лестнице, он протащился медленно, по стеночке добрался до следующего яруса станции. Жетоноприемники стояли ровным рядом нетронутыми еще с часа «икс». Они так же и стоят, правда, «пропускаемый» жетоноприемник один, другие все загорожены колючей проволокой, и бетонной невысокой стеночкой ограждающие путь. Один пропускной приемник стоит рядом с будкой, где сидит контролер, который обыскивает каждого прохожего. С другой стороны от будки стоит такая же картина, но там уже не пропускают, а выпускают. Постовые около такого КПП имеются, в их арсенале состоит оружие такое как: пистолет-пулемет «УЗИ», перечный баллончик, травматический пистолет с виду напоминающий старый довоенный пистолет Макарова. Экипированы постовые в черный костюм с большими желтыми буквами на спине «SECURITY». Черная кепка, входящая с костюмом в комплекте. Женя был когда-то секьюрити, но те времена прошли и он стал безобидным, но опасным человеком. Безобидным — для своих он очень душевный, веселый человек. Сыну повезло с таким отцом; Степа не помнит тот день, когда его отец хоть раз ударил, потому что такого дня не было помечено в календаре… Опасным — для врагов, для тех, кто вообще представляет опасность Игрок с такими не церемонится.
Прямо на Евгения с сыном шел брат Игрока — Леша. Алексей был одет в кожаную куртку, выменянную у барыги на монитор «Асус». Жидкокристаллический монитор он нашел в «ВЕРСАЛЕ» в «быттехническом» магазине с такой броской красной вывеской, с таким звучащим названием: был мифический город с таким названием, где все, абсолютно все сделано из золота… Эльдорадо!
— Ты сейчас куда идешь? — спросил Алексей, глядя на размякшего Степу небрежно лежащего на руках отца. — Домой?
— Да. — Ответил на вопрос Евгений, не останавливаясь перед братом, который успел развернуться и приловчился идти с Женей в одном темпе. — А что? — Скептически посмотрел на Леху сталкер.
— Просто тебя Савелкин вызывает. — Алексей показал кривым пальцем, вверх показывая насколько важно этот вызов. Потом брат опустил палец и продолжил своим сухим, словно у мертвеца, голосом: — Тебя на счет миссии «Телевышка» хотят расспросить. А Степку давай сюда, я его домой отнесу, и прибегу тоже к коменданту. У меня дубликат есть. — Леша молниеносно вытащил из глубокого кармана кожанки ключ, мастерски выструганный местным ключником.
Совсем медленно, будто не доверяя собственному брату, сталкер протянул руки с сыном Леше. Солдат подхватил тушку на руки и медленно двинулся в сторону коморки своего, Лешиного, брата.
Минуты через три сталкер был на месте. Войдя в душегубку, он узрел: троих набычившихся пожилых человека, Орлова, и Савелкина. Комендант, сидя за столом уже было собравшийся хлебнуть душистого чая, перевел свой серый взгляд на вошедшего в помещение Игрока. Бараксёв медленно направился к стулу, с каждым из «старейшин» здороваясь за руку. Сев за круглый дубовый стол сталкер первым делом снял военную пилотку и, свернув ее, положил в карман телогрейки. Первым обратился к пришедшему Евгению «старейшина» сидевший ближе всех к Бараксёву:
— Скажите, пожалуйста, молодой человек: вы женаты, у вас есть родственники? — Прямо так сразу на прямую прохрипел старик, тряся обвисший с годами второй подбородок. Бородавки россыпью покрывали все лицо старика, из-за которых было едва разглядеть веснушки. Волосы старика давно выпали, и он походил более чем на восставшего из мертвых, казалось, старик при каждом вздохе разлагается медленно по клеточкам.
— Да, есть сын и брат. А это очень важно? — Обратился к Орлову и Савелкину Женя.
— Мы вызвали вас сюда не случайно, так что будет любезны, выполнять то, что вам прикажут. Вам все понятно? — Отрезал Орлов, показывая жестом старику, чтобы тот продолжал.
— Спасибо товарищ Орлов. Продолжим. Надеюсь, вам ясно кто здесь сидит, за этим столом. — «Старейшина» обвел взглядом стол, выделяя остальных сидящих стариков за дубовым, дышащим свежестью, столом. — Это, — он показал на старика сидящего рядом с Орловым, — Иван Геннадьевич Шаманов, он физик, доктор физических наук. Именно он директор нашего университета на станции метро Студенческая. А это, — он показал дряхлой рукой на самого дальнего старика и проговорил, поворачиваясь на карту Новосибирска: — Это Федор Владиславович Дятлов, редактор научной газеты «Алхимик». Я, — старик указал на себя стоя у карты города стоящей за спиной у Савелкина, — Дмитрий Иосифович Буздыхан, начальник станции Студенческая.
Наконец старик прервался, и стал пристально вглядываться в карту через окуляры толстых очков производства еще советских времен. Старик наклонялся, выпрямлялся, поворачивался, наконец, подойдя к коменданту, и спросив что-то, подошел обратно к карте и взял указку. Он обвел юго-восток города, и тихо, потом откашлявшись, настроившись, громко произнес:
— Нам известно, что вы сталкер — проводник. Вам что-нибудь известно об Академгородке? — Он снова ткнул на юго-восток, — Не важно. Нам нужно пройти на ту сторону города, и попасть в наукоград.
— Это невозможно. — Отрезал все надежды, все предположения, все задумки «старейшин». — Мы не сможем перебраться на ту сторону, а я уж молчу о самом походе в наукоград. Я не знаю такого человека, который смог перебраться на ту сторону. И я даже не сомневаюсь о том, что там, на том берегу, никого нет. Я закоренелый сталкер, я знаю все выходы, входы в метро. Но я не знаю, как попасть на ту сторону. Это невозможно.
Грохнула дверь, и в кабинет вошел Леша. Он присел рядом с братом и шепнул ему на ухо:
— Ты согласился? — Игрок не знал, что ответить промолчал. — Зря. — Решил брат не обращая внимания на начальник Студенческой. — Ты не знаешь, какой куш можешь сорвать!!! Много. Много бабла!
— Извините молодой человек. — Обратился Буздыхан к Алексею. — Вы умудрились опоздать, так вы еще имеете совесть мешать моей лекции. Либо покиньте кабинет, либо замолчите и не подавайте виду — затаитесь. — Он повернулся к Евгению, — Мы дадим вам много денег, — произнес Дмитрий Иосифович. — Вы просто не понимаете что теряете, тем более что у вас сын. Он ведь учится у нас в школе? — Игрок, молча, покачал лысой головой. — Вот видите. Смотрите: если вы не соглашаетесь — ваш сын исключен. Соглашаетесь — он остается учиться, мы даже сделаем так, чтобы ваш сын окончил школу на «отлично». — Хитер старик, шантажирует!
— Хорошо. Допустим. Я не ручаюсь на то, что мы вообще дойдем туда. Если не дойдем то что? — Настороженно попытался выслушать гарантии.
— Мы идем обратно.
— И все?
— И все. А вам нужно что-то еще? Ваша работа привести нас туда, дальше мы решим что дальше. Мы очень серьезные люди, и лучше с нами не шутить. Тем более вы живете на нашей с господином Савелкиным территории. Нам не составит труда турнуть вас со станции. И оставить вас ни с чем.
— Я согласен. — С раздражением проговорил Евгений, смотря на коменданта.
— Вам остается подписать договор. — Проговорил Дятлов протягивая бумагу формата А4 и шариковую ручку. — Здесь и здесь. Это — согласие на выполнение операции; это — что вы не жалеете своей жизнью. — Сталкер вздрогнул. Впервые за много лет. Показалось что, подписав гадкий кусок бумаги, он прощается со своим сыном, так же как и с женой когда-то. Сейчас ручка проводит синюю линию и все он подписал договор о продаже своей души дьяволу. Он больше никогда не увидит себя таким, какой он сейчас есть, который смотрит на бумагу судьбы, которая решит все. Которая сделает так чтобы он не вернулся. Он перейдет блокпост и все, больше не будет, так как сейчас. Когда он вернется, лица сталкеров на станции будут серьезнее, те хлюпики будут давать фору самому Игроку Омому обезбашенному человеку на Маркса. Заветная чернильная линия прорезала чистые пробелы на бумаге. Все, теперь он владение этих стариков.
— Ну-с, молодой человек, — проговорил третий, Шаманов, — вам остается на подготовку ровно… — он посмотрел на старенькие часы с кожаным ремешком, — сто шестьдесят восемь часов, или одна неделя. Товарищ Савелкин выделяет нам отряд, из десяти человек. Все люди проверенные, некоторых вы, наверное, знаете. Я надеюсь, у вас есть оружие. — Орлов развернулся и из темного ящика вытащил ППШ и Маузер, положил на стол, потом старик, посмотрев, продолжил: — Я вижу что есть. Но задаток вам все же полагается, и может быть, вам этого хватит, чтобы накупить патронов и фильтров. Желаю, молодой человек, удачи. Через неделю на этом же месте…
Старик положил на стол два мешочка с жетонами, когда-то использовавшиеся для прохода на платформу. Сейчас эти жетоны ценятся также как когда-то золото или платина. Сегодня не подпитанные золотом жетоны используются в торговле, еда стоит столько-то жетонов, оружие столько-то. Цены разные. Иногда подпрыгивают до заоблачных, иногда опускаются до мизерных. И всегда человеку что-то нравится, что-то не нравится в ценах. Кому-то хватает жетонов, кому-то нет.
Бараксёвы вышли из душегубки и направились домой к Евгению. По дороге они обсуждали то, как перебраться на ту сторону. Никому в голову путного ничего не приходило. Алексей решил, что идет с братом совершенно бесплатно. Но все же доля ему должна перейти. Придя домой, они шепотом обдумывали: может все же кому-то удалось попасть на ту сторону и остаться в живых?
За делом часы шли как секунды. Степа спал как убитый и только изредка посапывал носом во сне. Они успели несколько раз выпить чаю и поесть каши из старых запасов консервов. «Может найти лодку, по берегу пройдемся и вдруг найдем?!» — предлагал кто-то из братьев. Но варианты были стопроцентно провальными. Как можно найти лодку посреди постъядерного века? Лодку, которая не прохудилась, и не без дыр? Сказка! Неделя на раздумья — экипироваться, всегда можно успеть, тем более что у него, Евгения, в кармане лежит два мешочка с жетонами. Вскоре проснулся малой. Он тоже подключился к взрослым, и тоже начал напрягать извилины, чтобы выдавить из себя что-то путное. Идеи не приходили просто так, нужно было просто намекнуть и идея сама может свалиться на голову. За делом прошел целый день — идей нет. Алексей ушел домой, а Женя сидел, лежал, стоял, но все же думал. Думал, думал, думал. Ничего не шло в лысый череп — ни-че-го. Он разговаривал сам с собой, пытался у зеркального «Я» выспросить совет. Так он понемногу сходил с ума. Зачем только он подписывал контракт? «Зачем?» — проклинал Бараксёв себя. Он бился головой о стену — разбил лоб, чуть ли не в кровь, но лоб все-таки покраснел и покрылся маленькими царапинами. Сын насторожился. Степа вывел отца на прогулку на платформу. Руки Евгения тряслись ветви деревьев в ураган. Слабая бородка, формой напоминающая бородку Ильича, медленно по локону седели.
Прошло еще три дня. До похода остается всего три дня.
Наконец Евгений вышел из «транса».
Позабыв о тех четырех днях, он сидел на платформе, скептически смотря на нерабочие плафоны, свисающие с округлого потолка покрытого паутиной маленьких трещин, напоминающие вены человека как показано в книге по биологии. Степа выполнял то, что приказал ему отец — не выходить из дому целую неделю. Невидимые мысли подступали к мозгу сталкера, но нужную он все никак не мог выбрать.
Степа вошел в комнату и узрел сидящего отца на стуле и поникшего в мысли. Мальчик сел на матрас и исподлобья начал смотреть на отца, который иногда поскуливал, похоже, он спал. Подойдя ближе, чтобы разбудить отца, чтобы тот лег на матрас, он притронулся к отцу и Евгений мигом перевел взгляд на сына. Будто принюхиваясь, он сверлил глазами сына, будто хулигана забравшегося в дом незаконно и тот взял что-то. Совсем внезапно отец подал сухой, будто у умирающего голос:
— Ты что-то хотел? — Игрок размялся на стуле, стул скрипнул, а косточки сталкера хрустнули.
— Пап, ложись на матрас. — Просто ответил мальчик блестящими глазами смотря на отца понимая что у того был сложный день… даже не один. — Ты, наверное, устал сильно, а то раскис. Может чаю? Или каши тебе разогреть?
— Ничего мне не надо. Сам лучше спать ложись. — Огрызнулся отец, проводя рукой по лысине. — Указывать ты мне еще будешь.
Сын, не отводя взгляда, сверлил родителя глазами пока тот не встал и не ударил сына по щеке. Боль горячо обожгла щеку, оставляя красный след на месте удара. Слезы сами собой вытекли из очей молодого парня. Обида и неожиданность он чувствовал в этот момент только это больше ничего. Убежать, ему хотелось уйти. Уйти во мглу туннеля пропасть там навсегда, чтобы больше его никто не видел и не слышал, чтобы все занимались своими делами, а он сидел и гнил около влажной стены туннеля. Сами собой вылетали обиды и проклятия этот удар самый первый, самый первый удар по щеке разбил все радости и победы. Он прямо сейчас убежит в зев туннеля и растворится навсегда.
Навсегда.
И он выбежал. Спотыкался, ударялся о редких прохожих, которые потом смотрели ему в след и не пытались нагнать его, и расспросить: О чем он так расстроился. Наконец он достиг платформы и прыжком слетел на рельсы. Посмотрев назад в последний раз, вдруг за ним бежит отец, двинул в перегон между Маркса и площадь Станиславского.
Было темно страшно и холодно. Странные звуки сопровождали мальчика. Где-то в конце туннеля ухало. По стенам стекает вода, и отстукивает по трубам своеобразные звуки, которые преобразовываются эхом и разносятся по всему перегону. Пробежав метров сто, мальчик запыхался и остановился на передышку. Присев к сырой стене он дышал прерывисто и часто, сплевывая слюну, чтобы та не мешалась. Кофта намочилась водой со стены и неприятно липла к спине, что доставляло дискомфорт при дальнейшей ходьбе на другую станцию. Становилось еще страшнее. От собственных шорохов мальчик пугался очень сильно. Впереди показался огонек. Пропал. Появился. Мальчик насторожился и приник к земле. Бетонные осколки впились в кожу, неприятно щипля грудь и живот. Раздались голоса… спереди. Степа по-пластунски пополз к подозрительному свету. Приближаясь все ближе и ближе стали мелькать фигуры тени. С каждым метром фигуры становились яснее. Степа уразумев, что впереди безопасно встал со настолько убогой позы и удался дальше. Впереди показался пост, а у наваленных горой мешков стояли постовые, один из которых стоял у мощного прожектора, выжидая подходящий момент для световой атаки, а еще один, поодаль от прожектора, стоял у пулемета и пристально вглядывался в прицельную планку и высматривал безликого врага. Совсем тихо, будто паря, мальчик подошел к одному из постовых и поздоровался:
— Здрасти. — Совсем неожиданно для самого себя мальчик проговорил это слово так громко, что пулеметчик дал очередь во мрак.
— Твою мать. — Матернулся главный из постовых взирая на мальчика. — Ты что тут делаешь? На станцию бегом иди пока я тебя мутантам не скормил. — Крайне жестоко обратился мужчина к мальчику. Мужчина был одет в черный плащ, от чего он даже испарялся во тьме, респиратор спускался на кожаных пряжках охватывающие худую шею. Кожаный капюшон окутывал поросшие густыми русыми волосами голову. Красивое лицо проглядывалось из тени от капюшона, которое глядело в сторону мальчика и перекосилось от страха.
— А мне не надо на станцию. — Ответил мальчик, грустно глядя опухшими глазами на капитана. Мужчина, подумав, произнес:
— Нет. Это не допустимо. Тебе не исполнилось шестнадцати лет, чтобы пройти мимо поста. Паспорта нет. — Развел руками постовой, присаживаясь рядом с костром и разливая по кружкам чай, душистый веющий независимостью и свежестью. Черный чай прямо с поверхности проверенный лучшими экспертами со станции Студенческой. — Ну, если только прогуляться не уходи за прожектор, Сань, — постовой обратился к прожекторщику, — включи прожектор. Иди, — махнул рукой в сторону площади Станиславского. — Не долго. Сожрут — не моя проблема.
Мальчик улыбнулся и ринулся бежать вглубь туннеля, перепрыгивая через мешки.
— Детвора! — Воскликнул капитан, смотря вслед мальчику.
Степа остановился прямо на границе досягаемости прожектора и пытался всмотреться в темноту как кошка. Глухое журчание раздавалось из глубины темноты. Что-то сверкнуло прямо со стороны недостроенной станции. Пройдя вперед, ослушавшись капитана, он увидел огромную дыру в потолке туннеля, откуда частыми каплями падала вода. «Вот это да». — Подумал мальчик, не отводя глаз с неба. — «Это… небо?.. почему… оно… черное?.. Это ночь?!» — Посмотрев на подаренные, на день рождения от дяди Леши часы на циферблате мигали цифры: «21: 23». — «Это ночь!» — мальчик безмолвно радовался.
В горле запершило. Голова закружилась. Еще вспышка: «Гроза!» — понял мальчик и, разворачиваясь назад, он понял: что он получил приличную дозу радиации, мальчик свалился, навзничь теряя сознание.
* * *
Игрок отошел от того случая с сыном и сидел в коридоре облокотившись на мраморную стену. Сталкер успел выпить за сегодняшний день, поэтому он и повздорил с сыном. Удар по щеке бы смачнее бутылки ханки выстоявшей на складе несколько лет. Он жалел, что поднял на сына руку — он был пьян. Он себя не смог проконтролировать. И сейчас мальчик где-нибудь сидит с обидой на пару на платформе и опустил голову, откуда из молодых глазниц вытекают прозрачные горькие слезы.
Два дня осталось до похода, а сталкер успел отметить в одиночестве свои проводы в дальние пути. Он все еще не понимал, как они переберутся на ту сторону, где они прямым ходом пойдут до Советского района, где собственно и располагается Академгородок. Шоссе М-52¹ сделает то, что хочется Игроку более всего: приведет его группу прямо к наукограду. Самое главное чтобы мутантов по пути не встречалось, мутанты доставляют много неприятностей и крови. Больше всего сталкеру не нравятся птеродактили, хотя кому они приходятся по нраву? Никому.
Мимо проходили люди, криво поглядывая на налакавшегося водкой и сошедшего с ума сталкера. Кто-то даже посмотрел на него прямым взглядом и что-то спросили. Евгений свалился набок и засопел, как ребенок, изредка похрапывая. Пилотка съехала с лысины и упала на покрытый сантиметровым слоем грязи пол. Обдавало свежестью прелых листьев. Нос щекотало амбре. Оглушительные звуки ватаги, проходящей мимо опьяненного сорокоградусной водярой, раздавались сквозь гробовую грезу.
Отойдя ото сна, он направился в торговые ряды, чтобы опохмелиться. Не встретив по пути знакомых лиц, он вытащил из кармана мешочек с жетонами и, постояв, качаясь с носка на пятку, он положил на деревянный прилавок шесть монет и, проговорив сухим пьяным голосом, облокачиваясь о железную стенку, огораживающую алкогольный ларек с другими более приличными магазинами:
— Две бутылки. — Евгений прокашлялся. — Сушняк так и долбит… так и долбит, — поделился горем он с продавцом, — две бутылки — опохмелиться. Ты не видишь как мне хреново? Бырей давай. — Женя от нетерпения стукнул по стене, от чего железный рокот разнесся, чуть ли не по всей станции. — О-о-о! Акустика… хорошая!!! — Объяснил он.
Наконец продавец вознес на прилавок две бутылки водяры, от чего у Игрока заблестели глаза. Он втащил бутылки во внутренние карманы куртки чтобы «полицейские» не заподозрили что он «бухает». Он открыл дверь в огораживающей железной стене и прошел торговые ряды, чуть ли не падая на каждом шагу. Он уже не помнил, что было сегодня, он залил скорбь водкой и выпустить из памяти произошедшее вечера. На главных часах, висящих над главными лестницами, время было всего двенадцать ночи. Улыбнувшись в честь того что на пьянку у него еще предостаточно времени.
Сталкер прошел мимо пропускного поста, дальше до дома ему было рукой подать. Старые ларьки выстраивались ровным рядочком вдоль стены, от чего было чувство не давки, а свободы. Он выронил ключ из кармана штанов, не поленившись, он поднял металлическое тело с пола и всунул в отверстие для ключа, провернул; хрустнули механизмы — дверь отворилась. Спустя скудные минуты сталкер уже сидел на матрасе и пил жгучую органы жидкость с гóрла. Еще немного и сталкер уснул в обнимку с неоткрытой бутылкой.
* * *
Алексей стоял около двери коменданта охраняя того от незваных гостей. В руках у него лежит АК-74М со складным прикладом смастеривший персонально ему мастер, по оружию живущий в отдаленном углу станции. Бронежилет свисал с худого тела солдата и лишь в некоторых местах бронник был натянут как подобает опрятному солдату. Стоять ему еще четыре часа, и он пойдет домой спать. Ноги затекли, болят несусветно. Старики, которые приходили на днях и предлагали Жене провести их в Академгородок, ушли. След их простыл. Леша был готов буквально ко всему. Поход он ждет так же, как его не ждет Евгений. Солдату вообще без разницы как попасть на другую сторону города, ему бы на жизнь заработать, так как Алексей предложил именно своего брата на роль проводника, ему тоже дали задаток, но основная часть к нему поступит только тогда, когда они, достигнут цели.
Время ползло как черепаха. Стоять становилось все тяжелее и тяжелее, грузная экипировка давила на хлипкое тело солдата. Хочется сесть, но нельзя. Сослуживец Алексея стоит тоже так же, в таком же обмундировании и тоже хочет сесть. Особенно тяжелее становилось стоять, когда все вокруг спали. А ты стоишь как истукан охраняешь коменданта, который сам уже давно уснул в роскошном кресле, но прежде чем уснуть выпил коньяка или душистого чая, закусил окороком цыпленка бройлера, а потом уже и прикорнул не отходя от рабочего места. Бройлер доступен только главным чинам станции и простые люди, которые годятся в подметки и недалекие от простых граждан солдаты недосягаемы до такого царского яства.
Веки становятся тяжелее. Тело расслабляется. Хочется спать. Спать…
Пустые глазницы смотрят прямо на него, забирая все чувства: страха, веселья, печали — не было не единого чувства, только пустота. Смуглая кожа покрывает череп невиданного существа. Морщинистое лицо теряется во мгле пространства. Густые черные волосы сползали с целых частей черепной коробки. Голова буквально была разбита тупыми предметами, толи дубинками, толи камнями. Но кто… или что это? Он не понимал что это. Он даже не мог разобрать какого пола существо. Мутант походил на человека, но половых признаков он не видел из-за балахона связанного из сухой травы веток и листьев. Это дикарь. Но с разбитым черепом он не мог быть человеком, но мог быть когда-то, в свое время. Наконец темноту поглощало яркое пятно в небе, лучи прорезали пространство, заполняя его ярким нестерпимым светом. Дикарь подошел ближе. Лицо стало яснее и даже очень знакомым. Череп мгновенно порос седыми волосами, череп стал более округлым. Лицо глядело на него. Глаза мутанта наполнились слезами, голубые, цвета неба глаза стали мягкими они смотрели на него так нежно будто…
— Сын… — прошептало существо, проводя мягкими пальцами по щеке солдата, — я жив… мы, еще увидимся… Л-леша…
Стало горько. Стало жалко мутанта.
— Отец?.. — ответил Алексей, взирая задний фон за существом.
«Отец» помедлил, но все же прохрипел:
— Д-да сын… мы встретимся…
«Мы встретимся…» — проговорил про себя солдат.
Свет стал еще ярче. Отец начал таять. Как песок он растворился в воздухе, разносясь ветром по миру. По огромному миру.
Он еще долго смотрел вслед улетевшему, превратившегося в песок, отцу.
— Мы увидимся… Прощай…
Завыл ветер, будто говоря солдату что-то. Ветер начал говорить отчетливее и с каждым завыванием складывалось слово:
«Л-л-л-л-л-е-е-е-ш-ш-ш-ш-а-а-а…»
— Леша, Леша. — Это был не ветер. Это был сон. Он не видел отца. Это был сон. Но он чувствовал прикосновение отца, чувствовал ветер как он дул ему в лицо. Он был там, наверху. — Ты чего? — теребил Алексея его сослуживец. Он дышал на поверхности без помощи противогаза или респиратора. Он видел за спиной отца разрушенный город, изрыгающий черный дым, перед городом разливалась река, неужели Обь?
— Уснул. — Вдруг ответил солдат сослуживцу. — Я что… упал?
— Ни с того, ни с сего. — Подтвердил сослуживец. Леша потрогал щеку в том самом месте, где его тронул отец. — Ох, это я тебе пощечину дал, чтобы проснулся. — Это был сон, его не трогал отец. Его ударил сослуживец. — Ты иди, наверное, отпросись у коменданта, хреново выглядишь.
— Да. — Отрезал Алексей и тут же стукнул в дверь главному на станции. Комендант крикнул «да», солдат открыл дверь вошел в кабинет и произнес: — Здрасти, Николай Иваныч, можете меня отпустить, я уже на ногах стоять не могу, вон упал аж.
— Спишь, говоришь? — солдат кивнул. — Я сегодня не очень добрый, никого видеть не хочу, иди уж, и того забери… как его… Шарапов… Шарапова забери.
— Есть. — Солдат вышел из кабинета и повернулся к Шарапову, оповещая его о том, что они могут быть свободны. Шарапов, конечно, обрадовался и вместе с Бараксёвым они ушли по домам.
Комендант сидел в кабинете на протяжении всей ночи. Сидел на своем роскошном стуле и глядев на фотографию, лежавшую на столе пил виски. Пиджак висел на спинке стула, черный как ночь пиджак был куплен еще до Катастрофы в том самом «Версале». Он был там с сыном и женой. Они выбирали кроватку долгожданной дочке, которая должна была родиться через месяц после часа «икс». На фото были изображены семилетний мальчуган, одетый в разноцветную полосатую футболку. Рядом с мальчиком стояла ослепительно красивая девушка с белыми как снег волосами лет двадцати девяти с круглым животом выделявшемся на красивом длинном розовом сарафане. А их обоих обнимал симпатичный мужчина в клетчатой рубашке и синими джинсами. Сзади на заднем фоне выглядывались «американские горки» и «колесо обозрения». Это не Новосибирск. За считанные недели до того как человечество настигла Катастрофа его семья жила в Москве. Как на зло он попал сюда в город, который когда-то официально носил звание «Сердце Сибири». Если в столице самое большое метро в России и там предусмотрено так же бомбоубежище, которое по праву называется самым большим в мире, то был бы шанс выжить его семье. Но нет. Этому не суждено было сбыться. Бессмысленно царапать ногтями бетон в надежде увидеть солнце. Бессмысленно.
Так же бессмысленна его жизнь.
Нет смысла жить дальше. Он терпел двадцать лет. Куда дальше терпеть?
Он подтащил револьвер к себе. Вытащил из кармана пиджака патрон, уже давно заготовленный и который был много раз не использован либо по воле судьбы ячейка уходила дальше молоточка, либо его кто-то останавливал. Он всунул патрон в ячейку барабана. Положил на стол. Быстро закрыл дверь на щеколду, вернулся обратно на стул. Взял пистолет. Крутанул барабан, сделав несколько кругов вокруг своей оси, он остановился. Пришло время. Время смерти.
Что ты чувствуешь в этот момент? Прилив адреналина? и тебе уже не хочется остановиться. Ты подставляешь дуло к виску, взводишь курок. Дрожащие руки и ноги не дают сосредоточиться. Пот так и течет. Слезы, слезы радости и искупления грехов. Сейчас последнее твое движение. Вздохнуть воздуха побольше, расслабиться, почувствовать как рукоятка лежит в твоей руке, и палец затекает от напряжения, он белеет от страха, становится холодно, когда вокруг тепло. Палец плавно вжимается в спуск. «Клацк…» — последний звук…
Свет или темнота? Оглох или слух наоборот обострился?.. Все кончено. Все. Этот шанс ему предоставила судьба. Судьбе надоели его суицидальные попытки, и она отвернулась от этого человека, дав ему спокойно умереть.
Острый всплеск звука от выстрела разнесся по станции настолько быстро, что люди ожидавшие чего-то хорошего не успев понять, что случилось, уже столпились у двери коменданта. Звук шел оттуда. «Что случилось? Кто? Где? Зачем? Почему?» — шипела толпа. Орлов выделился из толпы и звонко звякнул прикладом о дверь. Ответа не последовало, и он как настоящий военный еще раз ударил. Толпа начала еще интенсивнее шипеть. Орлов сплюнул на пол, и крикнул в дверь так, чтобы можно было расслышать его голос из кабинета; при компоновке после Катастрофы было предусмотрено установить звукоизолирующее волокно, поставили, но звук выстрела слышали все абсолютно.
— Зовите «гастарбайтеров», демонтаж будем производить. — Возгласил Орлов одному из подручных. Он пытался вглядеться в ключное отверстие в надежде, что-либо разглядеть. Кроме темноты он ничего не видел, замок не двухсторонний — не сквозной, с одной стороны ключ, с другой щеколда, значит взломать отмычкой — не получиться, придется дверь выламывать под корень. Орлов всегда знал, что этот день наступит, он знал, что у Николая Иваныча Савелкина есть в запасе патрон — для себя. В последнее время он был совсем расклеенным. Он пытался покончить с собой с самого момента Катастрофы, но что-то не давало ему уйти, — мистика? — может дýхи, а быть может судьба. Но самое что невыносимое — он скучал по семье. Орлов понимал его, ведь они земляки, у военачальника в столице тоже семья: мать, отец, сестра, тетя и дед. Ему тоже было трудно в первое время, тоже было страшно за свою жизнь и за жизнь других. Было страшно, что Новосибирский метрополитен не вынесет такую ношу и обрушит на подземных жителей толщу земли, или затопит метро радиацией, ведь метро Новосибирска залегает не так уж и глубоко некоторые вообще удивляются, как они тут живут не облучившись?! — Эх, Коля, Коля. Что же ты творишь? — Прошептал Орлов, сопровождая взглядом приближающихся «гастарбайтеров».
Дверь выломали в две секунды, вот что значит «Руки Мастера».
Картину предстояло увидеть ужасную. Савелкин сидел на стуле частью лежал на столе. Стена сзади коменданта была полностью запачкана багровой вязкой консистенцией. Кто-то сзади заревел, толпа отошла подальше от двери. Орлов не смотря на мерзкое зрелище, подошел к другу поднял его, тело мертвенно село на стул, руки свисали под стол, голова была наклонена набок, из правого виска сочилась алая кровь. Не сдерживаясь Орлов, обнял тело и потом горько и громко заплакал. Не понятно, что ты чувствуешь, когда теряешь лучшего друга, особенно когда ты с ним был «Не разлей вода» целых двадцать лет. Ты чувствуешь только горечь на душе и вину перед умершим. Ты караешь себя за то, что ты не оказался рядом с ним в ту самую секунду, возможно, этого можно было бы избежать не на долго. Но это ведь должно было случиться. Пройдет час, и эта весть дойдет до высших чинов со Студенческой, где будут обсуждать о том кого поставить на пост нового коменданта. Он не был женат, у Савелкина не было приемников, власть некому отдавать, только «Большой Совет». Большим советом называют слет людей имеющих хоть какую-нибудь значительность на станции. Выберут другого коменданта — забудут о предшествующем коменданте, если даже тот погиб за родную станцию или просто струсил.
— В крематорий. — Равнодушно произнес вошедший старик Буздыхан. — У нас нет времени на перевыборы; следующие выборы, — старик развернулся к встревоженному народу, — через месяц.
Так просто. Старого главаря на сожжение, следующие выборы через месяц. — Это ведь бездушно, это не по-человечески. Значит, есть выход из безвыходной ситуации. И след простыл от Савелкина, его унесли на носилках прямым путем в крематорий, накрыли белой скатертью, ведь смотреть там было не на, что половина черепа отсутствовала — разнесло от судьбоносного выстрела. В душегубку вошел Леша. Он опустил взгляд в пол и невинно стоял посреди помещения. Орлов стоял на коленях около стула на котором был вынесен приговор и плакал горько душераздирающе, что у Алексея у самого выступили слезы. А ведь есть было о чем плакаться — Савелкин был очень хорошим человеком, он выполнял почти все прихоти жителей станции, рабочим не урезал а поднимал зарплаты не на много конечно но это того стоило. А выборы могут принести кучу хлопот. Могут избрать кого-нибудь хмыря который будет то и дело будет харкать в сторону народа будет срезать под корень зарплаты а себе всю прибыль в карман выборы это судьбоносное решение: выберешь правильно — дай Бог все будет хорошо; не правильно — не иди в саперы, удача тебе не улыбнется.
— Я… мне жаль. — Выдавил Бараксёв, не обращая внимания буквально ни на что. Ему было горько тоже, ведь именно он мог остановить Николая. Леха подвел всю станцию. Он патриот, но все совершают ошибки он не исключение он лишь один из многих ему подобных.
— Мы все виноваты. Ведь ты, ты был тогда на посту с Шараповым, вы особенно виноваты вас за это на расстрел надо за статью «дезертирство». — Прохрипел Орлов, обвиняя Бараксёва.
— Но ведь мы не виноваты… я отпросился у него, он отпустил. — Оправдывается Алексей. — Мы не дезертиры мы никого не убивали. Мы лишь ушли по разрешению Николая Ивановича… мы не дезертиры. — Солдат чуть ли не через слезы выдавливал тяжелые на подъем слова. — Не виноваты, не виноваты мы ведь…
— Уходи, быстро. Я вас не прощаю. — Подвел итог военачальник, глазея на стену, на которой были ошметки содержимого головы коменданта — Уходи. — Внутри Павла будто взорвался вулкан, он был на столько зол, что врагу не пожелаешь.
И он ушел. Домой. Запить оскорбление вином подаренное комендантом… бывшим комендантом.
Прошло ни много ни мало двадцать девять часов с того момента как вся станция узнала о смерти главного, «рулевого» станции. Караван шел медленно совсем не спеша, проходя каждый метр туннеля очень четко. Караван сопровождала огромная толпа с обеих станций. Караванщики брели к Студенческой для того чтобы проститься с усопшим. Он убил себя. Надоело жить.
Слабо в темноте будто парили огни. Подвешенные керосинки к дрезине-катафалке выхватывали из тьмы размытые фигуры сопровождающих вагонетку. Из толпы слышались стоны женщин, чахнувшие на ходу вглядываясь на катафалку в поисках своего втайне возлюбленного или имевшие симпатию к вождю станции. Наверняка в тех «рыдающих» отрядах были и любовницы Савелкина.
Орава прошла немного от Маркса и в стене показался коридор заканчивающийся стеной. Справа у коридора имелась металлическая лестница ведущая куда-то наверх. У сетчатой двери сидел клюющий носом сторож. Прямо за сеткой был крематорий. Жуткое место. Смутно освещенное помещение с тремя печами, которые ни на секунду не потухают. В крематории главным «сжигателем» был Мясник. Странный тип, однако. На обеих станциях его вообще не встречали ни разу. Одет был он в черную жилетку с множеством карманов, и предметами, набивающими эти «кошельки»; под жилеткой ничего не было лишь голое тело. Штаны были под стать кочегару: огнеупорные брюки покрытые складками измазаны в саже и в некоторых местах стерты до дыр самим хозяином. Печи здесь были реально жаркими. Сам Мясник весь покрылся испариной и чуть ли не каждые полминуты вытирал лицо грязной огнеупорной варежкой. Само помещение освещается всего лишь самими печами. Посреди крематория стоял длинный стол, куда кладут умершего перед кремацией. Стол будто покрытый хромом, он отражал буквально все; целлофановой пленкой стол был покрыт сверху и выпачкан чем-то совсем непонятным, будто кровь… непонятно.
Буздыхан приказал сторожу открыть дверь, чтобы солдаты втащили тело. К старику подбежал Орлов, и горько с комком в горле произнес:
— Дмитрий Иосифович, не хочу показаться настойчивым, но почему мы сжигаем Его именно сегодня… три дня не прошло.
— Через три дня хоронили еще тогда, в те времена. — Буздыхан подошел ближе к Орлову и чуть ли не шепотом продолжил: — Сегодня — другие. — Старик нагло отвернулся от военачальника и приказал: — Раз, два, три — взяли!!!
— Но ведь тело же свежее, полностью не умерло. — Настаивал Павел, через слезы глядя на открытый гроб. Внутри на скатерти устилающей гроб со стороны головы было сильно залито кровью. Солдаты не обращая ни на кого внимания, поднимали гроб осторожно бережно, чтобы не опрокинуть и не перевернуть. Туннель ухал от гула толпы, сопровождая солдат в коридорчик. Недолго идя по коридору, они свернули налево, и зашли в крематорий и чуть ли не сразу начали задыхаться от горячего воздуха. Откашливаясь, они поставили гроб на стол, и вышли не спеша. Буздыхан вошел и спросил у Мясника:
— Сколько он будет кремироваться?
— Часов семь-восемь. Но кости за это время не сгорят. — Уверенно ответил Мясник, подходя к гробу и всматриваясь на мертво лежащего трупа: — О Господи… это же…
— Савелкин. — Перебил старик, — Комендант Маркса. Умер в результате суицида — застрелился.
— Боже мой. Полчерепа нет. Разлетелся. Боже мой, Боже мой. — С виду Мясник жестокий бессердечный человек, но в душе и по поведению очень даже интилигент и джентльмен, в его коморке в этом закутке бывает не мало женщин. Он владеет тонким, своим языком, чтобы завоевать женщину. Но не всегда этот язык женщины понимают. Мясника зовут просто Сема. Ему удостоилось родиться еще до Катастрофы. На сей момент ему сорок лет, и иногда он подумывает о смерти, думает завести постоянную женщину и наплодить детей, чтобы росли наследники и кто-нибудь продолжал его дело. Именно Семен предложил вместо похорон сделать кремацию и получил патент и авторское право. Он и другие знали, что этот вид захоронения уже существовал, но его забыли в глубине почвы, и поэтому самой подходящей идеей была кремация, ведь захоронения проводятся на поверхности и не всегда хоронят именно одного трупа. Буздыхан помрачнел от мерзкой жестокой жары и произнес быстро с раздражением в голосе:
— Значит, так Мясник ты ведь знаешь, что делать с остатками после кремации?
Семен весело, будто нет жары, откликнулся:
— Да, Дмитрий Иосифович. Поместить в «Могильник»!
Старик вышел из помещения, обводя толпу грозным взглядом, ничего не сказав сел на дрезину, водитель взвел машину, и та тронулась с места. Так просто он ушел от людей, растворившись в черной мгле туннеля…
* * *
Мальчик лежал, облокотившись о твердый мешок, с цементом бесчувственно распластавшись на земле блокпоста. Степа разлепил глаза, и перед глазами встало лицо главного блокпоста.
— Фу ты напугал! Я уж думал, отбросил кони! Ты, почему за прожектор ушел? — Мальчик не хотел говорить, он просто встал, отряхнулся и ушел на станцию.
____________
М-52¹ — Бердское шоссе — располагается в Советском районе и Бердске; протяженность более 50 км.
3
Настал тот самый день, когда Буздыхан приказал Игроку явиться в кабинет коменданта. Игрок не знал, что Савелкин застрелился и на свежую голову расспрашивал брата, но брат пытался отнекиваться, но все же Женя выпросил информацию о случившемся и совсем расстроился. Он так же как и все другие жители не понимал, кто будет следующим вождем, он не видел никого на эту роль кроме Савелкина.
Весь Совет в том же составе что и тогда сидел за тем же столом. Сегодня же на месте коменданта сидел Орлов. Бараксёв вошел в комендантскую, Павел провел по нему взгляд. Игрок сиял. Но всего лишь вчера он был пьяным в стельку. Не суть!..
Женя присел на стул, четырехногий слабо скрипнув, впустил в свои объятия сталкера.
Дятлов деловито посмотрев на сталкера, воскликнул:
— Здравствуйте Евгений. Я надеюсь, вам хватило времени на прощания и закупки? — он поднял толстые брови.
— Нет. — Отозвался сталкер и лицо Дятлова потускнело.
— Ну и что же вы не докупили? — Снова спросил Дятлов, вставая со стула и начиная прогуливаться по помещению вдыхая и выдыхая горький наполненным чем-то смрадным воздух.
— Попрощаться… с Савелкиным. — Протянул сталкер, глядя на маячившего перед глазами Дятлова.
— Извините, пожалуйста, но он мертв. Он убил себя и не оставил предсмертной записки. Здесь так же проводили исследования эксперты и ни нашли здесь в черном ящике никого постороннего.
— А здесь еще есть и черный ящик? — Спросил сталкер, глядя настороженно на военачальника.
— Да есть. И он работает по принципу того что был когда-то в самолетах вертолетах и прочей важной технике. В нашем черном ящике используется не специальная пленка, а бумага, специальная бумага, там так же есть специальная игла, она записывает на себя все данные и бумага сохраняет эти данные на века. Между прочим, этот ящик изобрели у нас на станции. И эксперты не обнаружили постороннего человека, который смог бы повлиять на ход развитий, только мы смогли расслышать голос вашего брата, он вроде что-то спрашивал у коменданта. Спустя некоторое время раздался выстрел, и бумага не выдержала, игла проколола бумагу, дальше мы как ни старались восстановить запись невозможно. — Ответил Орлов, смотря на стол, было ясно как день: Орлов горевал по Савелкину.
— Возможно, есть шанс перебраться на тот берег. Возможно, есть еще уцелевшие мосты. — Перевел тему сталкер. — И мы разыщем этот мост; да, поход займет не мало времени и сил. Выдвигаемся через час. — Решил Евгений и вышел из кабинета.
Присоединившись к теплой компании Евгений, умудрился прикорнуть. Но в этой компашке по предположениям прохожих невозможно уснуть — Игроку это удалось! Проспав всего лишь минут десять, он закусил подступивший сушняк жженной в костре картошкой, и чуть ли не подавившись, закусил засоленными грибами растущие в перегоне меж Студенческой и Маркса. М-да, грибы растут в туннелях без света и дождя, без свежего пространственного воздуха, мутанты смогли вывестись за ничтожный промежуток времени и функционировать до почти разумных существ. Люди, боясь собственных страхов, не показывают нос на поверхность, лишь немногие, в число этих немногих входит и Игрок — он автономное существо живет по своим правилам и прихотям. Он — сталкер. Он счастливчик, неоднократно выбиравшийся на выжженную территорию города-призрака, обследовал близлежащие строения, сооружения, гаражи в поисках чего-либо стоящего, за что можно выручить огромное или хотя бы мизерное количество жетонов. Но сегодня перед ним лежит задача: провести как можно скорее дряхлого старика, чтобы тот доплатил полную стоимость… если повезет и они все-таки дойдут до цели.
Время отсутствовало в этой накаленной обстановке компании.
Времени не было вообще. Оно толи летело, толи капало как капля в засушливую погоду, — то есть вообще не шло, — в круг собралось девять человек некоторых из них звали: Майк-с — Михаил Суворов; — представившись сначала по кличке, они продолжали свое имя уже торжественным возгласом, и прозывали себя по имени-отчеству, — Тристан — Федор Ильич Ленников; Голод — Тимур Сергеевич Фиолетов; Тимми — Александр Филиппович Тимилуй; Ахилл — Артур Еменльянович Комиссаров, остальные, увы, не признались как их зовут, они лишь спали, облокотившись о соседа.
Они, те, кто бодрствовали, разводили руками имитируя взрывы, всплеск энергии, показывая насколько они готовы не спать, а некоторые поддакивали и мямлили себе под нос, относясь к рассказчикам скептически.
— Вообще я сангвиник, но ты, — Майк-с обратился к Ахиллу, который изрядно перебарщивал с «комментариями под нос», — Артур, ты меня достал уже. Еще один «бу-бу-бу», и бу-бу-будет тебе сломанный нос. Ясно? Комментатор фигов. — Михаил явно огорчился и связал язык в тугой и сложный узел. На протяжении минут десяти все молчали, заворожено глядя на языки пламени.
Как Евгений понял, эта компания была не местная. Говорят, вообще не в метро живут. Но кто не живет в метро? Мутанты, мутанты, мутанты. Никого! Но те утверждают и держатся на своем, что они живут не в метро, но не говорят точные координаты своего пристанища. Но утверждают неподалеку от Юго-Западного жилмассива, там есть неподалеку гаражи, и под ними подвалы, даже не подвалы, а катакомбы. Живет там не так много людей человек сто-сто пятьдесят, точно они не знают. А в метро они попали не случайно, утверждают, что здесь навар выгодно сбывать. «Выгодно-то может и выгодно», — думал Женя, — «но выбраться отсюда будет сложнее, чем попасть в их те самые катакомбы».
За разговорами прошел и сам час, Евгений даже чуточку опаздывал. Да и те «катакомбщики» тоже опаздывали.
Добравшись до кабинета коменданта Евгений, оглянулся, потянул походный рюкзак за лямку и громко стукнул в прорезиненную дверь. Ответа не последовало и Евгений вошел без спроса. В душегубке стояло с десяток человек, это были: Зайцев, брат Евгения, Орлов, Буздыхан, Дятлов, Шаманов и те катакомбщики, весь отряд. Вот значит что у них за дела! Они, наверное, тоже самое подумали!
— Знакомьтесь, — произнес на высокой ноте Шаман, — это…
— Знакомы уже, — ответили разом Тимми, Майк-с и Евгений.
— Что ж, тем лучше!!! Ну что все готовы?
Все лишь покачали головой, а кто-то что-то вякнул. Орлов выйдя из-за спины Дятлова, подошел к Жене, и тихо шепотом, чтобы никто не услышал, произнес:
— Евгений, на твои плечи ложится полная ответственность за отряд, за этих людей. Ты понимаешь? — Игрок положительно покачал головой. — Молодец. Я иду с вами, но я буду всего лишь ефрейтором, а не полковником. Командуешь ты, если случится, так что ты… — Орлов кашлянул, — погибнешь, командование переходит к твоему брату. Все серьезно. Это не игра. Ты знаешь, почему миссия называется «Телевышка»? Не знаешь! А я знаю! Поход никак не связан с телевышкой на Телецентре, сам Академгородок связан. Только их эксперты знают как можно переформатировать те электроны, которые испускают кабели вышки, они очень сильны для нашего объединения, вышка будет перенасыщать наши станции, или в худшем случае будет взрыв, и он убьет всех нас, если мы не переформатируем электроны. Мы не только должны отвести, но и привести. Там есть один ученый-электрик, так он все это на «раз-два-три» сделает. Тебе-то потом не будет хлопот-трудностей, а вот мне с этим ученым придется изрядно повозиться на счет кабелей: как их провести безопасно в метро, как соединить станции меж собой, потом форматирование… ну это уже другая история. Как я понимаю, у тебя даже нет надежды на то, чтобы попасть на тот берег?
— Да.
— Так это дело времени!..
* * *
Группа, пришедшая из катакомб, меж собой называлась — «Отряд Фортуны». Ничего глупее Игрок не слышал. Особенно сталкер разошелся после того как назвали последнего члена отряда — Пилюля. Имя Пилюли осталось загадкой!
Совсем недавно полный отряд вышел с площади Маркса и направился в сторону великой реки.
— А говорят, — завелся Майк-с, — что около Оби обитают дикари. И кто их увидит, порчу на себя берет. Проклятие, известно только этим дикарям, и неизвестно что тебя ждет в этом мешке, может кот? А может, импотентом станешь! Или геморрой, всю жизнь стоять будешь! Или пьяницей, наркоманом, эмо. Ой, не дай Бог эмо. С виду девка… внешность бывает обманчива. — Сглотнул горькую слюну Михаил. — Сдохнуть все время будешь хотеть, хрень молоть всякую будешь.
— Прям как ты. — Отрезал Тимилуй. Отряд Фортуны взорвался от смеха.
Туннель освещался изредка стационарными лампочками, но большая часть туннеля освещалась мобильными фонарями отряда. Света, оказывается, хватало, яркость всех отрядных фонарей можно даже сравнить с прожектором на блокпосту.
Слава Всевышнему перегон Маркса-Студенческая один с половиной километров, еще немного и этот гул прекратится и начнется другой, гул школьников-студентов, а это уж поприятнее, чем гул отряда коренастых мужиков экипированных по последнему писку моды (какая, блин, мода?) и слову техники. Игрок же был одет в легкую весеннюю куртку, песочного цвета с капюшоном обильно закрывающий голову и лицо, конечно же, без этой премудрости Женя никуда — его пилотка с красной звездой внутри которой свастика «Серп и Молот». На плечах висит охотничий рюкзак, на задних лямках прикреплен ППШ, а на правом плече болтался Маузер. Конечно, хим-защитный костюм у сталкера есть: темно-бирюзового цвета резиновый, двухслойный, со свинцовыми пластинами, вставленными меж слоями, комбинезон с капюшоном, который хорошо защищает от радиации.
Сталкер увидел впереди свет и настороженно остановился, давая знак отряду, чтобы те сделали тоже самое. Отряд остановился. Члены отряда зашептались, ближе подошел Леша и посмотрел вперед:
— Свет. Блокпост. Что удивительного? Чего ты насторожился-то? — Спросил Алексей, шепотом, громко дыша.
Сталкер дал знак, чтобы все шли дальше по пятам за сталкером.
Отряд шел уверенно и в постоянном темпе. Впереди шли Орлов и Игрок. Кольцом встали солдаты удачи, закрывая ученых, замыкали строй Алексей и Заяц.
Они приближались к посту. Все ближе и ближе.
— Документы. — Смышлено произнес постовой, протягивая руку. Буздыхан вышел из кольца и подошел к постовому. Тому было понятно кого нужно пропускать. Подняв шлагбаум из частей, рельс отряд втиснулся на территорию станции. Быстро они оказались на перроне Студенческой. Сегодня они ночуют здесь, чтобы завтра отправится в путь.
Евгений присел на скамейку, приделанной к одной из прямоугольных колонн. Сталкер задумчиво смотрел на мелькающих из стороны в сторону детей. Прогудел тревожный звук, будто атомная война вновь началась. Но успокоив, что это всего лишь звонок на урок Дятлов подсел к сталкеру.
Станция была визуально очень тесной. В последний раз эту станцию он видел еще до Катастрофы; в первый класс сына повел Алексей, Женя был занят. Станция была покрыта белыми плитками мрамора, колонны были все до единой прямыми гранеными углами тоже покрытые таким же белым мрамором. Станция была полностью застроенной деревянными «кубами», на дверях кубов были таблички классов. С одной стороны школа, с другой институт, и другие постройки; постройки сделаны, так что остается узенькая улочка, по которой можно пробраться с одного конца станции в другой. Школа была спроектирована, так что каждый класс вмещается буквально между колонной. Станция по-своему красива. Станция по-своему загадочна и понятна. Здесь учились малыши совсем еще зеленые солдатики или ученые. Там дальше выше по лестнице идут ряды ларьков, но на другой стороне, — там должно быть зеркально, — стоит стена на спех сделанная из уже всего потрескавшегося красного кирпича. Среди той стены стоит металлическая дверь с узеньким окошечком и с табличкой: «Администрация».
На кирпичной стене висели распорядки дня, время работы администрации, время приема, по каким дням проходят проверки безопасности и так далее.
— Сегодня, Женя, вы будете спать за той стеной, так же как и все остальные из нашего сопровождающего отряда. Помимо административных помещений, там есть и гостиница, в которой отдыхают высокопоставленные люди. Там же мы и обсудим план завтрашнего дня. А сегодня, до одиннадцати ночи вы свободны как птица! — Произнес Дятлов, озираясь на опоздавших на занятия школьников.
Сталкер качнул головой.
— Значит, я смогу выйти на поверхность, для выяснения обстановки. — Расставил все точки сталкер. — Хорошо, очень хорошо!
Чувство адреналина в крови подпитывала Игрока самую малость. То, что его питает больше всего так это небо. Ночное или дневное, тусклое или светлое, дождевое или ясное, пепельно-серое или светло-голубое, совсем без разницы. «Такой уж я уродился!» — подумал Игрок, смотря в конец станции, туда, где стоят ларьки, сделанные под стиль Маркса, они были тоже жилыми, а не торговыми. Там где стоят ларьки, был выход в город. Именно там сталкер выйдет наверх, чтобы расценить обстановку и просчитать все действия наперед.
Евгений прошел в жилой комплекс, огляделся. Все правильно. Слева стоят двери с выбитым давно стеклом, дальше идут гермоворота, в которых была дверь, через которую можно было выйти на поверхность. Около гермы стоят два амбала с винтовками наперевес охранявшие толи жителей от поверхности, толи поверхность от жителей. Здоровяки были одеты очень скудно, рваные ватники, стертые до белых пятен болоньевые штаны, шапки, и противогазы слегка покоцаные.
Сталкер перетянул автомат наизготовку, выудил из рюкзака противогаз и оставил лежать его в руке. Он подошел к амбалам, и, поговорив недолго они его пропустили. Они сначала натянули маски, потом отодвинули штыри, намертво закупоривавшие дверь, открыли металлическую отдающую холодом и свежесть дверь. Он вышел за пределы станции, дверь закрылась, закупорилась. Они оставили его наедине с тишиной. Евгений натянул противогаз с тонированными окулярами и двинул вверх по бетонным ступеням. Сталкер вышел на поверхность, опасливо озираясь по сторонам, вспоминая тех собак: их разъяренные налитые кровью глаза, их вонючие пасти из которых капали вязкие слюни. Чисто. Впереди было маленькое едва тронутое трехэтажное сооружение стоящее прямо на разделении дороги, перед этим зданием стоит перевернутый мутантами киоск. Но сейчас не это важно. Выйдя на поверхность полностью, и встав в полный рост, Игрок прошелся до самой дороги полностью усыпанной проржавевшей техникой. Он посмотрел налево, безграничная лента мертвых машин. Евгений подошел еще ближе к дороге и пошел прямо налево. По краям улицы стояли разрушенные дома: некоторые завалившиеся прямо на дорогу, другие во дворы, а остальные завалились внутрь. Пройдя к когда-то работающему кинотеатру «Аврора», сталкер с огорчением собрался идти назад. Буквы на вывеске кинотеатра отвалились полностью. Куски рекламных афиш так и остались стоять в специальных выемках, будто несобранная полностью мозаика. Двери выбиты все до единой. Лестница была настолько пострадавшей, что по ней было вообще невообразимо подняться. Евгений полностью помрачнел и двинулся обратно, толком-то ничего не обследовав.
Пытаясь избежать случайного столкновения с мутантами, он маневрировал между машинами и то и дело «нырял» когда завывал звонкий ветер или реально пробегало чудище. «А ведь интересно», — подумал сталкер, — «по слухам: Обь вышла из берегов и смыла там вдоль берега все что находилось. Другие утверждают, что она: то поднимается, то опускается. Третьи говорят, что она пересохла. И четвертые что она как была так и осталась. Кому верить?» — задал вопрос себе Женя. — «Повезет, если мы найдем сразу «плавсредство», если не найдем, будем бегать в поисках уцелевшего моста — мифического; но бегать искать мы будем не долго, провизия не бесконечная; фильтры не резиновые не растянешь на еще лишний часок. Как говорят другие: что, мол, есть на другом берегу жизнь, и им самим удавалось ее посмотреть, но те, кто это говорил, был под крепкой брагой». В жизнь поверить еще возможно. Но чтобы были вернувшиеся, да и совсем не облучившиеся под радиацией — это фантастика, это… нонсенс. Верив в лучшее сталкер не взял столько провизии с экипировкой, сколько жетонов. Ведь без денег никуда. Да, сейчас деньги важнее, чем жизнь. Во-первых: матери продают своих детей тем суррогатам, у которых бесплодие и они уж точно будут любить этого ребенка, и продают детей за четко поставленную цену. Так же суррогаты подписывают договор, и мать ребенка тоже — все официально, ведь бросившим матерям нужны деньги для лечения мужа который на волоске от смерти, отца или мать, но не редко деньги уходят на самогон. Во-вторых: содержание семьи. В-третьих: покупка учебников ребенку-школьнику. В-четвертых: покупка одежды детям мужу и себе. И в-пятых: без денег никуда!!!
Евгений миновал часть пути и резко, неожиданно остановился. Он медленно переводил взгляд назад, а потом на верх: на ближайшее к нему здание сел птеродактиль. Сталкер долго не думая, сглотнул, и ринулся бежать. Бежит, запыхаясь не думая о смерти и этом чудовище. Птер маневренно летел за жертвой, совсем не суетясь, спокойно скользило в воздухе над сталкером: все равно придет время, когда он запыхается, и будет сбавлять темп. Существо снизилось и теперь летело прямо над головой Евгения; птер оголил свои когти, которыми он собирается впиться в тушу жертвы и унести в рой или сожрать где-нибудь неподалеку. Всего оставалось сталкеру метров пятьдесят, но эти метры были недосягаемы. Силы быстро начали покидать его. В надежде на чудо он бежал на пределе сил.
Наконец пришло время. Птица начала быстро спускаться и… человек упал, у него треснул окуляр, и с раздражением он кинул в птицу небольшой булыжник; воспользовавшись моментом, Женя распластался на дороге между машинами. Птица сделала круг, и стремительно начала спускаться за жертвой. Ударившись о машины, она упала на другую, иномарку, разбила ее окна окончательно и помяла крышу очень значительно. Сталкер заревел и вскинул маузер: короткая очередь сбила часть черепа твари, и та в предсмертных конвульсиях погибла.
«Нужно сматываться», — подумал Евгений, не отводя взгляд с мутанта, — «выстрелы однозначно насторожили других тварей, и в течение десяти минут тут будет стадо». Мельком глянув на тварь из-за окуляров, один из которых серьезно пострадал. Сталкер быстро двинул к входу метро №3, откуда он, собственно, и выходил.
Он все не мог не озираться назад. К птеродактилю набежали упыри и собаки, именно они, упыри и собаки, больше всех ладят при делении добычи. Слава Богу, они его не видят, увильнувшую добычу добычи! Он спокойно вошел в метро и в последний раз взглянул на пирующих мутантов.
С входом не было проблем, сталкер просто постучал, и герма открылась, выпуская наружу пар. Сталкера встретили те же амбалы, и показали на дверь внутри станции, сталкер кивнул и подошел к двери: «Химчистка», гласила надпись на табличке бережно привинченной шурупами перфоратором. Стукнув, окошечко в двери открылось и оттуда высунули тазик, чтобы Евгений бросил туда одежду. Таз скрылся внутри химчистки. Потом через минуту высунули талончик с датой и временем, в которые он сможет забрать вещи. «Теперь нужно найти остальных», — думал сталкер, напяливая свою неизменную уже порядочно потрепавшуюся пилотку.
Он прошел в середину станции, пройдя по узкой улочке, смотря на второй ярус станции. Все-таки станция более красива сейчас чем до часа «икс». Оторвав взгляд, он пошел до кирпичной стены и слабо стукнул по окошечку. Окошко открылось и оттуда послышалось:
— Кто? Вход только по пропускам. — Голос у охранника был дрожащим, даже испуганным.
— Я сталкер ведущий Бузда в Академгородок. — Охранник помолчал, процеживая сказанное. — Ну, Иосиф Буздыхан.
— А-а-а. Сейчас.
Прошло не много не мало пять минут. Сталкер успел прочитать все листовки, вывешенные на стенде расположенный прямо стене у дверного проема; успел разглядеть станцию обведя ее чутким взглядом ходока. Скрипнули засовы, и дверь отворилась, открывая тусклый длинный коридор просто упитанный квартирами и кабинетами. Здесь квартиры были сделаны из кирпича не то, что на Маркса. Маркса по сравнению с этой станцией — нищий крестьянин, а Студенческая — боярин.
Майк-с опять что-то говорил, говорил быстро, что было просто не разобрать. Говорил о каких-то каннибалах обитающих на Станиславском жилмассиве, на которых их отряд Фортуны чуть не напоролся. История была конечно интересной, но очень уж мифической. Наслушавшись вдоволь, сталкер немного прикорнул. Улегшись на мягком, чистом, матрасе отдающий слабым запахом хлорки и мыла расположенном на кровати в темном углу помещения он погрузился в легкий сон. Удивительно, но это общежитие такое большое, что даже отряд из одиннадцати человек вместился в одну квартиру, даже кроватей и матрасов хватило всем. В обед будет кормежка из двух блюд с чаем изо мха специально выращивающийся на плантации в технических помещениях в туннеле.
Дремать долго не пришлось. Спать не хотелось вовсе. Посмотрев на часы, он удостоверился, что проснулся раньше обеда. Время шло очень медленно, и поэтому было сложно посчитать без часов, сколько у тебя времени заняло какое либо занятие.
— Четверть первого. — Сам себе сказал Евгений, обводя сонным взглядом помещение. Ничего особенного в нем не было. Просто перед сном Женя не успел просмотреть помещение из-за тусклого свечения керосинки отдающей копотью и спиртом. Сейчас в административных хоромах включили яркое освещение и от непривычки сталкер даже зажмурился. Как он понял, если свет в коридоре, значит и в комнатах и кабинетах свет такой же яркий. «Вот откуда у них столько энергии? Генератор? Или может из-за грунтовых вод вырабатывается электричество с помощью специальных механизмов? Но точно понятно что: Студенческая совсем зажралась, и не хочет делиться с площадью Маркса. Комната была цельная, без стен. Все пространство заполняли матрасы, и три кровати. Шкаф стоял в углу полностью набитый книгами. Дверь была сделана из дерева местными умельцами. Посреди комнаты стоял, украшенный красивейшим панно, деревянный стол с декоративно изогнутыми ножками. Стулья окружающие стоящие рядом со столом были сделаны под стиль стола, украшенные такой же картиной что и стол.
Отряд почти весь спал. Только Ахилл сидел за столом и читал толстую книгу со стихотворениями Владимира Маяковского «Левый марш», изданный в конце двадцатого века, которая значительно потрепалась, и несколько десятков страниц выпали и лежали рядом с книгой на столе.
— Интересно? — Спросил сталкер, подходя к столу и присаживаясь напротив Ахилла.
— Да. Только послушай! «Владимир Ильич»:
«Я знаю —
Не герои
Низвергают революций лаву.
Сказка о героях —
Интеллигентская чушь!
Но кто ж
Удержится,
Чтоб славу не воспеть Ильичу?»
Прекрасные строки в глазах Ахилла, звучали звонко, и в зависимости от прочных стен, отсвечивали звонкое эхо, доносящееся до ушей вибрирующим гулом.
Ахилл кашлянул, настраиваясь на следующий абзац, блестящими глазами всматриваясь в каждую строчку, продолжил читать, не отвлекаясь на проводника:
«Ноги без мозга — вздорны.
Без мозга
Рукам нет дела.
Металось
Во все стороны
Мира безголовое тело».
Чтец приостановился, оторвал взгляд от маленьких ниток-строк. Набравшись воздуха, чтец обернулся на сталкера, потом на дверь, потом на спящих. Он прикрыл книгу, посмотрел обложку, потом оглавление, выискивая конец этого бесконечного стихотворения.
Ахилл послюнявил пальцы и перевернул страницу, совсем не обращая внимания на сталкера сидящего напротив него и сверлящего острыми серыми глазами, Игрока:
«Нас
Продавали на вырез.
Военный вздымался вой.
Когда над миром вырос
Ленин
Огромной головой.
И земли
Сели на оси.
Каждый вопрос — прост.
И выявилось
Два
В хаосе
Мира
Во весь рост.
Один —
Животище на животище.
Другой —
Непреклонно скалистый —
Влил в миллионы тыщи.
Встал
Герой мускулистой».
Сталкер вздохнул, дожидаясь окончания этой мучительной связи слов. Ему казалось, что это не стихотворение, а просто набор всяких слов, которые у него никак не связывались в общую цепь стиха:
«Теперь
Не промахнется мимо.
Мы знаем кого — мети!
Ноги знают,
Чьими
Трупами
Им идти».
Ахиллес вздохнул, переводя воздух. Он выдохнул, и хрипло набрал воздуха в глубину легких, он повертел головой давая передышку глазам, и снова продолжил читать вереницу букв складывающиеся в сухие слова:
«Нет места сомненьям и воям.
Долой улитье — «подождем»!
Руки знают
Кого им
Крыть смертельным дождем».
В голове сталкера мелькали куда-то бегущие в панике и беспамятстве люди. Похоже, ему мерещился хаос Катастрофы. Но почему война? Он не знал почему. Он не понимал как связанна Катастрофа с этим бессмысленным стихотворением. Он оперся руками о стол, и приник к столу смотря на солдата удачи:
«Пожарами землю дымя,
Везде,
Где народ испленен,
Взрывается
Бомбой
Имя:
Ленин!
Ленин!
Ленин!»
Ахиллес прокомментировал:
— Ленин! Ленин! Ленин! …Ой, тебе, наверное, это не интересно? Ладно, буду молча.
Сталкеру действительно было не интересно, он вообще не любил поэзию, больше всего он любит фантастику, которая не так уж и кажется фантастичной… просто роман; там жизнь после конца света, только в тех книгах не метро, а просто какое-нибудь зараженное место, с зомби и дикарями. Больше всего были фантастичнее романы, связанные с космосом, межпланетными путешествиями… вот, к примеру, такой писатель — Гарри Гаррисон, про свою «Стальную крысу», точнее агент «Стальная крыса», потрясающие романы, сталкер прочитал весь сборник. Самый запоминающийся герой из всех прочитанных фантастических романов всех жанров, ему показался герой Гаррисона — Джеймс Боливар ди Гриз Великолепный.
Подойдя к шкафу, он раскрыл дверцы и начал внимательно смотреть на ряды толстых и тонких книг. Выбрав из бесконечного ряда книг одну, он полистал несколько страниц, потом поставил назад. Женя вернулся на койку и отвернулся к стене, снова ловя сладкий сон.
— Что слаще всего белом свете?.. — Спросил Майк-с у кого-то.
— Конфета! — Ответил Пилюля.
— Сон. — Ответил только-только проснувшийся Евгений. — Слаще всего на свете — сон.
— Точно, — поддакнул Майк, — конфета! — передразнил он Пилюлю. — Ты, это, проводник, кушать-то садись, а то остынет. Сегодня у нас: рассольник из непонятно чего; и бульон из грибов. Сок из моркови, и булочка с сахаром. Вот это жрачка! Реальная, вкусная и дорогая наверняка! Казна, вероятно, опустела из-за нас! — усмехнулся мужичок.
Бараксёв сел за стол рядом с Алексеем.
— Ну, как, съедобно? — усмехнулся Женя, и приложился к деревянной ложке, начиная сначала с рассольника. — М-м-м. Вкусно! — Удивился проводник. Осушив две тарелки, сталкер перешел к соку с булочкой. Закончив употреблять яства, Женя смачно рыгнул, и держался за живот, показывая всем, что очень наелся: «Что новую дырку в ремне проделывай!». Давно он так не наедался. Можно сказать даже никогда так не наедался.
В комнату вошел Буздыхан со своей неизменной группой: Дятлов и Шаманов. Оглядел наевшихся до предела солдат и прохрипел:
— Я смотрю, вы наелись, наспались вдоволь?! — Солдаты покачали головами. — Вот и славно! Вы надеюсь, — он обратился к проводнику, — осведомлены, в одиннадцать часов вы приходите в кабинет номер один, и мы обсуждаем завтрашнюю вылазку. Нам нужно спланировать все до мелочей, чтобы не сгинуть в первой же яме. Все, не смею вас беспокоить, отдыхайте. Приятного времяпровождения и спокойной ночи! А вы, Евгений, не спите сегодня.
Бузд растворился за дверным проемом, никого не беспокоя.
— А почему именно вы? — Спросил Женя, обращаясь к отряду Фортуны.
— Не знаю. — Ответил Ахилл.
— Потому что они так же важны как и ты, Евгений. — Наконец отозвался Орлов, все время молчавший в общежитии. — Ты, надеюсь, слышал их рассказ о том как они пришли из катакомб?
— Да.
— А это сущая, правда. Ведь там на жилмассиве строились запасные правительственные бункеры, и они не были использованы, место там заняли колонисты. Вот этот отряд добрался весь — без потерь, поэтому они были взяты на сопровождение этих ученых. Так как они преодолели такой промежуток, возможно, они и доведут нас до Академгородка.
— Тогда зачем меня взяли? Я ведь один, а тут целый отряд!
— Так ты ведь тоже везуч. Больше везучесть, больше уверенность! — Закончил Орлов.
— «Больше везучесть, больше уверенность!» — повторил про себя проводник, жуя до крови губы и всасывая в себя жидкость ржавого привкуса. — Я вовсе не везуч. — Опроверг ожидания сталкер. — Просто… я такой! — Усмехнулся сталкер чувствуя что-то неладное, что-то неожиданное, опасное. Но как только он посмотрел на людей находящихся в комнате, сразу все сомнения исчезли, будто испарились как пар под потолком. От каждого исходил позитив, спокойствие и полный настрой. Каждый по-своему излучает чувства, кто-то негативно, кто-то положительно. Вот так значит, проводник им вовсе и не нужен. Нужен везунчик. «Везунчик». — Вспомнил Женя. И он будто отрезавшийся от мира этого начал покачиваться сидя в деревянном стуле. Он будто избранный уходил в мир иной, позабыв о других, позабыв о себе, позабыв о сыне. Сознание туманилось, размазывая картину происходящего. Все темнело и скакало. Предметы принимали замысловатые «чужие» формы. Люди стали выгибаться темнеть, и угасать. Шумы окружающего мира в сопровождении с взглядом отмирали, будто он медленно умирал, а при этом другие люди смотрят на него и видят засыпающего человека, — мир бессердечен, стало быть, он умрет у всех на глазах, и те, смотрящие, ничего не сделают, понимая, что ты спишь. Поймут только тогда, когда ты проспишь дни, и все будет кончено, когда будет совсем поздно. Смертельный сон толчками подкатывал к сознанию сталкера, и он под этим натиском гонимый его в грезу потерялся прямо за столом. Он уснул.
Ему снилась его жена.
Окутанная в белую мглу пространства она стояла, отвернувшись от Евгения.
Запахи были примитивными, можно даже сказать плоские; холодная свежесть пробивала заложенный, «носовым секретом», нос. Она была прекрасна. Полупрозрачное платье призрачно облегало идеальную фигуру его возлюбленной. Блестящие рыжие волосы отдавали золотой блеск, и доходили до глаз Евгения солнечными зайчиками. Глаза будто сжигали мощным лазером. Он шел к ней. Пытался. Он шел к ней, она была недосягаема. Он обращался к любимой, повышал голос, и кричал изо всех сил, но выходило шипение со слабой хрипотцой.
Она не слышала.
При следующем глухом крике вышел зеленый пар. Вокруг было тепло, и пар никак не мог идти из его напрягшегося, и уставшего от бесполезных криков, рта. Пар продолжал идти. Да и пар ли это? Девушка сидела без тени интереса взглянуть назад, на своего мужа. Женя пытался вырваться из цепких лап тишины-пространства-времени. Но лапы не пускали изворотливого мужчину к ней, как он не пытался. Она медленно села на внезапно появившийся из ниоткуда кровать, медленно снимая платье, обнажая красивое тело, изредка покрытое родинками. По спине скользнули золотые волосы. Она дышала ровно, будто только-только проснулась, и бодро смотрела в прозрачную белую пустошь. Это было потрясающе. Будто облака раздвинулись в разные стороны, показывая яркое голубое небо, зеленые луга усаженные розами, деревьями с сочными плодами различных ягод и фруктов. Кровать с его избранницей не исчезали, наоборот, приближались, но приближались отдаляясь. Ему было горько. Ему хотелось почувствовать ее. Ее, как песок убегающие меж пальцев, волосы. Ее губы, ее сладкие, отдающие привкусом персиков, губы. Он хотел ее почувствовать. Она королева, она повелительница его никчемной жизни. Без нее он никто. Без нее он бездушное чудовище, требующее свежей, отдающей теплый пар, крови. Именно тогда когда она умерла, Евгений стал сталкером и кровожадным бойцом убивающий всех на своем пути. Когда она еще дышала живым свежим воздухом, он был романтиком. И всегда он дарил ей цветы (в самое первое время после Катастрофы цветы еще были, но уже гниющие и разваливающиеся, так же продавцы завысили на них такие цены, что они могут показаться высокими даже для бизнесменов имеющие большие деньги; он был нищим, но все-таки находил деньги, чтобы купить душистый букет свей любимой), сладости…
Она взяла бутон белой розы и вставила его в густые волосы…
Сон как пришел так и ушел.
— Прекрасный сон. — Поделился проводник, осматривая занимающихся своими делами солдатов. Все сидели за столом, и играли в карты, гогоча, если кто взял карты, только один, Рома, спал на матрасе лежащий у самого входа. Проводник подошел к компании и цокнул языком, смотря на карты одного из отряда удачи — Базуки. — Не густо. — Удостоверился сталкер, понижаясь ближе к картам, и прошептал Базуке на ухо: — Баз, ты не расстраивайся, выберешься из этого говна, я помогу. — Сталкер посмотрел на всех у кого остались карты, их было не много — Игорь и Леша сидели в другой стороне стола и смотрели за играющими, карты держал только Вальян: — Вальян ходи! — Солдат бросил козырную шестерку, — бейся семеркой, тут ведь все ясно! — Прокомментировал проводник, — Отбил! Есть еще? — Вальян порыскал в веере карт, и выудил две семерки и шесть буби. — Так значит?! — Игрок поискал подходящие карты. И оказалось что все козыри (спросонья сталкер не понял, какие карты пешки какие козыри). — Любые кидай! — Базука положил три карты восемь девять и Валет козырные; Вальян покачал головой, что мол, ходи! — Последняя карта, бросай!
— Да знаю я. — Раздражился Базука. — Без тебя знаю.
— Да, Проводник, — про себя назвал Евгения Вальян. — Не мешай игре. Знаем мы, что ты везуч, вон пускай Базука-возюка испытает удачу!
Но ведь ему испытывать удачу и не нужно. Он ходит козырным королем и все — «ГЕЙМ ОВЕР». Вальян проиграл, и… все! Следующий кон. Проводник промолчал, не давая виду остальным членам игры.
Но только как Базука положил решающую исход игры карту, Вальян не на шутку рассердился и взмахом кулака отвесил тяжелый удар развеселившемуся Базуке. Солдат упал от неожиданности на пол, и подпрыгнул с удивленным выражением физиономии:
— Ты чего? — Рассердился Баз. — Ну, ты попал!!!
Баз подошел к Валу и сделал тот же жест в виде удара.
Подскочивший Орлов чтобы разнять парочку получил от ненаблюдательного База в нос. Нос начал кровоточить. Но будто не заметив этого, Павел взял База за грудки и откинул в сторону:
— Все. Поиграли. — Взревел Павел как разъяренный бык на красную тряпку. — Хватит. Поиграли и хватит. Все спать. — Будто детям воспитатель приказал он, вытирая рукавом кровоточащий нос. Никто не послушался его, фильтруя сказанное: — Я сказал спать. Форма одежды — номер один! — Не на шутку разорался военачальник. Акустика здесь еще та, отменная! Все сказанное, точнее прооравшееся, отразилось мигом от кирпичной кладки стен. В помещение влетел стражник, с приготовленной к стрельбе «Гадюкой». — Все нормально. — Успокоил взъерошенного стражника Павел.
— А с носом что? — Не отставал охранник.
— Не твое, знаешь ли, дело. — Отверчивался от ответа военачальник.
— Ну, смотрите у меня… в темницу загремите… все из-за одного. — Предупредил страж.
Женя из-за невыносимой духоты помещения вышел прогуляться в свежий коридор. Оказывается, в этом административном блоке есть и госпиталь — для всех, не только административных людей. Из госпиталя доносились глухие стоны, но единичные, там больше всего постовые с северо-восточного блокпоста, оттуда частенько бывают налеты «чужих». Так же в госпиталь попадают и жители Маркса, не только Студенческие. Он даже помнил своего бывшего сослуживца, чуть ли не погибшего от когтей упыря напавшего с площади Станиславского. Он попал в госпиталь и там… скончался. Поговаривают, что под когтями упыря есть сильнодействующий яд. Который сначала парализует жертву, а потом у него разрастается гангрена, и кроме как ампутации ничего врачи сделать не могут, но как хирург притрагивается скальпелем к коже больного, часть тела сама, как хвост ящерицы, отваливается, и из поврежденной части тела вытекает вся кровь… вся. Яд прозвали «Антонов огонь». И этого огня боялись все люди. Пытались обходить упырей за километры. Но более невезучим «везло» оказаться в лапах упыря.
Самый первый раз Евгений оказался на поверхности не случайно. Он хотел выполнить просьбу отца, умершего перед Катастрофой. Он передал Жене записку, чтобы он переадресовал её своему младшему брату Лёше. Он прибился к группе сталкеров идущих на северо-запад. Он упросил капитана сталкеров двинуть к тому дому, где по записке лежит оружие. Они пришли туда быстро, и возвращаться обратно он один не стал, капитан сталкеров дал ему два бойца, которые привели Женю в метро, а сами бойцы ушли обратно. На станции сказали что этот автомат лишь вещь, ничего более. Патронов для Маузера не было. Но местный рукастый парень, растущий механик смог сделать так что патроноприемник стал принимать пули калашниковсокой модели. Денег пришлось тогда отстегнуть ему много. Но в бедности братья не жили. Они были приемниками бывшего коменданта Анатолия Куимова. На то время Жене было всего шестнадцать, прошло всего два года с момента часа «икс», он те времена помнил очень хорошо. Он тогда впервые увидел постъядерное солнце. Бледный светящийся диск палил по поверхности слабыми лучами. Но тех лучей было недостаточно, чтобы он мог ослепнуть. Сейчас сталкер задается вопросом: как он смог не погибнуть от радиации? Ведь на тот момент радиация была очень высока, и период полураспада самых сильных радиоактивных веществ, примерно тысяча шестьсот двадцать лет. И на тот момент, радиация даже на четверть не распалась… дожидаться, чтобы распалась на четверть, придётся очень долго. Сейчас две тысячи тридцать третий год, и консервироваться придется еще не менее тысяча шестисот лет. Даже сейчас двадцать лет спустя после часа «икс» удивительно, что возвратившиеся назад люди живы, и не погибли от лучевой болезни, как, к примеру, в Хиросиме и Нагасаки в конце второй мировой. Тогда это был удар ниже пояса всей Японии. Но что тогда стала третья мировая, в две тысячи тринадцатом? Когда погибла не только Япония, Азия, Европа и даже предполагаемый враг — Америка. Никто точно не знает, кто пустил смертельные заряды на мир, сгинув со всеми. Америка? Может Япония пыталась снова уничтожить Америку? Теперь это легенды искаженные временем и поколениями. Кто-то думает Америка, кто-то Япония. Никто не знает точно, кто мог убить человечество. Хладнокровно. С такими последствиями…
Пропустив полдник и ужин, Евгений провел все время на платформе, смотря, как скачут дети на переменах, как спешат студенты, как уборщицы на уроках полируют «улицу». На одной из перемен Женю встретил его сын, и с надутыми щеками пробубнил:
— Привет.
— Привет сынок. — Ласково ответил сталкер. — Учишься?
— Учусь.
— Как дела?
— Плохо.
— А чего так?
— Мне плохо. Я недавно, с обиды, в туннель убежал, от Маркса до Станиславского, постовые меня пропустили, сказали от расстояния достающего прожектором не уходить, а я ушел. Потом у меня закружилась голова, и я упал. Дядька постовой напоил меня чаем и проводил домой. Знаешь, что я там видел? Небо! — Сталкер смотрел на сына выпученными глазами не в состоянии ничего произнести, сын без спросу прошел через пост, и по возвращении ничего не сказав отцу, пошел играть с пацанами. Хотя он наказан! А сталкер совсем забыл. Женя взвесил оплеуху и, взяв его за руку, двинулся к Буздыхану, чтобы сын его принял дезинфицирующий душ. Буз дал согласие, и Степу отмыли, как следует, что он блестел от чистоты. Отпросившись, сталкер отвел сына домой и, взяв ремень, хорошенько отстегал сына. Жестко, но действенно! Жестко, но справедливо! Мальчик, конечно, плакал, орал, проклинал отца… но ведь он это не для себя, а для сына!
Когда Евгений вернулся, на станции угасала жизнь. Все либо ушли по домам, где когда-то были торговые киоски, или ушли на Маркса. На часах было десять часов. И конечно в некоторых краях улицы спали редкие бомжи и такие же редкие, пришедшие из перегона Студенческая-Маркса, пьяницы.
Условным стуком сталкера пустили в административный отсек. Еще остался час, но чего тянуть кота за… Он направился в кабинет Бузда. Постучал легко в дверь и оттуда раздалось:
— Да! — сталкер распахнул дверь, и вошел в достаточно тесное помещение, где стол и два маленьких шкафа и умещаются, сама комнатка была освещена несколькими свечами, что давало эффект какого-то склепа. Буздыхан встал, оторвавшись от блокнота, в котором он что-то записывал: «Дневник». — Подумал Женя. Как только Игрок полностью вошел в кабинет Бузд произнес закашлявшись: — Что… что вы хотели?
— Уже час ведь остался?! — Вопросительно убеждаясь проговорил проводник.
— Да. — Машинально ответил «заказчик». — Но до собрания еще час! Или вы хотите внепланово?
— Хотелось бы. — Плоско ответил сталкер. — Лучше побыстрее.
Старик подумал поглядывая на часы стоящие на столе.
—Хорошо, я соберу совет. А вы возьмите с собой Орлова и брата своего тоже.
— Ладно. — Просто ответил сталкер, разворачиваясь и выходя из кабинета. Он направился в комнату выделенную отряду Буздыханом. Расстояние от кабинета до комнаты не значительное, и это расстояние он прошел секунд за тридцать. Открыв дверь, солдаты, Орлов, Зайцев и Леша встали, распределившись у своих коек, после недолгой паузы они сели. Сталкер подбирая слова, произнес, медленно: — Парни, пришло время. Идем за мной.
Солдаты все вышли за проводником и гурьбой прошли мимо других комнат и кабинетов, пропуская сквозь отряд редких людей идущих либо домой, либо на платформу или в кабинет. Женя шел впереди, как проводник; рядом с ним Орлов, как самый знающий; сзади шел отряд удачи, как самые везучие и к бою готовые, а замыкали Зайцев и Леша, как самые смелые и шустрые.
Подойдя к кабинету Евгений, обратился к отряду удачи:
— Майк-с, будь с отрядом здесь. Там просто очень тесно! Я даже не уверен, что и другие не поместятся там. — Майк положительно покачал головой.
Четверка вошла в кабинет. Там уже собрались все те, кто был при самой первой встрече: Дятлов, Шаманов и сам Буздыхан. Они сидели на стульях у стола, и приветственно взглянули на пришедших. Встав у двери Зайцев с Алексеем, сразу же «посерели» в темноте помещения. Орлов вышел вперед и начал говорить:
— Сегодня у меня был длинный день, и я успел поразмышлять. А что если около берега есть все-таки лодка или хотя бы, то на чем можно переплыть реку?! Может быть, там есть то, что упоминается в байках, давно ставшие легендами, да, я имею именно паром. Люди могли пожертвовать собой ради других, тем более, если это сталкеры, ведь им ничего не страшно и им никто не приказ. Именно сталкеры приносят нам то, из-за чего потом они и умирают. Таких людей мало, вот, к примеру, Евгений, он ведь сталкер…
— Сталкер, сталкер, — со вздохом перебил Бузд. — Но что нам это даст? Где доказательства? Факты, нужны факты. Нет доказательств, это лишь байки. Евгений утверждает, что там нет парома!
— Но это смотря где искать! — оставался на своем Павел.
Они обсуждали больше всего одну тему. Как перебраться на другой берег, этот вопрос волновал всех присутствующих. Буздыхан, как заказчик, выслушивал мнения сталкера, военачальника и солдатов Зайцева и Бараксёва-младшего. Каждый повторял слова предыдущего члена совета, попросту никому в голову не лезли гениальные идеи. Самой оригинальной идеей оказалась у Лехи: дойти до Правых Чемóв, и, если она цела, пересечь платину ГЭС. Оригинально. Просто, но долго и опасно. Неизвестно каким маршрутом придётся идти, и как его придётся прокладывать. Всё же реальной идеей по сравнению с этой кажется переплыть реку!
За делом прошло много времени. Сначала час, потом два. Отряд солдат уже утомился стоять у двери, и они пытались разминаться. В ожидании окончания совета, Базука и Роман уснули. Время шло как вечность. Ночь подходила к середине, и никто не выходил из кабинета. Шло время. И казалось, что никто никогда из коморки не выйдет.
Советовались реально долго. Всё же на едином варианте не сошлись, и договорились так: если поблизости не будет плавсредства, будут реализовывать другие варианты, предложенные на обсуждении похода. После затянувшейся паузы Дмитрий Иосифович все же проговорил:
— Всем спасибо. — Проговорил последнее слово Буздыхан. — Всем до свидания. Сейчас вы идете, отдыхаете, а сегодня, после отдыха, в пять часов утра мы выходим! — Он улыбнулся, и положил в тетрадь ручку, потом закрыл потрепанную тетрадь, затем убрал ее в стол.
|
Рейтинг книги: 6
1779 место
|