27 мая 2033 года. Симбирск. Трактир «Сима». Утро.
-Какая всё же странная штука жизнь. Лучших своих сынов губит, а ублюдков безродных – на самый верх возводит. Сколько ж народу хорошего положили, цвет был самый...
На памяти Никиты, в этом подвале за минувшие тридцать лет сменилось три питейных заведения. Первое открыли ещё в девяностые – та ещё тошниловка была. И алкоголики там бывали, и рокеры, и гопники со скинхедами - что ни день, так драка с поножовщиной. Её он застал совсем мальчишкой. Прикрыли - малолеток слишком много собиралось.
Потом открыли бар посолиднее. И хотя народ там, по старой памяти, собирался самый разный, уровень всё же поднялся. Говорили, что одним из хозяев бара был кандидат философских наук. Появился даже стиль – студентом и сам Никита бывал здесь пару раз.
Вся окрестная улица до войны была занята ресторанами, кафе и рюмочными. Чуть дальше – на Федерации, стояли шашлычные, а ближе, на Карла Маркса шли бары и пивные.
Теперь не было ни Федерации, ни Карла Маркса. Первую белые после раскола забаррикадировали и организовали там стратегический склад. Почти все бары на ней закрыли, чудом уцелел лишь этот, к тому моменту переживший уже третье рождение. Местные называли его «Сима». Секрет этого места рассказали ему однажды американцы, которых он встретил на переправе у Пальцинского острова, возвращаясь в двадцать пятом году в город. Сюда, пока была возможность, приходили отдохнуть иностранцы из бывших натовцев. Причём отдыхали заморские гости не только печенью, но и другими органами. Они прозвали это место «Seamy» - по-английски «изнанка». А в двадцатом году, когда в Ульяновске начался передел и весь центр города пять дней шерстили красные – «Изнанку» тоже вычистили. Белые потом, конечно, вернулись и выгнали красных на юг, но бар так под ними и остался. Название оставили прежним, только переиначили на русский манер. И теперь на улице Столыпина (бывшей Карла Маркса), располагался один из самых надёжных оплотов большевизма в городе - трактир «Сима». Вроде явочной квартиры там было, для своих. Так кружок и замкнулся.
Обо всём этом Никита думал, неотрывно глядя на керосиновую лампу с дырявым абажуром, которая висела под потолком. Её обволакивал дым - в помещении было сильно накурено. Полумрак подмигивал Никите со всех сторон, сигаретами были вооружены почти все посетители. А он всё так же пристально смотрел на керосинку. Опускать взгляд ниже его не тянуло – с противоположной стороны стола сидела довольно странная парочка.
Справа сидел улыбчивый старичок в пёстром одеянии. Чёрные погоны на плечах были без звёзд, виднелась только одна нарисованная, словно мелом, полоса. На помятой шинели выделялись два белых креста идеальной формы, а в ногах его лежала шашка в исцарапанных ножнах. Старик сидел, положив голову на скрещенные руки и, едва слышно позвякивая шпорами, что-то бормотал.
Слева сидел ладный мужик средних лет в выцветшем френче. Ровная красная полоса рассекала его галифе и обрывалась там, где начинался сверкающий хром сапогов. Могучую шею подпирал отложной воротник с тремя плашками. Он повернул голову и смахнул с плеч невидимую пылинку. На груди у него красовалась большая бляха с изображением красного флага.
-…у меня вот в сорок втором этак половина дивизии не за понюх табаку полегла. Закурим? – левый приподнял фуражку, лежавшую перед ним. Там лежала небесных оттенков пачка папирос.
Старичок поморщился, демонстративно отвернувшись, и достал из-за уха самокрутку.
Левый протянул папиросы Никите.
-Пас, - помотал головой он. – Я ваш самосад не курю. У меня свой.
-Эх, сколько же душ ты загубил, Никитка… - тоскливо выдохнул старичок.
-Сколько я зарезал, сколько перерезал, - оскалился Левый, закуривая.
-…во век все грехи не отмолишь теперь, - как ни в чём не бывало, продолжил старичок.
-Отмолишь. И не такое отмаливали. А вот перед законом ответить когда-нибудь придётся. И не нужно так налегать на настойку, от этой дряни за версту несет сивухой, - кивнул левый в сторону барной стойки.
-Слав, выпить дай, - попросил Никита, уткнув свой взгляд в стол. Бесконечные разговоры, которые заводили его собеседники, едва он приходил в это место, очень раздражали.
-О-хо-хо… Ничему нас, Казарцевых, жизнь не учит, - флегматично проговорил первый, затягиваясь самокруткой.
-Не пей, Никит. Не поможет, - уверенно заявил второй, сверкая плашками на петлицах.
-Помолчи, Дед, - огрызнулся Никита. – И ты тоже, Тимофей Григорьевич, молчи! - осадил он старичка, который только собирался что-то добавить. - Отстаньте оба, оставьте меня в покое!
На громкие возмущения Никиты начали оборачиваться посетители. Не поднимая глаз, он встал из-за стола и шагнул к стойке. С глухим стуком поставил на обструганную поверхность патрон. Затем ещё один. И ещё один.
-С тобой с ума сойдёшь, Казарцев, - недовольно прошелестел хозяин трактира и с лёгкостью фокусника выставил перед Никитой три стопки.
Никита опрокинул первую, сразу же за ней – вторую. В этот момент в баре раздался резкий, противный звон.
-Оп-па, - шёпотом протянул Слава и рванулся в другой конец стойки.
Никита закашлялся. Где-то там, куда отбежал бармен, ещё с довоенной поры висел портрет Че Гевары. Повернув голову, он увидел, как Слава нервным движением развернул портрет революционного вождя, и с обратной стороны засияла глянцем табличка «Уголок потребителя».
-Ну-ка, быстро в нормальный вид всё приведите, мигом! – рявкнул бармен, словно капрал на плацу.
Все посетители молча засуетились. Кто-то прятал по карманам разложенный на столах скарб, кто-то неслышно отошёл в тень. Ещё один ловким движением вывернул наизнанку свою кепку - на подкладке матово блеснула неизвестная Никите кокарда. И только лишь один крепкий парень с лошадиным лицом растерянно спросил:
-Слав, а что случилось?
Слава не сразу ответил ему. Он деловито достал из-под стойки сверкавший воронением пулемёт и продул диск на нём.
-Ничего, - проворчал он, возвращая пулемёт под стойку.
С трудом закинув в себя третью рюмку, Никита быстро вернулся за стол. Его собеседники настороженно ожидали. Предчувствуя недоброе, старичок мелко перекрестился. Глядя на него, руку ко лбу протянул и Никита, но тут же отдёрнул её.
-Ты, что, Тимофей Григорьевич, смерти моей хочешь? – яростно выпалил он.
Старик пожал плечами.
В дверь постучались, и по залу пронёсся облегченный выдох. Не свои сразу бы снесли её. Слава посмотрел в глазок.
-Кто там?
Ответа не последовало. В баре повисла напряжённая тишина, которую нарушили только два или три железных щелчка из-под столов. Никита тревожно задёргал головой.
-Проклятьем заклеймённые. Открывай, товарищ. Свои, - глухо донеслось с обратной стороны.
Задребезжал засов и за распахнувшейся дверью возникли двое молодцев в затёртых пальто и грязных сапогах.
-Доброго здоровья, товарищ Вячеслав. Прощенья просим, что с шумком, - пояснил один из гостей, увидев фуражку на одном из посетителей и «уголок потребителя».
-Решили вот вашу революционную бдительность проверить, - добавил второй гость.
-И вам не болеть, советские люди! – бармен с обрадованным лицом пожал руки гостям.
В этот момент Тимофей Григорьевич негромко произнёс:
– Салют, совочки.
Большинство посетителей не услышали этого выпада, но первый гость тут же ткнул партнёра в бок и кивнул в сторону Никиты. Бармен, тем не менее, продолжал:
– А с бдительностью у нас всегда было все чересчур хорошо. Вы бы поаккуратнее. Того и гляди, пристрелим однажды какого-нибудь неосторожного…проверяльщика.
Но мнение товарища Вячеслава уже не интересовало гостей. Они направлялись к Никите.
-Кто это такие? – вопрос Деда звучал глухо, словно издалека.
Не глядя на собеседников, Никита пояснил:
-Гебисты. Вы бы это, спрятались что ли…
Обернувшись, он с удивлением увидел, что его спутники действительно исчезли. На столе не лежала фуражка Деда, пропала его пачка папирос, на скамье не виднелись латунные ножны, которые вертел Тимофей Григорьевич.
Но места пропавших пустовали недолго. «Проверяльщики», как их назвал Слава, бесцеремонно уселись напротив Никиты и первый тут же заговорил:
-Странное место ты выбрал, товарищ Казарцев, чтоб спрятаться. Или тебя лучше по-белому – «господин»? Тебе как удобней? Что, нажраться напоследок потянуло или к сообщникам заглянул?
Выслушав полное яда приветствие, Никита повернулся к бармену и, пытаясь говорить как можно спокойнее, попросил:
-Слав, налей ещё.
Он попытался встать, но второй гость легонько хлопнул Никиту по плечу и отрицательно мотнул головой. Бармен опасливо подошёл и поставил на стол ещё одну стопку. Никита вынул из кармана три патрона и один тут же отдал Славе. Два других он повертел в руках и извлёк из них пули. Освободившийся порох он высыпал в свой напиток.
«Проверяльщики» непонимающе смотрели на него.
-Давайте-ка вы для начала объясните мне, от кого и почему я должен прятаться, дорогие мои товарищи, - спросил, наконец, Никита, аккуратно отпив из стопки.
Гости, наконец, отмерли, и всё тот же продолжил:
-У нас, кажется, был с тобой договор. Ты выводишь нас на Жокея - получаешь патроны. Патроны ты получил – как было уговорено. А вот переговорщики от Жокея так и не вернулись. Потом только всплыли, в спецтюрьме на Радищева.
-Так тут всё ясно, - спокойно ответил Никита. - Жокей вас подставил. Я-то тут причём? Сейчас много развелось двойных агентов.
-Агентов много, ты прав. Только мы всё-таки наведались к Жокею ещё раз, нарушив все правила конспирации.
-А вот это вы зря... – Никита хотел было отпить из стопки ещё раз, но второй гость схватил его за локоть и с силой прижал к столу.
-Заткнись! – прошипел он.
Вышло, тем не менее, достаточно громко. На этот раз к столу Никиты, и без того привлекавшему сегодня слишком много внимания, обернулся весь трактир.
Первый гость развернул на столе бумагу с несколькими печатями, потемневшими от времени.
-Жокей оказался разговорчив. И достал он нам интересный документ, прямо из архива Симбирской контрразведки, - гость продолжал говорить всё громче, чтобы сказанное услышали все присутствовавшие. - Приказ за десятое марта 2033 года. Выделить агенту под агентурной кличкой Скрипач средства в размере пяти магазинов 7,62. За что это, интересно, господину Скрипачу выделили пять кусков семёрой в дату, когда накрыли группу переговорщиков? В которой, между прочим, был наш комиссар по безопасности? Кто вообще этот Скрипач?
Трактир загудел. Но Никита был спокоен.
-Первый раз слышу. Белые мастаки давать прозвища агентам. Только я не скрипач. Я отродясь таких инструментов в руках не держал! – ответил он также громко, чтобы слышали все.
-Какой дурак станет давать такую кличку настоящему скрипачу? – спросил кто-то из другого конца трактира.
-Вот и я так же подумал, - произнёс удовлетворённо первый гость. - Да только этак кого угодно можно было заподозрить, у нас почти никто не играл. А все товарищи проверены в боях и кровью доказали свою преданность. Верно?
-Верно, - кивнул Никита.
Хватка гостей ослабла и руки Никиты освободились.
-Так кто же мог предать?
-Да никто не мог, - уверенно заявил Никита, поднимая стопку ко рту.
-Но вот только дорогой товарищ Жокей вытянул из архива ещё одну интересную вещицу. И в руки мне попалась выписка из личного дела одного товарища, который служил в разведке «Опричнины» через год после инцидента и имел там позывной «Скрипач». Именно потому, надо думать, что никогда в жизни не брал в руки скрипку. А звали этого господина Никита…
Второй гость молниеносным движением достал из-под стола пистолет и направил его прямо в лоб Никите.
-…Борисович…
Казарцев в последний раз окинул взглядом трактир. Место, в котором он много вечеров пытался бороться с самим собой. Гори оно синим пламенем!
-…Казарцев.
Никита рывком выплеснул содержимое стопки в лицо гостю, и реальность растворилась во тьме.
-Свет! – закричали со всех сторон.
У входа гулко ухнул взрыв. А ещё через секунду у стойки застучал пулемёт.
27 мая 2033 года. Симбирск. Главное управление окружной контрразведки. Вечер.
Докладывал капитан Михайлов, командир оперативной группы. Полковник кивал ему на автомате. Мысли были заняты другим, ведь прошло целых двадцать лет…
-Мои поняли, что при свете не прорвёшься. Они там хорошо окопались. Тогда мы отрезали им генератор, а уже потом подорвали вход.
Полковник склонился у приземистого окна, окинув взглядом бывшую улицу Ленина. Окружная контрразведка расположилась в когда-то известном на весь город музее.
-…ворвались внутрь, а там полон шалман этих сволочей. Все при оружии, бармен даже пулемёт достал. Куда им было деваться? Вот они их гранатами и…
Где-то наверху загудели часы. Гулко прозвучал первый удар.
-И большевики каким-то образом раскрыли Скрипача. Мы не понимаем, как, но у них были оригиналы документов из имперского архива…
Третий удар.
Хотя прошло уже много времени, перекрёсток улиц Гончарова и Давыдова (бывшей Ленина) по-прежнему был сильно засорен. Поперёк сквера стоял остаток каменной баррикады. В стене Дома художника по-прежнему зияли старые бойницы. Бывший магазин косметики на углу просто заколотили фанерой, а дорога возле него всё так же была усыпана стеклом и обломками…
Пятый удар.
От сквера неспешно прошёл офицер патруля с георгиевской медалью на груди. Руку на рукояти штык-ножа он держал так, словно сжимал в ладони эфес казачьей шашки, не меньше.
Восьмой удар.
Восемь вечера.
Вдруг в окно полковник увидел машину. Потом ещё одну. Посмотрев на её номера, патрульный офицер выпрямил спину и одёрнул форму. Его обогнал довольный сослуживец. Хлопнув патрульного по плечу, он убежал в сторону театра. Там его ждёт невеста.
Полковник точно знал, что этому довольному мужчине двадцать восемь лет. Полковник знал, что невеста эта, будущий педагог - беременна, и скоро у неё родится мальчик. Полковник знал, что скоро счастливая пара вернётся обратно, к часам, где когда-то они первый раз встретились. Полковник всё это хорошо знал, потому что довольным парнем за окном был он сам, только тридцать лет назад. За окном застыло 1 июля 2013 года.
Он, тогда ещё старший лейтенант, приехал из Иркутска к родственникам. Тут он познакомился с будущей женой, успел присмотреть себе квартиру и через дядиных знакомых хотел попросить командование остаться в Ульяновске. Вся душа его в тот день была переполнена заботами и светлыми надеждами на будущее. Он бережно сжимал Веру в объятиях и говорил с ней о какой-то ерунде.
Полковник глянул на часы. Восемь с четвертью. Тогда и началось.
Сначала в небе низко пролетел самолёт. Это был большой «Антонов-124». Затем громкоговорители на главной улице хрипло загудели. Сначала подали сигнал «Внимание всем!», затем «Воздушная тревога».
Кто-то из прохожих чертыхнулся: «Учения опять». Но сирена не прекратила работу - ни через минуту, ни через пять. Люди напряглись. Кому-то на мобильные стали приходить сообщения, после которых обладатели телефонов, озираясь по сторонам, куда-то убегали. У цветочных рядов с рыданиями бросилась на колени женщина, визгливо причитая: «Господи, Господи…». Несколько автомобилей проскочили перекрёсток на красный свет, чуть не сбив пешеходов, которые тоже внезапно плюнули на сигналы светофора.
Молодой старлей ничего тогда не понимал. Мимо пробежал патрульный из сквера. Остановив его, он спросил, что происходит. Тот матерно огрызнулся и побежал в сторону театра. Туда же последовал и полковник с невестой, что было ошибкой. Правительственный квартал к тому моменту уже успели отгородить. Выезд с улицы Ленина перегородили армейские грузовики. В кордон упиралось несколько брошенных машин и приличная толпа, но солдатам удавалось сдерживать её. Никто не мог ничего объяснить. Страшно ругался майор за оцеплением, крича что-то в полевую рацию. С каменными лицами стояли солдаты. Оставив жену в стороне, молодой старлей попытался пробиться к оцеплению. Глянув на его погоны, солдаты остались стоять без движения.
-Мужики, что творится? Какого рожна происходит, почему людей не пускаете? – вопрошали из толпы.
Где-то правее, у суворовского училища, одна за другой в сторону Волги уезжали чёрные автомобили с мигалками. Приглядевшись к лицу одного из солдат, старлей увидел, что по щеке его скатилась слеза…
-Отошли все, на…! – взорвался новым потоком брани майор, приблизившись к толпе. – Всем отойти назад!
Но в ответ люди только усилили напор. Подняв автоматы, бойцы дали очередь над головами. Завизжали женщины. Один особо ушлый парень сел в машину и попытался протаранить оцепление. Снова что-то закричал майор, солдаты вытряхнули водителя из машины и увели за грузовики.
Старлей растерянно озирался - не получалось никому дозвониться, а озверевшие люди отказывались отвечать даже на самые простые вопросы. Каким-то чудом на телефон дошло одно единственное сообщение, от дяди: «Борь прости меня пожалуйста за всё».
Словно оглушённый, старлей отделился от толпы и подошёл к невесте. Глаза её уже были красными от слёз. Он обнял её.
Над Свиягой, в противоположном конце улицы, в небе пролетело что-то, похожее на большой беспилотник. В следующую секунду небо потемнело.
-Закрой глаза, - шепнул старлей невесте и крепко обнял её.
Затем стало очень ярко. В небе послышались разрывы. Прищурив глаза, старлей уткнулся лицом в голову Веры:
-Прощай.
Рядом закричали.
-Я ослеп! Не вижу!
-За что?!
-Господи!...
А потом наступила тишина.
Воспоминания полковника прервал утробный бас:
-С этим делом уже разобрались. Виновники найдены. Завтра показательно расстреляем причастных, а в архиве проведём ревизию. Вам не о чем беспокоиться. С нашим другом Скрипачом, я думаю, тоже придется распрощаться. Он утратил свою полезность, а тёмных дел у него за душой - хоть отбавляй. Ещё не ясно, кто на кого работал - он на нас или мы на него… Борис Викторович, вы хорошо себя чувствуете?
-Да, - полковник окончательно пришёл в себя и вынырнул из воспоминаний. Всё-таки генерала Кожепарова следовало слушать повнимательнее. Больно уж нехорошая история выходила. А он, тем временем, продолжал:
-Только как теперь вы поступите с его заданием?
Полковник крепко задумался.
-Я могу подключить других наших агентов из Кольца. Но время упущено… Боюсь, что птица наша может уйти.
-Этого не должно произойти! – решительно пророкотал Кожепаров.
-Что поделать, Скрипач в этом деле был лучшим нашим сотрудником. Из черни в Кольце, разумеется, - уточнил полковник.
-Если понадобится, своих выводите в Кольцо. Поднимайте всю агентуру! Потребуется – шлите запросы к нам, поможем. Любой ценой, но птицу необходимо поймать раньше красных. Они уже всех на уши подняли!
-Мне всё-таки не даёт покоя этот Скрипач, - вымученно улыбнулся полковник, которого не покидали навязчивые воспоминания. – Выпьете?
Генерал плотоядно улыбнулся.
-Допустим.
Когда-то в кабинете полковника был конференц-зал музея, оттого излишняя просторность помещения до сих пор бросалась в глаза. Чтобы дойти да шкафчика, где он прятал от жены алкоголь, приходилось пройти немалое расстояние. Интересно, а прежний хозяин дома, когда писал историю самого известного в России лентяя, пил или не пил?
-Знаете, Борис Викторович, люблю я у вас бывать. В вашем доме жизнь будто и не прекращалась. Словно и не было войны, - с лёгкой завистью проговорил генерал.
-С таких домов будет начинаться наше возрождение, Пётр Кириллович. Не из хибар же новые люди выйдут, в самом деле? – полковник поставил на стол большой флакон с янтарной жидкостью.
-У них там тоже словно войны не было, - усмехнулся Кожепаров. – Как жили свиньями в дерьме, так и сейчас продолжают.
Полковник оглядел свои владения. Массивный стол из дуба (правда, ножку пришлось поменять). Книжные шкафы вдоль стены (правда, полупустые, ну да ничего – сын продолжит собирать книги). Мебель, хоть и советская, но полный гарнитур. Стены покрашены, только копоть с окон до конца не оттёрли. Со стены сурово взирал портрет адмирала Колчака тушью – по последней моде.
-А может, и не бомбили нас двадцать лет назад, Пётр Кириллович? – весело предположил полковник, разливая по рюмкам напиток. – Может, нам это всё приснилось?
-Ах, если б, - пророкотал генерал, рассматривая стакан. – Ах, если б. Американцы-то ко мне одному из первых в часть рванулись – выручать. Я тогда тоже подумал – может, помешательство какое. Но нет… А что это, Борис Викторович?
-Кальвадос.
Генерал неопределённо кивнул.
-Перебродивший сидр, если проще, - сдержанно улыбаясь, пояснил полковник.
-А, так это его производят на нашей ветке?
-Именно. Раньше у тупика был молочный завод, но коров потравило после бомбёжек. А аппаратура осталась. Вот они там перегонный куб и поставили.
-Эти самогонщики вроде в хозяйстве господина Латунского обитают?
-Да. Сознательный человек. Алексей Владиславович ввозит с юга яблоки - из Плодового, из Пригородного. Наши ему в этом помогают, охраняют. Сами понимаете, конкуренции для производства таких масштабов почти никакой. Каждую партию он делит на три части. Одна уходит к американцам на тот берег - по завышенной цене. Другая - в город, по номиналу. Ну а третья нам – по дружбе, так сказать.
-Не дурно, - заключил генерал.
-Угощайтесь, - полковник протянул гостю блюдце, взглянув на которое, генерал зашёлся счастливым, почти детским хохотом.
-Неужели и такое возможно? Чёрт возьми, мармелад?!
-А там же производят, из остатков, - улыбнулся в ответ Борис Викторович.
В такие моменты действительно все они на пару минут отдалялись от выжженной реальности 2033 года. Полковник вспомнил, как он десять лет назад, на развалинах библиотеки в посёлке мостостроителей, собирал в охапку книги и прямо там, на пепелище раскрывал их и жадно-жадно читал, листая с пятой страницы на десятую. Даже оказавшись в таком страшном положении, сознательные люди стремились хотя бы по капельке вернуть себе прежний быт. У кого-то это даже получалось.
-Что же до Скрипача, - генерал медленно выпил кальвадос и зажевал его мармеладом. - Сейчас он загнан в угол, под ним буквально земля горит.
-Я распоряжусь усилить контроль на границах, отправлю ориентировки полиции и «Опричнине». К красным он не пойдёт, они его тоже ищут…
-Из кабака ни одного живого?
-Последний умер в лазарете час назад. Только Скрипача нет.
-Значит, его приезжали арестовывать?
-По всей видимости. И, зная его прошлое, он в любом случае где-то всплывёт. Его поимка - это вопрос нескольких дней. Однако, я хотел бы попросить вас, господин генерал. Давайте возьмём его живым?
-Скрипач не нужен, Борис Викторович, - улыбнулся Кожепаров. - Но как знаете. Если считаете нужным – берите живым. Всё равно первоочередной сейчас является задача с нашей птицей. Не дайте ей уйти. Неважно, каким образом, но её надо перехватить любой ценой. Похоже, большевики готовят нам новый...
Генерал собирался сказать что-то ещё, но в этот момент дверь в кабинет резко распахнулась. Оба офицера машинально опустили руки на кобуры с оружием. Эта давняя привычка сохранилась у обоих с момента раскола, когда враги могли достать человека даже в кровати, потому что оказывались случайно его собственными соседями, прислужниками, водителями…да кто угодно мог быть врагом. Однако, в дверях стоял не большевик. На пороге вытянулся запыхавшийся юноша в добротной кадетской форме. На клапане верхнего кармана сверкал значок отличника стрелковой подготовки.
-Pap`a, ведь это же неправда, что мне рассказали? Ты же не выгнал Любу? Куда ты её дел? – быстро и нервно заговорил юноша, рванувшись к столу.
-Лёка! Что за манеры? – полковник взлетел со своего места и ударил рукой по столу. - Перед тобой генерал!
Юноша нехотя надвинул на лоб свою фуражку, и, повернувшись к Кожепарову, приложил руку к козырьку. Послышался едва слышный щелчок каблуков. Генерал улыбнулся. На этом приветствие закончилось, вновь уступив место семейной перепалке.
- Il faut parler au vous, pap`a (Мне нужно поговорить с тобой, папа, фр., прим.авт.) - судя по всему, юноша не горел желанием выносить сор из избы и заговорил при госте по-французски.
-Разговор был окончен ещё в понедельник, - по-русски изрёк полковник.
-Отец, ты сломал ей жизнь! Куда она теперь пойдёт?! – юноша, казалось, был готов выпрыгнуть из своих ладных сапогов.
-Туда, откуда и пришла, enfant de pute (сучий сын, фр., прим.авт.), - ядовито прошипел полковник.
- Mon hostie de sandessein (чёртов мерзавец, фр., прим.авт.), я люблю её больше жизни! – закричал юноша.
-Подпоручик Толмазов, отставить! – полковник окончательно вышел из себя. - Что вы себе позволяете, в конце концов? Если тебе эта tabarnac de pute (драная шлюха, фр., прим. авт.) важна больше жизни - можешь выметаться из дома, только не позорь меня перед старшими по званию!
Бросив фуражку на пол, подпоручик резко развернулся и ушёл. Громко хлопнула дверь.
Возникла неловкая пауза.
-Прошу простить поведение моего сына, Пётр Кириллович, он слегка не в себе, - тяжело дыша, выпалил полковник. Налив себе полную рюмку кальвадоса, он мигом осушил её и тут же рванул на себе воротник.
-А я ведь его ещё мальчиком помню, - тепло улыбнулся генерал, словно не слыша полковника. – «Дядь Петь, дай левольвер. Дядь Петь, возьми воевать».
Борис Викторович повернулся к окну и заговорил тише.
-Бил я его мало. Вояка доморощенный. Любовь – это наша бывшая горничная, - начал оправдываться он, не глядя на Кожепарова. - Между ними завязалась…интрижка, - последнее слово полковник слово выплюнул на землю. - И нам с Верой Григорьевной пришлось оградить его. Ничего, поистерит и забудет.
-Вы уверены в этом, господин полковник? – генерал продолжал мечтательно улыбаться.
-Да.
|
Статус: Опубликовано Рейтинг книги: 10
1170 место
|