Автор: photolb

– Папа-кока!
В харчевню «Под лестницей» ввалился Лис. Побарабанил по пузу Гипа, увернулся от его подзатыльника. Повесил на вешалку штормовку и меховой жилет, не снимая шлема десантника, прошел к столу Пхото, плюхнулся на соседний стул, перевесил с плеча на спинку стула автомат.
– Папа-коко, а не кока!
– Брось, крестный! Сезон на носу. Клиент ужо нарисовался.
– Тигра, отдай ему, - сказал Пхото женщине за стойкой. Наверно, когда-то она была красива и не лишена вкуса, но сейчас ее лицо пересекала черная полоска ткани, скрывающая правые глаз и щеку, зеркальные очки скрывали глаза, голову покрывал платок цвета хаки, явно выкроенный из афганки или плащ-палатки, одежда защитной расцветки была невзрачная и скрывала нюансы фигуры, делая ее обладательницу блеклой и заурядной. Женщина подала пластиковый тубус для чертежей. Лис подхватил его, не вставая со стула.
– Спасибо, теть Нат.
И тут Лис заметил незнакомку, сидящую по левую руку от Пхото.
На девушке были тщательно подогнанные дорогие, но уже обмятые вещи. Комиссарская кожанка. Гимнастерка фасона конца гражданской войны с белоснежным шелковым подворотничком. Галифе, идеально облегающие ее от талии до щиколоток. И сапоги, шикарные хромовые сапоги с кожаными подметками, подклеенными микропоркой, на небольших каблучках. На правом бедре на узком ремне через левое плечо покоилась кобура с Маузером, на широком офицерском ремне слева спереди висел немецкий штык-нож времен Второй мировой. Алый широкий и длинный шарф высовывался из РД, который она повесила на стул, а лицо, склоненное над кружкой бульона, скрывала тень от козырька кепи-афганки, дома она, скорее всего, щеголяла в кубанке или буденовке, но в дальней дороге эта наследница богатырки, наверно, была удобней. Красной линией несло за километр, но пахло очень дорогими духами едва заметно, даже интеллигентно. Одним словом, девочка олицетворила комиссарский шик.
Комсомолка-мажор материализовалась на третьесортной станции неглубокого залегания под ТТК, а Пхото с ней любезен как со званой гостьей?
Лис на автомате открыл тубус и разложил карты. Маршрут Хаза был на всех.
– Пхото, может что-то новенькое стоит сделать?
– Лучше меньше, да лучше. Все равно оттуда никто не вернулся.
– Кроме Хаза.
– Хаз никогда до него не доходил, потому и возвращался.
Лис почувствовал несколько быстрых заинтересованных взглядов незнакомки, стянул шлем, тряхнул светло-русыми волосами и перевоплотился в героя девичьих грез, кто-то сказал бы, что он походил на древнерусского витязя или воина древней Греции, кому-то привиделся бы секс символ 90-х двадцатого века. Обычно этих манипуляций хватало, чтоб растопить девичьи сердца, но…
Девушка продолжала греть тонкие пальчики, выглядывающие из тесных хромовых полуперчаток, о кружку бульона, вдыхала дразнящий аромат, пару раз чиркнула козырьком о край кружки. Наконец начала медленно поднимать голову, из тени от козырька выплыли аккуратный небольшой подбородок, маленькие пухлые губки бантиком, прямой острый чуть-чуть вздернутый нос.
Дуплет бирюзовых глаз снес Лису башню и пригвоздил его к стулу. Развивая достигнутый успех, девчонка откинулась на спинку стула, стянула кепи, тряхнула головой, рассыпавшиеся светло-медные волосы красиво обрамили идеальный овал белоснежного лица, лишенного следов генов кочевников, золотые искорки заплясали на макушке и щеках. Рыжуля нахлобучила кепи козырьком назад, выудила кожаный чехольчик, из которого извлекла массивную ложку фамильного дворянского серебра, начала игриво прихлебывать бульон. Судя по урчанию в пузике, Пхото думал, что бульон исчезнет за считанные секунды, но девушка ела медленно с толком, чувством, расстановкой. Подошла Тигра, поставила тарелку с большими и румяными чебуреками на пролетарский аппетит. Тонкие пальчики коснулись верхнего чебурека, отдернулись, горячо.
– Погоди, ты знаешь что это?
Наклонилась, по-лисьи принюхалась.
– Пирожки с мясом.
– Нет. Это чебуреки.
– В чем разница?
– Внутри горячие пар и вытопленный из мяса жир, если куснуть как пирог, то тесто лопнет, можно в лучшем случае испачкаться, в худшем обжечься.
Положила ложку на тарелку. Аккуратно взяла чебурек двумя лапками, прокусила маленькую дурочку, подула, вобратку повалил ароматный пар, прокусила вторую, подула, пар вырвался через другой прокус, захлебнулась слюной, но продолжила старательно дуть, не вытерпела, откусила большой кусок, начала жевать, обожглась, запила бульоном. Огромный чебурек исчез в момент. Пхото удовлетворенно хмыкнул в усы, девичье пузико перестало издавать посторонние звуки и занялось своими прямыми обязанностями.
Настало время светской беседы.
– А что это за сезон?
– Упертые глупцы лезут в могилу.
– ??? – округлила глаза.
– Идиоты по свежему снежку пытаются пробиться в МГУ.
Даже находясь в любовном трансе, Лис среагировал на "МГУ". Лицо исказилось, будто ему в рот влили стакан рыбьего жира, дали запить стаканом касторки с перцем и горчицей, а на закуску подсунули незрелый лимон с вяжущей хурмой, все усугублялось тем, что Лис боролся, стараясь сохранить хорошую мину при плохой игре.
Пора спасать парня. Будто услышав мысли Пхото, подошла подавальщица Настена, по-свойски прижалась животом и бедром, заслонила от соперницы.
– Лис, ты есть будешь?
– А? Да.
– Как всегда?
– Да.
– Возьми со стойки.
Лис встал, прошел вдоль стойки к двери, взял кружку и тарелку, плюхнулся за столик позади Гипа, спрятался за его животом, начал есть, испепеляя взглядами не покорившуюся добычу.
Лизка деланно впилась во второй чебурек, но больше всего ее интересовали оставленные Лисом карты. Будто дразня, Пхото разложил их перед собой, водил пальцем, крутил, переворачивал…
– Пхото, а вам сколько лет?
– В 1972 родился.
– Год крысы, а месяц?
– Июнь.
– Близнецы, – увидев утвердительный кивок, продолжила. – Значится суперкрыс.
Девочка, выросшая в метро на красной линии, знает, что такое гороскоп? Бред! Или Эмма? Ее школа. Значит эта сопливая засыха – шпионка экстра-класса? 17-18 лет, а Эмма отправила ее одну на задание. Или на станции есть еще шпионы?
– Угу, с синдромом крыса.
– Вот почему я вас в туннеле за крысу-мутанта приняла, еще эти шкуры и очки, чуть не обсикалась от страха.
– Хорошо, что не пристрелила.
– Это да, – захихикала. – Я думала вам не больше сорока лет, у нас многие тридцатилетние старше выглядят, а вы мне в дедушки годитесь.
– В дедушки, не в дедушки, а в отцы точно.
– А в туннеле у вас зеркала висят?
– В смысле?
– Вы когда фонарем посветили, я свое отражение видела.
– А, это… В туннелях висят портреты Марии Туннельной.
– Я так похожа? А кто это?
– Местная святая. Считается, что ее портреты ни пули, ни ножи не берут, и беду отводит.
– Правда? Надо жилет из своих фоток сшить, будет легче броника.
– А дешевле ли выйдет? – задумалась, погрустнела. Встрепенулась. Продолжила шутить и улыбаться.
Вертела в руках чебурек, выбирая, куда бы его укусить. А Пхото смотрел на ее пальцы. Как они похожи на пальцы, которые он уже двадцать с лишним лет целует по нескольку раз на дню, хотя, мизинцы…
От одной мысли, что Лизка прошла школу Эммы, Пхото бросало в дрожь. Воображение услужливо обагряло нежные ухоженные как у пианистки пальчики кровью людей, которых она убила, чтобы не вылететь из разведшколы.
Минимум их было трое, убитых холодным оружием или голыми руками. Добить умирающего больного или раненого быстро и без боли, чтобы сберечь нервы и совесть не мучила. Потом прирезать ослабевшую «куклу», риска для жизни ноль, но здоровья потерять можно было немало, инструкторы не спешили и давали время «побороться». Третьего надо было взять в реальном бою, шансов выжить у стажера было маловато...
Сколько ты пережила юная шпионка?
Поглядим, зачем заявилась.
Чебуреки кончились. Лизка салфеткой стерла с пальцев жир. Расстегнула поясной ремень. Кошачьим движением подцепила ближнюю к ней карту, повернула, чтобы рассмотреть… Пхото безмолвствовал, лукаво улыбаясь.
– Что это?
– Маршрут Хаза.
– Кратчайший путь к МГУ?
– Был самым безопасным.
– Но здесь только карта местности.
– Чтобы поднять маршрут, нужно купить набор фотографий ориентиров.
– А сколько стоят ориентиры?
– 4000 патронов к калашу или 6000 к ПМ.
– Ого-го. Я и тысячи в руках ни разу не держала, но карту легко найти или срисовать?
– Видишь ли, карта – это лишь право на покупку ориентиров…
– А ориентиры право на покупку…
– …инструктажа.
– А потом?
– Тренировка.
– А потом?
– На потом даже у Ганзы бабок не хватило…
– И за что такие деньги?
– Сущие пустяки – около 3 км до Смотровой и еще 800-900 метров до двери МГУ.
– Это всего 30-40 минут пешком?
– До апокалипсиса максимум час.
– А сейчас?
– Вся жизнь.
– В смысле?
– Двигаясь к МГУ, человек стареет на 40-60 лет.
– А Хаз?
– Во-первых, Хазу родные горы помогали, он вырос и прожил всю жизнь на Воробьёвке, чего и сколько нахватал и чем пропитался, мог бы сказать только патологоанатом, но тело не нашли. Во-вторых, Хаз ходил только до Смотровой. В-третьих, 12 лет назад все было проще.
Лизка слушала вполуха, глаза буравили карту, пальцы снимали размеры.
– А ты зачем на Ленинский пришла?
– Песни слушать, – и вытащила из РД толстенный гроссбух. – Я фольклор Метро собираю.
– Ну, песни у нас после полдника. Ты знаешь, что за право записывать текст люди по патрону за песню платят?
– А, а иначе?
– «Профсоюз» не дозволяет.
– Пуф-фф, а просто послушать?
– Покупаешь еду и садишься за стол, где сидит Лис или дальше.
– А там хорошо слышно?
– Посредственно.
Лизка надулась как мышь на крупу.
– Ладно, пока никого еще нет, я спою тебе одну песню, которую не пел никому, но ты должна мне обещать, что никогда не пойдешь к МГУ.
– Почему?
– Хочу, чтобы ты прожила долгую и счастливую жизнь.
– Обещаю, – и подняла правую руку.
– Вруша.
– Почему?
– Пойми, оттуда никто никогда не вернулся, что за сила завладела Изумрудным городом непонятно. Шансов у тебя ноль. Одиночки дальше проспекта Вернадского прорваться не могут.
– Есть же другие маршруты, – ох, как нехорошо она поджала губы.
– Маршруты? Знаешь, почему Ломоносовский, Минская, Мосфильмовская фонят как взорванный реактор? М-м? Потому, что боеголовки легли в озеро рядом с депутатскими домами, а Кутузовский похож на радиоактивный карьер. Есть у тебя защитный костюм, в котором ты сможешь там продержаться хотя бы полчаса? Создавался ли он вообще? Иначе можно было бы попробовать прорваться со станции «Ломоносовский проспект». Если же идти от Академической по Университетскому, то придется прорываться через керосинщиков, вичух и соколов. Некоторые пробовали это проделать под прикрытием шилок, но добились успеха только, пригнав семь машин, а сколько боеприпасов загубили...
– А, если подъехать?
– Техника рассыпается через 300 метров после пересечения барьера.
Помрачнела. Насупилась.
– Хорошо. Обещаю, что без вашего благословения к МГУ не пойду.
– Хочется верить.
– Честное пионерское. – Как же по-детски это прозвучало, но искренне.
– Поверю на первый раз. Не разочаруй меня.
Лизка раскрыла свой гроссбух на чистой странице. Шмыгнула носом, а состроенная гримаса старательности и внимания сделала ее похожей на лисенка, поджидающего спрятавшуюся в норке мышь.
– Это песня Хаза.

Брали сталкеров бригады
Штурмом город Изумруд.
Хоть и бились и старались,
Не прошли ни там, ни тут.

Из метро их сотни вышли
Самых ловких на Москве,
Но на Смотровой остались
Трупы гнить в рваной химзе.

Я вернусь в метро родное,
Поселюсь на стороне.
Руки ломит, ноги ноют,
Будто нету их при мне.

Буду жить один на свете,
Всем не нужен, всем ничей.
Бог, поведай, кто ответит
За загубленных людей?..