Рассказ №25
ОНО
Когда всю планету охватил ядерный пожар и уцелевшие попрятались, как могли, ОНО лишь усмехнулось – то ли еще будет!
* * *
Я не сплю уже третью ночь. Я боюсь засыпать в своей каморке. Мне очень, просто невообразимо как страшно. И еще сильно хочется спать. Но стоит погрузится в сон, как приходит ОНО. Я в ужасе просыпаюсь, вся мокрая от пота. А ЕМУ нравится, что мне страшно. С фермы я возвращаюсь с ужасом. Трясущейся рукой откидываю полог на входе в свое жилище. Как же хочется спать! Мне ни кто не верит, успокаивают, что это всего лишь сон. Что я просто устала, скоро пройдет. Но я почему то чувствую, что это не так. Я снова ложусь на койку и почти сразу же проваливаюсь в сон. И ОНО тут же явилось.
– Зачем ты меня пугаешь? – вскрикиваю я и начинаю плакать.
– Пожалуйста, уходи! Дай мне выспаться! Оставь меня! – сквозь слезы кричу я ЕМУ.
ОНО ухмыльнулось и угрюмо произнесло:
– Ты просто должна знать… Но ты не сейчас. Пожалуй, тебе еще рано. А вот соседям пора. – и ОНО пропало.
Я проснулась от криков, вскочила и выбежала из каморки на платформу. Горела одна из палаток. Жители станции сновали туда-сюда, таскали воду. Меня охватил ступор, я не могла пошевелится и, как завороженная, смотрела на огонь.
Палатку потушили. Но вся семья, что там жила, погибли.
К следующему вечеру я уже знала, что произойдет. Только не знала, как это я буду ощущать. Я пришла с фермы и легла на кровать. Сразу же заснула. ОНО явилось тут же, подошло к койке. Меня словно парализовало. Даже рот не могла открыть, что бы закричать. А ОНО произнесло:
– Умирать не больно.
И после этих страшных слов ОНО начало откусывать и проглатывать куски моей плоти. Кажется я все же кричала, но меня никто не слышал. Вскоре я «отключилась» совершенно.
* * *
Утром каморка у дальней стенки станции оказалась совершенно выгоревшей изнутри. Самое удивительное, что огонь не вырвался наружу. И ни кто на станции ни чего не слышал. Вскоре на этой станции метро по ночам стали сгорать жилые помещения и палатки. И через месяц вся станция вымерла.

Рассказ №27
СТАНЦИЯ ТЬМЫ
«Потеря близких – это всегда невосполнимая утрата частички души человека.
Люди пережившие подобное, достойны и должны, называться – ГЕРОЯМИ!»

– Томан!
Третий час ночи. Я лежу на скомканном, жестком мешке возле парящего занавеса, внутри старой, брезентовой палатки. Через небольшой разрез, сверху, пробиваются тусклые лучи мерцающей станционной лампы. Яркий свет режет глаза, по телу пробегает легкий холодок. Я отворачиваюсь в сторону и прикрываю лицо бледной, как ночь, грубой рукой. «Белый огонь» здесь не гаснет никогда. Даже в самое спокойное и душевное время, его приветливое зарево, освещает каждый уголок древней станции.
– Томан! – Сквозь необъятный мрак и ржавую, как все эти места, дрему, я опять слышу этот хриплый, до боли знакомый голос. Он разговаривает со мной, зовет меня. Я пытаюсь ответить, но не могу. Мне по-прежнему хочется спать.
«Это отец, он вернулся!».
«Но он не мог вернуться».
«Он умер».
В голове все перемешалось. Каждую минуту меня посещали призрачные отрывки моего далекого прошлого, и даже во сне, они не давали мне расслабиться. Отца не стало много лет назад, когда мне примерно было около тринадцати. Он был сталкером, как и я сейчас. Но впрочем, это уже не важно.
– Тронов, твою мать, просыпайся! – «отцовский» голос окончательно освирепел, взбудоражив меня с ног до головы. Я перевернулся с бока на живот и потихоньку начал подниматься. Серый навес, недавно колыхающийся по необъяснимым причинам, будто бы взбесился. И снова этот яркий свет, и снова призрачный силуэт. Щурясь от резкого осветления и пытаясь, что-то понять, я вглядываюсь в темное, неразличимое лицо человека.
– Папа? – Сиплым, тяжелым голосом спрашиваю я, ожидая услышать скорого ответа.
– Мама блин! – Повышенным, грубым тоном выкрикивает тот, начиная шагать в мою сторону. «Нет, это не отец» - я наконец-то прихожу в себя и понимаю, что до этого нес какую-то чушь. О каком отце вообще может идти речь, если его нет и никак не должно быть, по крайней мере, сейчас.
«Да он же хромает!» - Мысленно сообразил я, увидев неторопливую левую ногу неизвестного. Кого-то он мне напоминает… Вот только кого это – «кого-то»? Немедля вскочив с рваного мешка, набитого тряпичными вещами, я подбежал к деревянному столу в середине помещения. Там была закоптившаяся от времени, старая керосиновая лампа. Нащупав зажигалку в правом нижнем кармане брюк, я вытащил ее и поднес к керосинке.
«Щелк!» - палатка озарилась желтовато-оранжевым светом и снаружи стала похожа на небесный фонарик, который я видел на фотографиях, что приносил отец. Теперь все встало на свои места. Передо мной стоял мой старый знакомый – Зонд. Как-то раз я повстречал его на «Савеловской», там и познакомились. Смешной случай был. Ну как смешной, скорее глупый. Смысла рассказывать нет.
– Томан, не признал, что ли?! – С доброй улыбкой на лице заговорил старый товарищ. Он подошел ко мне и положил тяжелую, жесткую руку прямо на плечо. Я ответил ему тем же, усадив на небольшую скамью возле стола.
– Тебя не узнаешь! – с непроглядной иронией в голосе отозвался я. Зонд снова улыбнулся и подобно «каменному ступору» впал в раздумья, да так, что морщинки на его грязном лице заиграли в непонятную игру.
– Чай будешь? – вежливо вполголоса предлагаю я, начиная отдраивать жестяную, покрывшуюся пылью кружку. Последний раз ей пользовались, примерно неделю назад, да и то это был не я. В этих местах чай наблюдается редко, очень редко, я бы даже сказал никогда. Всему объяснением – Ганза. Караваны ходят не часто, патронов не хватает, а порой говорят – «Мол, хотят занять нашу территорию, в каких-то коммерческих целях» - полная бредятина на мой взгляд. Хотя, что-то подобное пришло в голову начальнику станции, когда один из жителей траванулся их несуразным чайком. Ну, ведь и это же не повод. В конце концов, чай делают не ганзейцы, а фермеры с ВДНХ. Причем случаи-то без летального исхода. Ну, порвало немного, живот поболел. Отлежался денек и пошел, словно заново родился. Оно же и полезно бывает. Да и грибочки эти «заграничные» не каждому по вкусу приходятся. Я-то привык, дело знакомое.
– Прибереги для хороших времен, не за тем пришел, – отмахнулся тот, отставив кружку на край стола. Он посмотрел на нее и, будто до этого подслушивал мои мысли, произнес:
– Ты этих пустозвонов не слушай, чистый он, хоть раны промывай,
– Да я-то знаю, что чистый… меня только Игорь Борисович беспокоит, – я решил, как говорится не тянуть кота за хвост, и рассказать о происходящем Зонду. Но он, как видимо, пришел не за этим, а я его перебил.
– Что это вдруг ты о нем забеспокоился-то? – Буркнул тот, едва заслышав от меня имя начальника. «Н-да… сейчас понесется поезд по рельсам!» – на секунду я уже пожалел, что начал этот бессмысленный разговор. Ну да ладно, не такой уж он и бессмысленный.
– Ну, так что, рассказывать будешь, или в молчанку поиграем?
«Вот так сказанул – в молчанку поиграем» - подумал я. С такими-то речами ему самое место на Красной линии, из шпионов информацию выбивать. Но это лучше было оставить при себе.
– Тебе по порядку, или вкратце?
– Лучше вкратце, чтоб время не терять, – он придвинулся ко мне поближе и навострил уши. Я, конечно, ожидал другого. Думал интересно ему, хочется побольше узнать, а он, нате – «вкратце». Зря я вообще задал этот вопрос.
– Ладно, начнем… – приготовился я к самому короткому рассказу в моей жизни, ну, по крайней мере, в этой жизни.
– Что тебе известно о наших отношениях с Ганзой?
– Тебе по порядку, или вкратце? – улыбнулся он, скорчив на лице непонятную гримасу.
– Слышь, попугай, не смешно! Ты если слушаешь, так слушай, а отвечаешь, так отвечай, – довольно сильно разозлился я на своего безалаберного товарища. Улыбка с его грязного лица мгновенно стерлась, и создалось впечатление, что исчезла навсегда.
– Извини, – сталкер опустил тяжелый взгляд и уставился в дальний угол стола, на котором по-прежнему стояла жестяная кружка грибного чая.
– Что, все-таки будешь? – я не мог не заметить его заинтересованность в чарке, которую он проявлял еще до того, как она была наполнена. Знал, что Зонд не откажется от пары глоточков свежего напитка, хотя первый раз он это сделал. Ну, что поделаешь, человек вежливый, скромный. Но, к сожалению, эти качества не приветствуются в метро. Такие уж нынче порядки.
– Ладно, уговорил, только плесни немного кипяточку, – заулыбался тот, таким образом, подбодрив меня на продолжение рассказа. А я уже было хотел позабыть о его добродушной улыбке, после небольшого стыка.
– Ну, так вот…. Как я уже сказал, конфликт у нас был с ганзейцами, по поводу поставки продуктов на станцию. Начальник был в бешенстве…. Из-за чая этого, ну ты знаешь. Короче, прикрыл он на недельку пути со станции, и началось. Народ, конечно же, был не доволен. Уговаривал того распечатать выход, но безрезультатно. Ворохов сказал, мол, подождать надо немного, потерпеть. Чего подождать?! Зачем терпеть?! Ни хрена не объяснил. Я естественно тоже в стороне не остался. Пытался его вразумить. Говорил, что зря панику наводит. И думаешь, послушал?..
Я сделал небольшую паузу, дабы собеседник вернул раскрывшуюся от удивления челюсть на место, и обработал полученную информацию. Но, как видимо, долго обрабатывать не пришлось. Тут же последовал вопрос:
– Что, реально не послушал?
– Реальней не бывает, – ухмыльнулся я, заданному вопросу.
– Более того… он даже пригрозил отправить меня ко всем чертям со станции. Дескать, лезу не в свои дела,
– Н-да… вот тебе и новое начальство, – презрительно пробурчал Зонд. Да, новое начальство, и впрямь было не ахти какое. Ворохов возглавляет «Севастопольскую» уже полгода. С тех самых пор, как прежний начальник пропал. Без вести пропал. Ни следов похищения, ни записок, ни…. Короче ночью дело было.
– Хороший ведь мужик был Истомин, а? – вздохнул Зонд, подперев голову кулаком. Он тоже когда-то с ним дружбу водил, в году этак тридцать третьем, если мне не изменяет память. Конец тридцать четвертого стал для него роковым. Да и начало не очень обнадеживало. И вообще, жизнь под землей никогда не была приятной. Взять хотя бы, к примеру, тот же самый две тысячи четырнадцатый. Все еще только начинало свое не скорое формирование. Да я думаю, и не надо было начинать. Кому разве в пользу пришлись эти красные с нацистами? Или эта же Ганза. Мы даже под землей начали устанавливать свои порядки. Государства эти, законы. Какие к черту законы?! Если самый настоящий и поистине верный – это ВЫЖИТЬ… выжить любой ценой.
– Да действительно, – очнулся я от нахлынувших размышлений. Размышлений о новой жизни. Зонд подул на кружку и отпил глоток этого чудесного чая, так славящегося на все метро. Затем поежился на месте от своеобразного вкуса.
– Ну а, что с ребятами-то из группы? – Перенаправил он разговор в нужное на данный момент русло.
А с ребятами, о которых он говорил, дело так обстояло – Ворохов, как закрыл выходы со станции, так его мигом обложили вопросами и претензиями. Ведь Ганза доставляла нам не только всяческие продукты питания, но и патроны - главное, что было необходимо нашей станции. Вот начальник и решил кое-что сделать на ее благо. Подумал, что без поставщиков, мы на некоторое время можем обойтись. И к решению проблемы представил соседние неисследованные станции. Предложил их исследовать, отправив туда небольшую группу людей. Думал там, что-нибудь полезное найти. Не продукты, да хоть патроны. А еды и так на неделю бы хватило. Именно на этот срок Ворохов решил заморозить отношения с кольцевой линией. Так, в конце концов, и сделал.
Часа три прошло после отбытия людей. С ними держали связь, через старые, еще довоенные рации, которые были найдены на территории «Чертановской». Но вдруг связь куда-то исчезла, по мнению специалистов, в районе станции «Аннино». Ворохов не на шутку перепугался этому. Думал все. После такого случая не будет ему жизни на «Севастопольской». Но через некоторое время на станцию из глубин темного туннеля, вернулся один из группы. Весь запыхавшийся, глаза бешеные, как будто приведение увидел. Положили, его значит в медпункт. Лежал себе на койке, какую-то ересь болтал. Но на счастье начальника выздоровел он, отпустило малехо. Его сразу же к Ворохову и отвели. Что он там ему наплел, никто теперь уже и не знает. Вот только слухи разные пошли. Будто бы проклята та станция. Станция-призрак, которых было не мало. Много версий разных. Но точно никому не известно. Игорь Борисович замял это дело, посчитав расследование бесполезным. Вот так сейчас и живет «Севастопольская». Полная лжи и обмана, ну и слухов тоже.
– Ты уже слышал? – В недоумении спрашиваю я. Ведь разговора об этом не было. Зонд слегка прокашлялся перед ответом, и сказал:
– Да Севастопольская, наверное, самая обсуждаемая станция во всем метро! – с гордостью изрек товарищ.
– О как! – такого я еще не ожидал, по крайней мере, от метро. Что такое «Севастопольская»? – Обычная, серая, умиротворенная судьбой, доживающая последние дни, старая, гнилая станция. Или, как ее еще зовут – «Богохульная». Не зря ведь она была отделена от основного государства, которым распоряжается и правит «Полис». Никому и никогда не было дела до ее никчемной, оборванной судьбы. Теперь оборванной. Всем хватает своих проблем. Более важных…
– Вот так вот, – скрестил пальцы Зонд, откинувшись на спинку стула.
– Прям везде? – подал я недоверчивый взгляд в сторону друга. Тот почесал затылок и, наверное, в первый раз за всю свою жизнь, обошелся без преувеличений.
– Ну, в пределах круга «Савеловской» точно, – не тая правды, ответил он, вновь принявшись за употребление чайного продукта.
– Это какой такой круг-то у вас там?! – заулыбался я, начав думать, что Зонд опять сморозил, что-то выдуманное. Но, как оказалось, на этот раз выдумал я сам.
– Как какой? А как же «Менделеевская-то? Ее ведь никто еще не закрывал. Или ты забыл, что это Ганза?
– Да помню я, помню, не вчера родился! – отмахнулся я от глупого вопроса.
– Вот, а Ганза в свою очередь, если ты помнишь – это кольцевая линия, то есть круг. И по этому кругу, начиная с «Менделеевской», и предается разная, полезная информация… ну и сплетни заодно, – Зонд так все конкретно и на удивление правильно расписал, что на этот раз, от услышанного, челюсть отвисла у меня.
– Ну, ты дал! – выдал я единственное, что пришло в голову, и принял ту же позу, в которой находился товарищ. Он же, не переставая улыбаться, продолжил разговор.
– И все-таки, что делать-то будем?
– Не знаю… пока ничего, – не на шутку задумался я, принимая в сведенье все, что происходило на данный момент в пределах станции.
– Может к Ворохову обратится? – предложил Зонд. «Нет, это невариант» - подумал я. Просить совета или помощи от Ворохова, все равно, что на минное поле попасть. Толка никакого, лишь упреки да отговорки одни. А может и того хуже…
– С ума сошел!? К этому индюку-то обращаться. Да и разве он тебя послушает? Сомневаюсь…
– Да погоди, ты… меня может и не послушает, а вот тебя, возможно, – повысил голос Зонд, слегка привстав со стула.
– Меня-то с какого перепуга? – Возмутился я. Сталкер же на этом не отступил.
– А с такого. Ты же ведь коренной житель этой станции. Верный, надежный, и не раз проверенный на деле, – начал восхвалять меня старый друг. Я на секунду даже поверил в свою везучесть и удачливость, но ненадолго.
– Бесполезно это. Я может и проверенный, но не им, же, а Истоминым!
– Что тогда предлагаешь? – успокоился Зонд, присев обратно на стул, которому уже изрядно надоело такое отношение к себе, что он аж заскрипел от недовольства.
– Предлагаю вот что - ничего не говоря Игорю Борисовичу, самим отправится на поиски ребят. Оружие и патроны, хоть и сложно будет достать, но возможно. Самая каша начнется у блокпоста. Просто так нас вряд ли пропустят в туннели, но если повезет, можно договориться. Есть там еще знакомые люди, которым, так же как и мне не нравится этот баран Ворохов. Вот на них-то вся и надежда. Да и с оружием могут помочь, – изложил я свой, с первого взгляда идеальный план, хоть и с небольшими погрешностями. Знакомые люди и вправду были, но кто знает, не перебил ли их начальник на свою сторону. Такое, конечно же, возможно, в наше-то время.
– Значит в дорогу, – сказал Зонд, поправив свою поношенную куртку. Мы встали со своих привычных сидячих мест, взяли все необходимое, что было у нас на руках (то есть в моей палатке) и направились к блокпосту.
– Вперед и с песней! – Заулыбался Зонд, своей старой приговорке. «Да хранит тебя Бог «Севастопольская» - мысленно попрощался я, будто в последний раз вижу родную станцию.
****
Шаг в неизвестность…
Тяжёлое дыхание…
Мимолётное воспоминание…
За плотным мраком остался родной дом, теплый и неторопливый гомон «севастопольцев». Всё это не было так важно, как сейчас, когда вокруг лишь пустота…
Бездонная кишка, заключённая в железобетон, никак не заканчивалась. Тут и там бросались в глаза прогнившие насквозь кабеля. Под ногами гремели шпалы. Их грохот удваивался, превращаясь в ужасное эхо. Спустя мгновение оно улетело вдаль, в небытие.
Люди не осмеливались включать фонари, потому что знали – нельзя нарушать законы Чертановской. Именно к ней на данный момент шли я и Зонд, надеясь разыскать хоть какие-то следы своих пропавших товарищей.
Выходец на поверхность считается кровным братом каждому, кто осмелился единожды пересечь границу пыльной конуры своей обители. Для этого нужна храбрость, самоотверженность. Не все способны прожить и часа в кровавом пепелище.
Туннель постепенно начинал сужаться, уступая своё место растительности. Бурый мох прорастал сквозь толстые слои стен. Он украшал кудрявыми завитками потрескавшийся потолок.
Вскоре скрылись из виду ржавые рельсы. Их поглотила изумрудная плесень. Та, подобно пёстрому ковру, напоминала о прошлом. Но едкий запах сразу заставлял насторожиться, поэтому респираторы прилипли к потным лицам.
Плесень была настолько мягка и воздушна, что ноги тут же почувствовали слабину. Хотелось прилечь, забыться в темноте, вздремнуть немного…

Я навесил себе оплеуху по лицу, тем самым отрезвляя сознание. Уже как полчаса мы с Зондом продвигались всё ближе к «Чертановской». Об этой станции много легенд бродило по всему метрополитену. Некоторые рассказывали, что там раньше люди жили, даже торговали с «Содружеством Кольцевой Линии». Но правдивость этих событий никто не смог подтвердить. Все старожилы померли, оставив за собой новое поколение.
«Чертановская» сгинула незаметно, будто её и не было вовсе. Она исчезла, оставив после своего мимолётного существования никому не нужные катакомбы. А причина, скосившая станцию, так и осталась загадкой. Только бредни пьяницы Репы чего стоят. Он только за воротник махнёт, так сразу можно тысячу гипотез услышать. Одна из них вот о чём повествует – станцию атаковали «дикие диггеры».
«Они отлично живут на поверхности, но, видите ли, захотелось им царство своё расширить, вот и сожгли Чертановскую к чёртовой матери!»
«Был бы рядом, убил бы!» - про себя подумало я, аккуратно переступая подозрительную лужицу зеленоватого оттенка. Скорее всего, это конденсат, ведь влажность под землёй, да и под слоем бетона, к тому же, высокая!
Зонд так же, опасаясь, перешагнул лужу, скорчив гримасу боли. Его передёрнуло. Сталкер споткнулся и краем ботинка задел жидкость, которая тут же забурлила, зашипела, отдавая в воздух изумрудный туман.
– Твою мать! – только и успел крикнуть он, снимая башмак. Берцы шмякнулись о стену, размазавшись о кирпичи.
– Что за дрянь? – мне пришлось остановиться и перевести взгляд на кипящую лужу. От неё то и дело отлетали разноцветные капли. Когда же они упали на рельсы, дремлющую тишину сразу разрубило «чавканье». Это конденсат разъедал старинную конструкцию.
– Вот тебе и водичка нынче пошла! – усмехнулся Зонд – И как я теперь без обуви? Не напороться бы вторично… Давай, Томан, врубай фонарь!
– Нельзя, – отрезал я, снимая с плеча ружьё, – на ногу портянку намотай. Найдём тебе пару, когда до Чертановской дойдём.
– А, вот почему ты не хочешь светить. Во всякую чепуху веришь, честное слово!
Я обернулся, злобно оглядывая сталкера. Кому как не Зонду знать истинную правду гибели отца. Ведь мы шли с ним вместе и видели из-за чего он умер… Во всём был виноват еле заметный среди густого мрака свет. Он по не объяснимым причинам вызывает «приступы» - так окрестили на Севастопольской последствия аномалии, которая расположилась на «Чертовом перегоне». Человек поначалу не замечает, что с ним происходит. Двоится в глазах, резко устают ноги. Но самое главное таится в поведении. Подвергшийся аномалии может застрелиться, окунуться, к примеру, в лужу кислоты, отрезать пальцы. Один бедолага, видимо отшельник, прошёл перегон, отрезав себе уши и нос. Именно он поведал людям о неизвестной угрозе, после чего туннель на Чертановскую напрочь закрыли.
Я сомкнул глаза, восстанавливая прошедшее. Вот отец улыбается, смотрит на меня, рассказывая о здешних мутантах, но внезапно его рассказ прерывается…
Он падает, воткнув себе в шею острый кинжал. А дальше ничего. И как не старался вспомнить всё никак не смог. Дальнейшее вырезали из моей памяти. Зонд, разделивший утрату, молчал. Может обидеть не хотел? Мало ли, что могло произойти.
Зонд достал из рюкзака застиранное до дыр полотно, затем обмотал им свою ногу. Хоть какая, но временная защита. Босым по туннелям не стоит шастать – проверено.
– Готов?
Сталкер молча кивнул, огорчённо посматривая на сгоревший в кислоте родной ботинок.
– Тогда в путь! – тронул пальцами патронташ, спустившись на шпалы.
И снова мрак. Только теперь нас провожали мелкие крысы, вышедшие на охоту из своих глубоких нор. Они пищали, но в их надоедающем писке чувствовалось пренебрежение к «двуногим». Иногда с противоположных трещин шириной с ладонь выползали робкие зверьки – мыши. Те чуть ли не дрожали от каждого совершённого нами шага.
Два «серых» фронта смотрели друг на друга, чуя исход событий. Накаливалась борьба и без кровопролития здесь не обойтись. Не только человеку дана способность выживать за следующий день, рвать глотки тем, кто перешёл тебе дорогу. Грызуны не потеряли сноровку.
Самый крупный длиннохвостый, видимо крысиный самец, гордо приблизился к пыльным рельсам. За ним медленно ковыляли бойцы чуть поменьше своего вожака. Именно они спустя мгновение начнут схватку, услышав клич «воеводы».
И началось.
С двух флангов крысы окружили дрожащих мышей в неприступное кольцо. Вожак прыгнул, достигнув добычу. Острые клыки вонзились в мохнатую голову. Хруст миниатюрной войны окропил кровью тишину безмолвных туннелей.
В бетонных коммуникациях, брошенных на разруху, бурлила жизнь. И отсутствие никчёмных людишек, которые так старались обустроиться под землёй, было здесь только на пользу. Местные «старожилы» никогда не разделяли с ними хоть каких-то интересов. А какие интересы могут разделять звери с людьми? Именно, что никаких. У каждой твари на уме только набить свой желудок пищей, прокормить детёнышей, а для этого нужна дичь естественно. Вот мы постепенно опускаемся в пищевой цепи, скоро до исчезающего вида дотянем.
Животные опережают людей в одном единственном – они никогда не убивают ради удовольствия. Хищник не исковеркает жертву, не будет терзать её, издеваться, а просто, не думая, сожрёт, чтобы продлить свои часы.
Крысы так же быстро и беспрепятственно умерщвляли напуганных до смерти мышей, сразу набрасывались тучей и съедали их, насыщая свои бездонные брюха.
Но две высокие фигуры (то есть мы), идущие во тьме, шоркая ногами о рельсы, спугнули отважных охотников.
– Во как воюют! Похлеще фашистов с красными! Товарищ Москвин вовсе завидовал бы! – Зонд, шедший позади меня, криво усмехнулся и с размаху влепил замотанной портянками ногой по грызунам. Видно, не побоялся, что прокусят. Я лишь кинул россыпь камней в сторону грызунов, надеясь попасть по оставшимся падальщикам. Секунда – и клубы пыли поднялись в воздух.
Мы прошли по кровяному пятну, плотнее закрывая ладонью фильтры респираторов. Они отлично пропускали мерзкий запах мертвечины. Обглоданные скелеты громко хрустели. Казалось, что побеждённые грызуны восстанут из мёртвых. Но мы не испытывали страха. Подумаешь, мелкие тушки будут под ногами мешаться! Раз, и нет их. Просто жутко мерзко видеть «восставших». Они не редко на поверхности встречаются. На разных ветках им давали эпичные наименования: зомби, ожившие, ходячие… Такое чувство складывалось, что жители подземки голливудских фильмов насмотрелись. А где этим фильмам взяться? Правильно, в магазинчиках заброшенных. Только телевизоров никто отродясь не видел ещё со времён Начала. Вот вся надежда на фантазию и легла с концом. А люди-то ох как сочинять умеют…
Эхо перемешанных звуков свободно гуляло по тёмной утробе туннеля. Я и Зонд молча брели по гнилым шпалам, раздвигая на уровне глаз толстые корневища наземных растений. Они появились недавно. Но чем ближе мы приближались к Чертановской, тем гуще становились заросли. Корни прорастали с потолка, разрывая бетон на куски. А у самых ног, под рельсами торчали влажные от стылого воздуха вьюны. Те пытались достичь вершины, но тяжёлые бутоны ярко-красного цвета мешали этому. Я повесил лямку ружья на плечо, достав из ножен кинжал.
– Отойди подальше, Зонд! – крикнул я, слегка прищурившись. На усталом лице появились узоры-морщины, которые испещряли кожу под глазами. Под потным респиратором слышалось учащённое дыхание. Длинные волосы, связанные в пучок змеёй, сползали по шее, словно это и есть настоящая змея, жаждущая, насытиться свежей плотью. Я сильнее сжал рукоять холодного оружия, сурово посмотрел на напарника, который уже стоял у противоположной стены, и взмахнул кинжалом так, будто в него вселилась неистовая сила. Затем из обрубленного вьюна столбом вытекла бурая жидкость, запачкав мой разгрузочный жилет. Только теперь вблизи можно было разглядеть истину – то, что вылетело из растения, было кровью… Маслянистая, малость солоноватая на вкус… Зонд как неприкаянный уже наклонился к стебельку, осталось снять респиратор, поднести живительную влагу к губам.
Я ужаснулся от увиденного. Смог вырваться от наваждения. Одним ловким движением оторвал напарника от «ручейка». Зонд брыкался, пытался вырваться, но я цепко обнял его.
– Да очнись ты уже! Не время спать, вставай! – тяжёлая ладонь вписалась в суховатую щеку.
Из темноты донёсся жалобный стон.
– Где…что произошло? Почему я на рельсах валяюсь? – сероватые глаза вопросительно уставились на меня. Но ответа ждать не стоило. Вопрос дал сам о себе знать.
Корни и лианы вьюнов учащённо сокращались, шевелились в определённом ритме, будто заговорённые. Они качали кровь. Подземная растительность служила шлангами в этой катавасии. Дёргает разум лишь одно – где сам насос? И откуда столько крови? Как вообще такое возможно? Что за очередной развратный кошмар выявился в действительность?
– Убираемся от сюда! Живо! – я схватил руку Зонда и потащил того в глубь, скрытого во мраке, туннеля.
Но по воле судьбы земля ушла из-под ног, растворившись в небытие. Мы кубарем упали во что-то слизкое и мерзкое. Оно тут же раскрыло свои объятия – извилистые корни выплёскивали красное прямо на свои жертвы, словно помечали их в угодность своим желаниям.
– Томан, стреляй! Я поддержу огнём! – прорычал Зонд, выплескивая раскалённый свинец из винтовки. Пули разорвали несколько столбов корней, которые тут же нырнули под землю.
Казалось всё…
И начался Ад.
Похолодевшее ружье выскользнуло из моих цепких рук. Я не удержался и угодил клином в самое гнездо вьюнов. Лианы, которые невозможно было порвать, обвязали мои руки и ноги.
Зонд стрелял, не щадя патроны. Мерзкие корневища превращались в бахрому на новогодней ёлке. Сталкер хотел помочь мне, но холодное дуло ружья уставилось ему прямо в лоб. Отчуждённо подняв взгляд, Зонд увидел, как оружие парило в воздухе… Оно ковыляло из стороны в сторону, щёлкнул предохранитель.
«Вот и всё отгулял я свою дорожку, прости, Томан.»
Выстрел. Он прозвучал отчётливо и неестественно. Туннель? До сих пор?
Мёртвый Зонд смеялся, смеялся даже с огромной дырой во лбу. Бродяга не боялся смерти, он просто ждал её. Но чтобы вот так уйти?
Ружьё по воле невидимого властителя рухнуло на рельсы у моих ног. Мне удосужилось увидеть всё до единой капли. Если не смерть Зонда, то я давно бы умер. Раскалённая ненависть и жажда мщения даровали мне новое дыхание…
«Обещаю я пройду до конца все мучения, но найду тебя! Слышишь? НАЙДУ!!!
Убийца стоял рядом.
Его не было видно.
Никто не мог его видеть.
Никому не посильно это.
Звериный оскал мелькнул во тьме, своды туннеля затрещали…
Куски бетона рухнули вниз, проход обвалился, отгородив меня от родного дома. Теперь возвращаться некуда.
Властитель хлопнул в ладоши и исчез, не давая признаки своего присутствия.
Обессилевший я и закутанный в объятиях лиан, ушёл в небытие, покинув реальность. В груди трепетало сердце, а половину туловища завалило камнями…
Перед ослабленным взором мелькало – «Чертановская» …
А надежду на спасение рождал неугасаемый свет вдали…

****


Вокруг темнота. Сразу и не поймешь, что происходит. Нельзя осмыслить того, чего не смог разгадать. Лишь томный запах проржавевших насквозь рельсов вбивается в ноздри. Он слегка щекочет их, иногда одурманивает и манит за собой в неизвестность. Да туповатые гранитные камни жадно впились в бока. Но боли почему-то не чувствую. Странно.
«Неужели умер?» - на секунду промелькнуло в голове. Ну, раз промелькнуло – значит, не кончился мой век, живой. По крайней мере, голова на месте. Да и уши вроде целы, раз слышу этот дребезжащий вой темнейших туннелей. Этот звук преследует меня уже несколько часов. Он то появляется, то на минуту испаряется восвояси. Говорят, что трубы в туннелях говорят, шепчут, пытаются донести до нас истину… А так ли на самом деле? Дикий скрежет гнилых шпал хоть как-то, но отвлекает моё сознание, вклеивает, внушает другой мир… Другое состояние этого проклятого пути.
Здесь не так страшно. Не так мерзко, как показалось изначально. Но теперь – это не имеет никакого значения. Зонд мертв. И его не вернуть. Для меня всё стало серым и безразличным. Пустым.
Избавить себя от кошмара, в виде бетонных обрушений не составило огромного труда. Скажу больше – из под завала я выбрался за минуту, усилием воли раскидывая мелкие обломки бетона. Но минутка текла долго, напоминая извилистую змею, которая медленно выползала из своей глубокой норы.
По странному истечению обстоятельств, ноги остались целы. Окажись на моем месте любой другой – инвалидное кресло было бы ему обеспечено. Но, как не иллюзорно, здесь я. И со мной все в порядке.
Уверен? Ты просто вбиваешь себе сладкую ложь. Тебе не выбраться от сюда…
Некогда ярчайший свет, озарявший дорогу вперед, непостижимым образом исчез. А впрочем… тем же макаром и появился. Последний раз оглянулся: пути назад нет. Перед глазами груда пыльных кусков цемента и связанных в пучок труб.
До следующего поворота шел, не услышав не единого звука. Ватная тишина поглощала меня. Я не смог распознать в ней свои собственные шаги. Ноги неистово болели, тянуло рёбра. Меня почему-то манило прилечь прямо на рельсы и уснуть. Уснуть быстро, мимолётно…
Спустя каких-то пятьдесят метров «Чёртов перегон», согласно первоначальному плану, благополучно был пересечен. Но вот подвох: благополучно ли? По обе стороны невозможная чернота. Монолитные стены, будто закоптившиеся, окружали меня. Повсюду трещины и значительные проломы грунтовых пород, с которых стекала буроватая водица. И всё эту картину я прекрасно вижу без фонаря.
Мутант?
Нет. Разве что, наверное, отчасти. Но сейчас не об этом.
Светло только здесь, где стою я. Взгляд вверх – небо? Прекрасное… большое… живое. Массивные, свирепые табуны поверхностных чудовищ, проносятся тут ежедневно. Ну, то есть – не тут. Там! Очевидно, проделали эту дыру в подземелья именно они. Этаких «дыр» на серпуховско-тимерязевской линии полно. Но это только в туннельных частях. Смешно, не правда ли? Мы отделены от верхнего мира толстым слоем земли и длинной кишкой, которую вскоре все назовут метрополитеном. Многие погибают, не найдя ответов, не уходят в рай или ад… Потому что, врата давно уничтожены. Души человеческих отродий обречены томиться здесь – в туннелях.
Стальных и до жути плотных гермоворот не наблюдаю. Вообще нигде. Даже в специальных глубоких проемах, кроме паутины и аномального мха, ничего нет. Странно, конечно. Стояли себе тут, никого не трогали. А потом БАЦ!.. И нету. Пропали черт их дери! Единственная защита или преграда между двумя разными мирами исчезла. Только спустя мгновение мои уставшие глаза увидят глубокие прорези огромных размеров на стенах станции. Неведомый доселе хищник поверхности взмахом исполинской лапы вырвал гермодвери. А дальше можно и не рассказывать: каждый уже понял чем всё кончилось.
«Ладно… надо идти. Не смотря ни на что! Превозмогая страх и боль, добраться до Аннино, и…» - додумывать не стал. Рано. Порылся в нагрудном кармане, вытащив наружу коробок довоенных спичек. На обороте было написано: «От друга – Зон…». Остальное стерто. Да и сам кош уже давно истаскан.
Меня охватила злость. Мой лучший и единственный товарищ погиб. И в его смерти виновато, как минимум два человека. Один из них скорее призрак… аномалия… что еще? Второй – Я! Не уберег Семена. У каждого ведь есть кровное имя. Не Зонд… Не Томан. А просто – Семен Коновалов и Тимофей Тронов. Многолетняя тайна раскрыта. Но это лишь самообман. Иллюзия для слабых…
Проделав несколько шагов в пользу темноты, я оцепенел. Застыл на месте, разглядывая абсурдное препятствие. Почувствовал что-то странное… Сильное…


Единственное, некогда бурлящее жизнью место, полное радости и божественного спокойствия, теперь казалось смердящей выгребной ямой. На каждый пройденный метр, ступая по грязному, пепельному полу, в глаза бросались изнеможенные, продрогшие до самых костей, голодные, полуслепые, в жалком изодранном тряпье, люди. Словно затупленные мраком стрелы, они пускали в мою сторону жалобные, просящие помощи взгляды. В каждом из них, проглядывалась доля ужасной, довольно ироничной правды. Они протягивали мне онемевшие, трясущиеся от боли, покрытые чуть ли не плесенью, свои дряблые конечности. В душе заиграла музыка. Эта знакомая еще с детства грустная мелодия, которую когда-то мне наигрывал отец, наполняла каждый уголок моего сознания.
Призраки…

– Что здесь произошло?
– Как вы?
– Не молчите же… Ответьте!

Тишина.
В ответ лишь молчание.
Они мертвы…. Все мертвы. Их разум помутнен, а души истерзаны.
Едва не теряю сознание. Хочется броситься в объятия этих теней, и уснуть под божественную колыбельную. Может присоединиться к ним?
Их скорбные лики истончают тусклое сияние и спокойствие. И, кажется, они зовут меня: шепчут что-то на уши; обводят вокруг пальца. А я… поддаюсь. Ручной фонарь будто завис, и включаться, никак не торопиться. Батареи на месте. Мистика… Пальцы скребут старинный пластик, а сам я не верю в происходящее.
«Это обряд» - в голове зазвучал звонкий, затмевающий арии шептунов, некий голос.
«Они зазывают тебя!» Он становится громче, превращаясь в утробное эхо. Голова раскалывается. Мозг едва не вылетает из черепа. Я вот-вот вытащу нож, перерезав себе горло.
Добро пожаловать, Тимофей. Назад пути нет.
«Что ты стоишь!? Беги!! БЕГИ!!!» …


– Прочь! – очнулся я, молниеносно метнувшись бежать через всю станцию. Тени начали преграждать путь чёрной колонной. Я остановился. Взял одну спичку из картонного короба и три раза чиркнул о «корешок». Кончик деревянной палочки вспыхнул, озарив темное мертвое пространство. Словно защитный световой кокон обвернул меня с ног до головы.
«Молодец! Теперь они не тронут тебя. Иди сынок… Иди и не оборачивайся!» - теперь я узнал его. Этот голос принадлежал отцу. Его давно нет. Но тогда кто оберегает меня сейчас? Прикрывает со спины? Оборачиваться нельзя. Ну и пусть. Зато я уверен, что это он…
Вне всяких сомнений!

****
И снова туннели – вены подземелий. Ненавижу их… Всем сердцем. Сколько раз убеждался в этом, но все без толку. Бежать некуда.
Метро называют вторым Адом. Зря! Да, здесь плохо, темно, страшно… Трудно с этим не согласиться. Любой другой променял бы свою жизнь на что-то большее. Но если подумать: Врата Преисподние открываются перед грешником лишь один раз, и пути наружу нет. Просто не существует. Как быть с сим фактом? Ответ очевиден: задуматься! Мы ежедневно поднимаемся в мертвый город. Чем не наружа!? А если что, кровь износу, бежим к эскалатору! Получается все не так просто, как кажется. И самый настоящий АД - находиться наверху. Но и тут можно поспорить…
Чем дальше я отдалялся от «Чертановской», тем быстрее начинал приходить в себя. Даже неформальную встречу с отцом, теперь находил пятисекундным бредом. Все шло, как нельзя лучше.
Но вдруг промозглые трубы, тянущиеся вдоль бетонных стен туннеля, неугомонно завибрировали, вызывая тем самым невидимый мистический барьер, наотрез перекрывающий дорогу к «Южной». Сам того не желая, уступил право хода страху. Пересилить расположившуюся во мне фобию оказалось задачкой не из легких. В глазах свербело, ноги подкашивались. Продолжать передвижение невозможно. Темнота, охватившая территорию, равную десяти метрам, все сильнее и сильнее сгущалась. Казалось бы, вот он, конец… Мгновенно рухнул на рельсы. Ужасная боль от неудачного падения отдалась в районе груди. Орать уже не мог, поэтому проронил лишь едва слышный стон, звуковые волны которого тут же заглушились не преломляющимся дребезжанием железного трубопровода. Оставалось только ползти сквозь эту «Барабашкину контору»: Звучит нелепо, но тратить оставшиеся силы и фантазию на более углубленный курс всевозможных объяснений происходящего - еще нелепее. Спустя каких-то пятнадцать сантиметров ползком, наткнулся на что-то твердое и объемное. Просунув свободную руку под себя, достал это «нечто» и на ощупь определил материал. Легкий стальной сплав. А может и тяжелый. Судя по весу: скорее всего второе.
«Черт меня дери! Пистолет!!!» - в голову словно стрельнуло «очевидным». Немедля обхватив его, как подобает, направил дуло в потолок.
«Кланс!» - щелкнул затвор. Оружие оказалось заряженным. Выстрел! Налитый свинец поразил неровную поверхность. Громкий хлопок раздался на весь туннель, разрубая канат молчания. И могу поспорить – распространился до ближайшей станции.
Затишье… Не могу поверить. Все кончено? Я

Рассказ №28
"Выпусти меня отсюда"
Максим нервно ходил по скудно освещенному помещению. Лиза задерживалась уже на два часа, и это его нервировало, где она могла пропадать? Её смена на ферме закончилась ровно два часа назад, и она давно должна быть дома, в этом затхлом кубрике, в этой вонючей дыре, в восемь квадратных метров, что начальство станции «любезно» выдало их крепкой семье.

Когда то крепкой, последнее время всё шло наперекосяк. Макс стал слишком ревнивым, постоянно подозревал супругу, не доверял, и частенько устраивал за ней слежку. И хотя жена не попадалась ни на каких порочащих честь мужа действиях, он ей всё равно не верил. Не верил если разобраться серьезно, ещё со времен их юношеских встреч, там. Наверху…Когда мир ещё держался на грани, в жутких политических играх, когда у людей ещё был разум, а не только жажда наживы, и обезумевшее желание псевдоидей. Ещё до того Максим не доверял своей избраннице, постоянно ревновал её, она шутя даже дала имя его ревности – Роман. Ей так хотелось. И пусть с тех пор прошло около двадцати лет, это чувство осталось с ним.

Сперва, когда они чудом оказались в метро им очень сильно повезло. Они выжили, они сплотились, и ощущали себя единым целым, как никто другой, из тех, кто выжил в тот день. Потом потекла тяжелая жизнь, жизнь без света, жизнь в тусклом аварийном освещении. В аварийном освещении их душ, отчаянно сопротивляющихся наступившему мраку. В эти годы приспособления, чувство ревности угасло, как решил Макс насовсем…

Но совсем недавно разыгралось с новой силой. Оно захлестнуло его, как кораблик, прибывший на свет маяка, и не успевший бросить якорь перед разыгравшимся штормом. И сейчас Макс заламывая руки, мерил тяжелыми шагами своё жилище. Не помогало отвлечься ничего: ни та дрянь, которая считалась у них сигаретами, ни книги по так обожаемой им, ещё со школы, истории. Раз за разом мысли возвращались к жене. Что она делает? Где ходит? С кем? Почему ещё не вернулась. Эти вопросы поглощали его, не давали сосредоточиться, без твердой опоры ответов он проваливался в неизвестность, всё глубже и глубже, и уже не смог выкарабкаться…Макс закурил новую сигарету и присел, краем сознания отмечая, что дверь распахивается, и в комнату входит жена…
***
Андрею не спалось, бессонница брала своё, и как бы он не пытался уснуть, сон упорно не шёл. Он предпринял последнюю попытку: лёг поудобнее, закрыл глаза, расслабился…Пролежав ещё некоторое время он поднялся, не идет сон и чёрт с ним, перебьемся. Глядя в потолок, он размышлял - по натуре своей не мог сидеть без дела, и раз уж сон сегодня не хочет отвечать ему взаимностью, то нужно думать - чем заняться? Читать он не мог, от недавно купленной свечи остался лишь небольшой огарок, дожигать его сегодня означало, как минимум, прожить ещё несколько дней без книг в ночное время вообще, патронов у него мало, на новую свечу нет, надо экономить.

Так ничего и не придумав Андрей решил одеться и просто пройтись по станции, посидеть на платформе, послушать байки дозорных, ситуация сейчас спокойная, никто не будет против лишнего собеседника у костра. Решено. Он разыскал на ощупь одежду, и, облачившись, вышел из тесной каморки, гордо именуемой у них на станции «квартирой», в коридор.

Едва он сделал несколько шагов, как его привлекли странные звуки, словно кому то не хватало воздуха, и этот человек судорожно, с хрипом втягивал ускользающие крупицы драгоценного кислорода. Андрей насторожился, и мягким шагом двинулся вдоль коридора, прислушиваясь. Шаг, ещё, ещё один, следующий, едва он прошел несколько метров, как ближняя к нему дверь распахнулась, и с криком «Стой», больше похожий на отчаянный вой израненного зверя, из двери метнулся в сторону выхода на платформу сосед – Макс. Кровь билась в висках, Андрея, он не ожидал, что ночь будет столь насыщенной. К кому обращался выбежавший? Кому кричал? В сторону Андрея, он даже не посмотрел, сразу помчался к платформе. Словно гнался за кем то, но за кем? Или опять женушку свою подозревает?

Краем сознания Андрей отметил, что некоторое время уже не слышит тех странных, всасывающих воздух звуков. Он заглянул за распахнутую дверь, и увидел в жутком бардаке комнаты тело женщины. Она не шевелилась, вокруг были разбросаны фильтры, какие-то газеты, но женщина лежала среди них и не шевелилась, словно такое место сна для неё вполне естественно. Андрей быстрым шагом, утирая на ходу вспотевший лоб, вошел в комнату и сразу бросился к женщине. Лиза, жена Максима, лежала бездыханная. Он мгновенно взмок. Что случилось? Макс постарался? Несчастный случай? Аль хворь, может, какую подцепила?

Он проверил пульс, и, не различив никакого биения, понял, что женщине уже не помочь. Он бросился прочь, за Максом, узнать за кем тот гнался, и что случилось с его женой. Преодолел короткий коридор, Андрей выбежал на платформу. Сейчас условная ночь, платформа скудно освещена аварийным освещением, но для привыкших за годы проживания в подземных казематах глаз, это не было проблемой. Он заметил, что на платформе никого. Странно, ни одного патруля, куда все делись? С противоположного конца, у растворяющихся в подступающей всё ближе темноте раздавался топот, и сомнений в том, куда подевался Максим, не было. Андрей ускорился, и, загоняя не привыкшие к таким спринтам мышцы, помчался на звук. Слева проплывали станционные арки, одна за другой, на этой недели ожидали нападения бандитов, поэтому все палатки, даже гостевые были убраны, и хоть пришлось потесниться и ютиться в тесных бараках, не довольных не было. Все понимали, что во время военных действий, если такие наступят, маневренность, и скорость перемещения будут играть если не главнейшую, то одну из важных ролей, и ограничивать военных не стоило.

Андрей бежал всего ничего, но уже чувствовал - выдыхается, давала о себе знать непыльная, «кабинетная» работа, знай только принимай бумажки, сколько свиней подохло, да сколько в хозяйстве имеем, сколько грибов вырастает, и какие площади освобождаются, для посева новой партии. От физических упражнений он давно отвык, и сейчас, пробегая этот короткий спринт, он клятвенно обещал себе, что с завтрашнего же «дня» и курить бросит, и зарядку делать начнет. Это ведь так просто курить бросить! Уже раз двадцать бросал, и сейчас тоже сможет! Но чем ближе он продвигался к краю платформы, тем хуже он себя чувствовал. Топот пропал, и теперь раздавалось лишь едва слышные шорохи. Наверное, Макс убежал в туннель уже, но почему его не остановили на посту?

Добежав до края платформы, Андрей из последних сил спрыгнул на рельсы, и устало, жадно глотая воздух, невзирая на резь в боку пошел в сторону часовых на посту.

- Кто теперь? Стой? Руки! Покажи руки! – раздались окрики со стороны часовых.

- Да свои, свои, вы чего, ребятушки, не признали что ли?

- Ты чего тут забыл, дядь Дрон? За Максом? Куда он так сорвался? За кем?
Ты ему никаких грибочков из своего хозяйства не давал случайно? – с улыбкой говорил командир дозора. – А то поскакал он лихо, да ещё кричит нам: Оболтусы, куда смотрите, мимо вас проскочил, а вы…

- Не понял, так он гнался, что ли за кем, а? – Андрей удивился услышанному. Уже второй раз всё походит на то, словно Макс рванул в погоню. Но за кем? За убийцей жены? Но Андрей мог поклясться, что до того, как распахнулась дверь из комнаты никто не выбегал. И сейчас, судя по фразе командира, Макс словно за кем то гнался…Может и впрямь грибочков где достал? Исключено! Караваны давно на станции не были, всё через своих челноков, а они этим заниматься не стали бы.

- Гнался он дед, гнался, а догнался ещё раньше, сейчас отойдет и обратно на станцию вернется. Туннель то чистый, что с ним будет?

- Да-да, - закивал головой Андрей, - вы стойте, блюдите, а я пойду, гляну, что там происходит, за кем гнался, глядишь вместе догонимся.

Ему никто перечить не стал, туннель был чист, и никакой опасности там отродясь не водилось, ни мутантов, ни аномалий. Хотя про последних кто точно сказать может? Сегодня ничего, ничего, а потом р-раз, и аномалия, слышали уже такие истории от челноков. Минимальная бдительность не повредит. Он сделал несколько шагов в туннель, и словно спохватившись, обернулся, и бросил дозорным:

- Да…ты это, Мишаня, оповести кого следует, в жилом блоке…труп у нас…
И тяжко вздохнув поспешил в туннель. Из дозорных никто не окликнул, не поинтересовался: кто умер, при каких обстоятельствах…им было всё равно. Потреблядство что ширилось в умах масс перед концом, здесь, спустя почти двадцать лет, в метро, достигло своего верхнего предела эволюции. И Андрей знал, что начальник дозора не пошлет к труппу никого, пока…Пока не сходит туда сам, не сходит бросив дозор, пообещав товарищам что-нибудь ценное из того, чем можно поживиться сейчас в оставленной комнате.

Он углубился в туннель, восстанавливая дыхание, и вслушиваясь в происходящее впереди. Тишина. Туннель обволакивал его мраком, липким, осязаемым, впору руками потрогать. Мрак был везде, он стелился под потолком туннеля, лениво шевелящейся массой давил на человека, всей своей тяжестью, и Андрей запоздало отметил, что совсем ничего не слышит. Ни впереди, ни позади. Он обернулся, и не увидел даже блика на стенах, от костра дозорных, хотя прошел едва полсотни шагов. Он испугался, но утешал себя тем, что здесь туннель немного поворачивает на запад, и возможно он просто увлекся, и преодолел куда большее расстояние, потому и блики костра скрылись от него за медленно изгибающимся туннелем. Он шел, ощущая, как нога преодолевает физическое сопротивление темноты. Черноты.

Вокруг по-прежнему была звенящая тишина. Мрак сжирал звуки, поглощал шаги, упивался страхом человека. Когда старик уже было решил, что ещё десять шагов, и он повернет назад, нога уперлась в какую-то преграду. Андрей наклонился, и на ощупь попытался различить, что ЭТО. На что он едва не наступил? Запоздало разум осветила мысль о зажигалке, что он всего носил с собой. Он спешно нашарил её в кармане, и попытался зажечь. Сделанный народными умельцами предмет дал лишь слабую искру, огонь не хотел разгораться, мгновенно поглощаемый мраком. Щелчок. Искра. Щелчок. Искра. Вспотевшие пальцы, что, не смотря на выскальзывание из рук предмета, сжимали зажигалку, и снова пытались зажечь. Щелчок. Мрак. Щелчок. Чернота. Щелчок…Огонь! Скудный свет озарил пространство вокруг, прогоняя черноту, и Андрей опустил взгляд. У его ног валялся Максим, валялся и не подавал признаков жизни. Лежал на спине, и его скрюченные пальцы обхватывали шею. Андрей закричал. Самое ужасное было на лице Максима. Его глаза были широко открыты, и в них Андрей увидел столько сковывающего ужаса, что не смог сделать ни движения. Он замер. Крича. Он не слышал, как раздался позади топот подкованных сапог, и дозорные спешили на крик. Спешили помочь? Спешили за наживой? В следующее мгновение его сознание погрузилось во мрак. Зажигалка погасла, и темнота пожрала всё вокруг. Насытилась ужасом из глаз Максима, насытилась страхом прибежавшего Андрея, насытилась и отступила под натиском мощных фонарей спешащего дозора.

Когда дозорные добежали, они увидели что на рельсах лежат два тела. Быстро осветив окружающее пространство, и не найдя следов какое либо мутанта, они окружили тела. Ловкими движениями проверили пульс у обоих. Они были живы. И старик Андрей, и относительно молодой Максим.

- Что за херня? Чего делать то будем? – раздался голос самого младшего из дозорных. – Живые, добьем?

- Заткнись, - бросил командир. – Раз живые забираем, проблем больше будет, если оставим. Давай бери деда, он похилее, а рослого мы с Саней потащим. Готовы? Взяли.
***
Неделю спустя.

-Ну что? Как ваши пациенты? – Начальник станции был само радушие, внешним видом ни чем не выдавая озабоченность сложившейся ситуации.
- Антон Станиславович, - обратился врач к начальнику станции, - можно вас на пару слов? Наедине, так сказать.

Начальник хмуро кивнул и приоткрыл дверь, ведущую из санчасти. За ним следом вышел доктор.

- Что такое, Петь? Вижу ведь, что что-то серьезное, иначе медсестричек не стеснялся бы.

- Понимаете, Антон Станиславович, случай не обычный. Этих двоих что неделю назад доставили мне…Я не знаю, правда, такое я вижу впервые, уж чего чего за эти годы повидал, но что бы такое…Значится по порядку. Завхоза, Андрея, можно отпускать прямо сейчас, да ещё, честно говоря, и неделю назад можно было, с ним как раз таки всё просто, ну старый уже довольно, преклонный возраст, постоянные стрессы, да мне ли вам говорить! Уже месяц почти нападения на станцию ждём, все словно на нервах, вот и переклинило его там, в туннеле. Но случай, как я сказал – заурядный. Точнее его, случая этого самого, нет вообще. Пусть трудится, отправлять можно прямо сейчас. А вот со вторым…С Максимом тут всё труднее…

- Да говори ты уже, чего тянешь! И так не знаем, что думать, жену убил, в туннель умчался, с чего он так сорвался, ты мне ответить можешь?! – не выдержал начальник, и сорвался.

- Боюсь, не могу, боюсь, в этом случае никто не может. Мужик абсолютно нормальный, ничего не употреблял, зрачки нормальные были, когда его принесли, я всё задокументировал. Срыв тоже исключен, пока он тут валялся, я кучу тестов провел, здоров как бык. Я сделал всё, что мог, и не могу сказать, что с ним было. Но есть забавный нюанс…

- Мы тут в шарады с тобой играть собрались?! Чего ты всё вокруг, да около?! К сути, к сути давай!

Доктор поморщился, от такого обращения, но тут уже ничего не сделаешь, у кого власть, тот и заказывает музыку. Тот и унижает, как хочет, и кого хочет. И ведет себя как вздумается.

- В общем…У Максима амнезия. И очень странная. Он помнит абсолютно всё, я задавал ему наводящие вопросы. Всё кроме одной детали. Пардон, - доктор виновато посмотрел на начальника, - кроме двух деталей. Первая – он совершенно не помнит, как получилось так, что его нашли в туннеле, то есть вообще, с его слов он вернулся в комнату после своей смены в дозоре, продрых до вечера и всё! Провал.

- А второе? – нетерпеливо поинтересовался собеседник.
- А второе, ещё более странное. Он не помнит свою жену. Вообще. Он утверждает, что никогда не был женат, что во время случившейся катастрофы находился в метро один, и, судя по его рассказам, вся его жизнь в нашей общине прошла в одиночку. Я его спрашивал, допрашивал, задавал вопросы о том, что случалось с нашей станцией. Он помнит всё! Но не помнит жену. Совсем. Ни одного дня за эти двадцать лет существования, ни минуты! Представляете?!

- Да уж… - нахмурился руководитель – странно всё это, чертовщинкой отдает, чувствуешь привкус такой противненький у всего этого? А? Ладно, не отвечай. На другое ответь лучше, что нам с ним делать? Ты не думаешь, что он таким образом просто открещивается от убийства жены?

- Исключено, Антон Станиславович, я… - доктор смущенно опустил взгляд – Я до катастрофы психологией увлекался, помимо хирургии, и довольно сильно поднаторел в этом. В общем, могу уверенно заявить, что он не врет. Он действительно не помнит ни в мгновении своей жизни свою спутницу. И ещё, я хотел бы добавить, мне, Антон Станиславович, как увлекающемуся психологией человеку, очень интересен этот случай, и я могу предложить вам некий вариант развития событий. Если он, конечно, вас устроит, - торопливо закончил врач.

- Давай уже, делись мыслёй, психолог доморощенный.

- Не привлекайте его ни к какой ответственности, пусть продолжает жить, как жил, будем пускать его в дозоры, будем посылать на поверхность, будет на фермах работать, всё как обычно. И со временем, память должна к нему вернуться, и я уверен, что он нам всё расскажет. Вы согласны? Вы не будете его расстреливать за убийство жены?

Начальник станции призадумался. Законы у них были строги, и едины для всех. Ежели кто-либо из населения станции в убийстве невиновного был замечен, да ещё и на станции, на родине малой, так сказать, то того немедленно ждал расстрел. С такими людьми разговор был короткий. С другой стороны…и впрямь уж больно интересная история получается. Задушил жену, со слов завхоза, что за ним погнался, выбежал из квартиры, стоять кому то приказывал, на посту вообще наорал, что пропустили мимо…кого пропустили? Начальник дозора клялся и божился, что никого мимо них не проходило, до того как этот Максим промчался мимо них…А в туннеле? Андрей говорит, что тот руки на шее держал, уж не задушить ли он себя собирался? Зачем? От чего? Не может же человек вот так просто взять и столько непонятного совершить? Нет, оно-то конечно и может, да только версию с наркотой отмели сразу, чистеньким Максим оказался. Что мы имеем в итоге? Имеем нихрена не понятную историю…а где непонимание – жди беды. И уж лучше бы беду эту понять, осмыслить, и предотвратить в будущем. Мало ли. Парень то этот толковый, и на постах стоять умеет, и сталкерством пользу приносит. Обидно будет его просто к стеночке ставить, глядишь придет в себя ещё, расскажет всё.

- Ладно, под твою ответственность, Петь! Выпускай, пусть оклемается, глядишь, в колею войдет, там и прояснится что. Всё, давай, побежал я, и так уже наверное очередь у дверей столпилась, не протолкнуться. Ишь ты, всем лишь бы ко мне на прием попасть…

***

Максим нервно мерил комнату шагами. Лиза опаздывала уже на два часа! Что происходит? Куда она опять пропала? Неужели она думает, что он ничего не видит? Что она будет играться с ним как со щенком?! Он любит, но отчаянная ревность забирает у него слишком много сил, он терял контроль над собой, проваливаясь в причиняющие боль мысли об её судьбе. Про её к нему отношение, он подозревал, нет! Он знал! Знал, что ей плевать на него, что у неё давно появился другой, ещё бы, одна из самых красивых женщин на станции! Эта частичка души, что не была подконтрольна Максу рвала его на части, душила, не давала времени собраться с силами и успокоиться, раз за разом нанося удары. Он не знал, как с этим бороться, это было частью его, и он уже не помнил себя без этого чувства. Он мог быть непокорен, мог сопротивляться бедам, что с ним происходили, он был сильным, и готов был сражаться…Вот только…как восстать против самого себя?

Самое неприятное, что все на станции знали его нрав, знали его характер, и не смотря на всю пользу, что он приносил общине, над ним посмеивались, не воспринимали всерьез, уж он то знал это, видел в их глазах! А он то, дурак, решил было, что эти шрамы никто не видит, что он надежно укрыл их от посторонних.

Он ходил по комнате, не зная как взять себя в руки. Все мысли витали вокруг жены, и вокруг измены. Всё провоняло ревностью. Он чувствовал этот запах во всем, в книгах, в воздухе, в слабом шевелении насекомых по углам комнаты, в своей тяжкой поступи. Он взял было книгу, любимую, исторический роман, который всегда помогал ему отвлечься, но сейчас это не помогало, он лениво, тщетно пытаясь собраться, перелистывал страницы и ничего не видел. Мысли его были далеко. Взгляд скользил по страницам, на которых автор излагал описание древних городов, строй тамплиеров, но Максим ничего из этого не видел. Огромными буквами, выбитыми на подкорке, сияло лишь одно – ревность.

За дверью послышались шаги, Макс в доли секунды встал, рывком, ожидая вынюхивать все подозрительные моменты в поведении жены. Дверная ручка повернулась, дошла до крайнего положения, и дверь начала распахиваться. На порог ступила жена, но Макс уже видел, какую-то неясную тень, маячившую у неё за спиной. Она шагнула в комнату, и следом за ней в комнату ступил некий мужчина. Максим видел его впервые, он точно был не с их станции. Так вот где она пропадала! И не постеснялась даже привести в дом этого…этого…ЭТОГО! Он окинул взгляд вошедшего мужчину, игнорируя залепетавшую что-то про затянувшуюся смену жену. Тот был явно моложе самого Максима, и его жены. Ухоженный какой-то, холеный даже.

Рассудок помутился, от того, что произошло в следующую секунду. Не успел Максим сказать и слова жене, и пришедшему вслед за ней мужчине, как тот резким движением поднял руки, между ладонями мелькнуло что-то тусклое, и очень тонкое. Максим был в замешательстве, он совершенно не понимал, что происходит. Между тем, мужчина продолжал совершать странные манипуляции, вращая, зачем-то, кистями рук. Мгновение, и тонкая леска, что была зажата в руках мужчины, перехлестнула шею женщины, и начала впиваться в кожу, оставляя хорошо заметную борозду. Максим словно выпал из реальности, он видел, как этот холеный тип душит его жену, но ничего не мог сделать, тело отказывалось повиноваться ему. И совсем уж странным было то, что периодически перед ним проносился калейдоскоп картинок: лицо жены…совсем близко, с гримасой страха, отчаяния, совсем близко…словно он навис над ней, и его душит приступ ярости. Затем картинки отступали, чтобы через пару мгновений вернуться новой, обжигающей вспышкой.

Как сквозь сон, Максим видел, как леска жадно впилась в горло супруги, и её лицо исказилось гримасой мучений. Как она захрипела, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха, и комично пыталась руками ухватиться за стянувшую горло тварь. Тщетно. Руки женщины перестали пытаться нащупать на шее то, что её душит, и начали медленно опускаться. Женщина обмякла, и в тот же миг, мужчина ловко убрал руки с шеи, на ходу пряча леску во внутренний карман, и бросился прочь. Макс тут же пришел в движение, внезапно ступор, охвативший его, спал, он поднялся с колен (почему с колен?!) и резким движением головы прогнал картинку, что заполняла мозг. Лицо жены, почти вплотную к нему самому, вот только он злобно скалится, а на лице жены застыл первобытный ужас…с чем-то невысказанным в глазах…Непониманием? Мольбой? Любовью?

Максим бросился погоню, сметая дверь на своём пути, выбегая он взревел «Стоять» и кинулся за злодеем. Шок медленно заполнял его, жена…Лиза…родная…как же так, каким же я дураком был, почему всегда подозревал тебя вместо того, чтобы просто любить…И тут же внутренний голос, пробившийся сквозь отчаяние, коим иссекло Максима – Так и надо, получила по заслугам.

Он встряхнул головой, и продолжил преследование, выбежав на платформу, он увидел, что убийца уже почти настиг пост на входе в туннель. «Почему дозорные молчат? Они там что, грибами убились, не видят, что происходит?! Почему вообще незнакомца пустили на станцию?! Что же вы?! Задерживайте!»
Но не смотря на крики Максима, отдававшиеся эхом по станции, дозорные остались стоять, даже не перегородив путь убийце. Тот забежал в туннель, и обернулся посмотреть на своего преследователя. Даже с такого расстояния Макс видел, как его лицо рассекла злобная ухмылка, и лицо…вроде бы было смутно знакомо. Постояв с секунду, и наградив преследователя злой ухмылкой, убийца развернулся и бросился прочь в туннель, впечатывая в сознание Макса полыхающие отсветом костра глаза, на жутко испещеренном шрамами, лице.

***

Максим вздрогнул, и проснулся. Холодный пот волнами стекал с него. Что это было? Чьи это воспоминания? Он такого не помнил! С ним этого не было! Всё окружающее во сне было идентично, станции была его, родной, и комната во сне, была один в один с его комнаты, в которой он сейчас проснулся. Но что за женщина? Что за мужчина? Почему он стоял, безучастно наблюдая за убийством? Почему ему было так больно, от того, что жизнь этой женщины оборвалась? Он не знал её, совершенно точно. Почему же ему было так больно? Больно? Он припомнил сон, и понял, что в эту боль вмешивалось ещё одно чувство, которому он не мог дать название. Справедливость? Расплата по заслугам? К черту. Что всё это значит?

Он поднялся, и запалил свечу. Вздрогнув всем телом, при виде того, что в этой комнате мгновения назад разворачивалась совершенно непонятная ему трагедия.

Утром, когда аварийное освещение станции сменилось на несколько тускло зажженных ламп, он отправился за снаряжением, в следующую ночь ему предстояло идти в дозор, на трёхсотый метр туннеля, и согласно установленному порядку, оружие и бронежилет он должен получить уже сейчас.

Весь день ему не давал покоя сон. Он шел по станции, сравнивая то, что было во сне, с тем, что он видел сейчас. Всё было так, как во сне, те же колонны, тот же отделанный мрамором высокий потолок. Даже дозорные на посту были те же, видимо ещё не сменились…Он был бледен, его знобило, сон вывел его из равновесия с тех пор, как он вернулся из госпиталя. Он припомнил рассказ доктора, что нашли его, между прочим, в том же туннели, где в его сне скрылся убийца. Это связанно? Или расшатанные нервы, за годы жизни под землей берут своё, не давая успокоиться, и сосредоточиться? К черту! Он разберется во всем потом, сейчас нужно сделать очень многое, нет времени на лишние мысли. Он отправился в оружейную, получив оружие и защиту, ему нужно было показаться начальнику охраны станции, в конце концов, ему нужно купить поесть! Он забыл, когда последний раз нормально питался, не мудрено, что нервы шалят. За мелкими хлопотами, и работой на свиной ферме прошел день. Максим возвращался уставший и совершенно разбитый, как он не старался, сон так и не оставил его, внеся в душу смятение, заставляя снова и снова обдумывать, то, что он видел, переживать это, искать ответы.

Под тусклый свет аварийного освещения он вернулся в жилой блок. Он был уставший и разбитый, ему хотелось спать, и он надеялся, что эту ночь ему удастся прожить без происшествий, и терзающих сознание образов. Без чьих-то воспоминаний, что внесли сумбур, и не давали сосредоточиться на делах насущных. А ведь завтра ещё и в дозор, в ночь идти, следовало хорошо выспаться, не известно удастся ли сделать это завтра.

С этими невеселыми мыслями он вернулся в свою комнату, и постарался не думать о том, что ему приснилось. Он лег, в надежде на отдых.
Мирный.

***

Максим шел по туннелю, убийца скрылся где-то впереди, его выдавали глухие удары ботинок об пол. Макс шел, уставший, преследование длилось уже около получаса, за это время он должен был уже достигнуть другой станции, заброшенной, пустующей, но тоннель всё не кончался. Более того, сегодня он был не дружелюбным. Вязкая чернота заполняла всё пространство: от пола, до сводов. Она липла к коже, и даже с зажженной зажигалкой, мужчина не видел дальше собственного носа. Казалось крохотный огонек последнее, что ещё сопротивляется, стоит ему погаснуть, как Чернота сожрет человека, вместе с огнем. Сожрет не физически, но выест душу, Макс слышал о таком, что такое бывает. Но этот туннель всегда считался чистым, что же случилось с ним сегодня? Он двигался вперед, решительно переставляя вязнущие в густом мраке ноги. Внезапно свет от зажигалки осветил что-то впереди, некую вертикальную поверхность. Максим, в первое мгновение, замер, затем начал осторожно приближаться, расставляя руки, пытаясь определить границы того, объекта, что перед ним. Его ладонь везде натыкалась на холодный бетон. Но этого не может быть! Что за стена среди туннеля?! Куда делся убийца?! Где проход к другой станции?! Ему было страшно, что за чертовщина, ходили же этим туннелем, не было же ничего, откуда взялся этот тупик?!

Он прошел вдоль появившейся стены, убеждаясь, что нигде даже маленькой дырочки нет. Вместе со страхом пришло не понимание. Не понимание всего происходящего, и конкретно того, куда делся убийца. «Быть может, в этой темноте я не заметил поворота туннеля, и постепенно смещаясь оказался в каком то ответвлении?» - подумал, Макс. «Ведь не может быть такого, чтобы посередине чистого туннеля появилась стена. Не может! Не может! Не может! Не может…»

Произнося про себя эту скороговорку, он повернулся к непонятной преграде спиной, и положив ладонь на боковую стену туннеля, пошел вдоль неё, ощупывая, надеясь найти пустоту провала, ведущего в другое помещение…Или ведущее в туннель, из другого помещения? Макс запутался, ему было страшно, и его пробирал озноб. Но убийство жены было слишком сильным мотивирующим фактором.

Он шел вдоль стены, ощущая холодный бетон, вдруг тактильные ощущения сменились, и Максим почувствовал, что рука касается не бетона, а…дерева? Да! Так и есть! Он вел рукой по чему-то деревянному! Судорожно подняв зажигалку над головой, чтобы осветить как можно большее пространство, он увидел, что стоит, у массивной, дубовой двери, с толстым кольцом-ручкой. Он похолодел, ему стало плохо, мысли роились с умопомрачительной скоростью, страх затягивал, и липкой, холодной дланью, властно пробирал позвоночник. Ужас обуял его, он потерял счет времени, и не мог сказать, сколько он провел перед этой дверью. Дубовой дверью. Посреди бетонного тоннеля, вбок, вела массивная дубовая дверь. Она была чуть приоткрыта, и возможно именно сюда двинулся убийца. Сглотнув остатки влаги, в пересохшем горле, он аккуратно подошел поближе, и собрался было заглянуть в щель, между створками.

Внезапно, сзади него раздался шорох, и крепкая рука обхватила шею Макса, сдавливая всё сильнее.

- Не меня ли ты ищешь, дружок? – радостно прохрипел голос над ухом.

***

Максим сидел у костра, автомат был заботливо уложен рядом, в зоне досягаемости, на случай нападения, на дозор. Они сидели на трёхсотом километре, самом дальнем, от станции посту. Их было четверо, и трое из них подозрительно косились на четвертого. На него. Макса. Тот сидел, и не обращал ни на что внимание. Он лишь бормотал едва слышно. Что именно разобрать никому не удавалось. Иногда он резко вздрагивал, и со словами «Этого не может быть», озирался по сторонам, и не найдя ничего подозрительного усаживался вновь. Это здорово портило нервы всем окружающим, и не давало им спокойно нести смену. Может оно и к лучшему, все были взвинчены и напуганы поведением Максима, поэтому были особенно внимательны ко всему окружающему.

Макс сидел, глядя в одну точку, он смотрел на костер, и его сознание представляло собой такое же, горящее, выжигающее, тревожащее и неспокойное существо, как и этот огонь. Чертовы сны доканали его. Он не мог с уверенностью сказать, что из того, что сейчас происходит, является сном, а что реальностью, всё стало слишком сложно. Воспоминания, сны, образы, накладывались друга на друга, порождая чудовищные грани восприятия действительности. Он ЖИЛ в том сне, раз за разом переживал момент открытия той дубовой двери, сжимался от страха вспоминая наполненные яростью, обращенные к нему взгляды людей, из того видения, из того…Города? К черту! Этого не может быть!

Он сидел в прострации, внешне он был спокоен, и далек отсюда, именно потому, что сейчас, как раз таки ВНУТРИ него, развивалась чудовищное событие. Человек терял привязанность к реальности, всё больше и больше погружаясь в том мире сна. В тех переулках, лабиринтах, тупиках. Он тщетно пытался вспомнить женщину из сна, мелькала ли она в его жизни, почему во сне она его жена? И почему сейчас, он испытывает к этому незнакомому образу…нежность? Да, нежность! И боль утраты…Боль утраты от того образа, во сне. Или она была не просто образом? Как это выяснить? Он не хотел расспрашивать жителей станции, довольно того, что все и так шарахались от него, стоило тому выйти из комнаты, и направиться куда-либо. Сон…Реальность…Сон?

-Сон? Эй! Я говорю сон пришел! Ложись, Наумов, твоя очередь, через два часа подниму, - кто-то из дозорных теребил его за руку, и Максим не сразу понял, что обращаются к нему. Он вздрогнул, услышав слово «Сон», покосился на говорившего и кивнул. Максим закрыл глаза, поудобнее прислонился спиной к стене туннеля, и глубоко вздохнул. Он был в смятении, он не хотел снова проваливаться в сон, не хотел. Он боялся. Но ему был не чужд и другой человеческий порок – любопытство.

В глубине он понимал, что там, во сне, скрыто что-то очень важное, что-то, что поможет ему понять, что с ним происходит. Почему его терзают эти кошмары? Отчего он не может различить уже ту грань, что пролегла на стыке двух миров? Реального, и воображаемого…И какой из них реальный, а какой воображаемый?

***

Хриплое дыхание раздавалось над самым ухом. Жесткая щетина покарябала щеку, от чего Максим непроизвольно вздрогнул. Слишком много потрясений. Ударив локтем, куда-то назад, он резко рванулся вперед, выходя из захвата. Сопротивления не последовало, и он, не рассчитав рывок, упал вперед, ударившись лицом об пол. Сильно саднила щека, кожу на которой он свёз, но не обращая на это внимания Макс резко встал на ноги и уставился на человека, что минутой раньше схватил его. Это был убийца, сомнений не было: та же одежда, та же ухмылка полная злобы и агрессии, и слабый отсвет в глазах от валяющейся на полу зажигалки. Всё было именно так, как он запомнил. Но сейчас ему было не до этого. Он вгляделся в лицо убийцы, и сердце словно сдавила холодная ладонь, обхватила, обволокла сердце, и начала потихоньку, с толком, с тактом, с расстановкой сдавливать. Адреналин шумел в ушах, и Макса всего трясло, в глазах его был дикий, первобытный ужас, ужас перед неизвестным, перед непонятным. Страх…перед собой. Перед неизвестным собой. Он смотрел в лицо убийцы, и видел сквозь сетку шрамов, что это его собственное лицо, только обезображенное. Толстый рубец протянулся от левого виска, через переносицу, к правому уголку рта, на лице сплошные ссадины и порезы, а глаза…Глаза пылают злобой. Кто это? С чем столкнулся Макс?

- Кто ты?! Что ты?! – теряя рассудок, выкрикнул Максим.

- Разве ты меня не узнал? По глазам вижу – узнал. Разве не меня ты гнал всю свою жизнь? Разве не я разъедал тебе душу недоверием, а? – с издевательской улыбкой, ответил собеседник.

- Что? Что ты несешь? Кто ты? Почему…Почему у тебя моё лицо? Имя! Назови имя! – прохрипел Максим.

- А ты видимо так и не узнал меня, да, Максик? Рома я, Роман, – зло оборвал его фразу убийцы.

В его руке возник пистолет, и выверенным движением, он поднял его на уровень лица, нацелил на Макса. Тот рванул на убийцу, но было поздно…Выстрел.
***

В тишине туннеля, раздался выстрел. Максим спал прислонившись к стене, лицо его, как и лицо любого спящего человека было спокойно и лишено эмоций.

Затылок Макса словно взорвался, мозговое вещество вперемешку с осколками кости и каплями крови брызнули во все стороны, запачкав и стену позади, и караульных, сидящих рядом…

Рассказ №30
История о трех братьях
В стародавние времена, еще в миру жили три брата, звали их - Нагат, Нагор и Нахим. И жили они в городе распрекрасном златоглавом да белокаменном. И было у братьев дело дельное по чести честное - оберегали они Землю Родную от посягательств супостатов заморских, недругов нечестивых. Многих они отвели от беды и врагов лютых уйму повыгоняли, но пришелся однажды к ним враг, но не силой их и духом решил уморить, а хитростью. Разделил он их, напустил сомненья в головы, а виной всему сталась человеческая зависть – одарил Нагата хитрый враг невестой - Властимилу, Нагору – посудил – Яромилу, а Нахиму – Добродею. Но вместе со счастьем братьям враг замешательства в сердца добавил. И каждая из невест будет краше и славится выше, и затмит собою других – говорил Змий человеческим голосом, затуманивая взгляды родных братьев. И задумались братья, да не о счастье своем, а о погибели и стали они плести козни друг против друга. А враг, тем временем чуя свободу, чинил свои черные замыслы – грабил народ, жег их дома, окружные леса, а земли превращал в одно останкинское стойбище. Но не видели ни чего этого братья, но увидали их жены, сестры и дочери хитрого врага и пожалели они мирской люд, открыли затуманенному взору деяния их отца. Но когда оглянулись вокруг себя Нагат, Нагор и Нахим то, поняли, что загнал враг их в подземелья, вместе с другими жителями златограда. А сам стал властвовать под солнцем, да под открытым небом вместе со своей адской свитой. Тяжело им было принять, что в глупой своей вражде братья потеряли, но не растерялись они – сплотились сами и силою своего духа сплотили оставшийся народ. Но велели братья народу стараться жить, как ни в чем не бывало, ибо только силою своих стараний можно было победить того врага, скинувший их однажды в подземелья. И завязалась с тех пор битва за место под солнцем, и был враг изгнан из златограда. Изгнан, но не сломлен. И обещал хитрый браг однажды вернуться в город и властвовать в нем сызнова. Время шло, забрав с собою Нагата, Нагора и Нахима, но оставив нам их память и дела незримой защитой. Люди назвали их именами три города подземелья, которые и по сей день выжившим во второй приход незримого и хитрого врага, напоминают, что только вместе - мы сила.