Меланхолия
Меланхо́лия (от др. греч. μελανχολία «меланхолия», из μέλας «чёрный, тёмный» + χολή «желчь; гнев») — в русской терминологии «хандра, мрачное помешательство» — термин, обозначавший до начала XX века один из видов психических расстройств, приводящих к неприятным, болезненным душевным мучениям. Термин также включает в себя такие явления, как задумчивая тоска, унынье, тихое отчаяние, без обоснованной причины, чёрный взгляд на свет, пресыщение жизнью. В настоящее время вместо понятия «меланхолия» в медицинских целях используется термин «депрессия».
* * *
Если бы на одно мгновение Бог забыл, что я просто тряпичная марионетка, и подарил бы мне кусочек жизни, этого бы вполне хватило. Я бы больше бы мечтал и меньше спал, понимая, что каждую минуту, когда мы закрываем глаза, мы теряем шестьдесят секунд света. Ребёнку бы подарил крылья, но позволил ему самому научиться летать, а стариков бы убедил в том, что смерть приходит не со старостью, но с забвением. Если бы у меня было сердце, я бы осуществил всё это, и может быть, чуточку больше.
Но ничего этого нет. В пустоте нет жизни. Там только смерть, темнота, отсутствие звуков и запахов мира, который существует лишь в нашем сознании. Нет тюрьмы страшнее, чем в голове. Это идеальное место лишения свободы. Узникам не нужны ни крепкие стены, ни высокие заборы. Они заключены в темницу собственных мыслей, где будут медленно, но верно сходить с ума. Депрессия — бич нашего времени. Она тюремщик, следящий за своими невольниками до конца их дней. Когда смерть придет за мной, я облегченно вздохну, освободившись от острых пут мыслей. Моя душа уже истаяла как церковная свеча перед иконой, поддерживая слабый отблеск жизни во мне. После смерти я хотел бы стать солнечным лучом, но их не делают из таких людей. Еще немного и я сгину в окружающем мраке. Это произойдет совсем скоро, когда истлеет сигарета.
Её слабый огонек красным светлячком горит в непроглядной тьме. Между нашей жизнью и сигаретой есть много общего. Вроде бы новая, но стоит закурить и спустя пару минут от неё ничего не останется. Смолистый дым наполнит твои легкие гарью, а голову мыслями и воспоминаниями. Можешь задержать дыхание и цепляться за былое, а тем временем ядовитая гарь будет медленно, но верно разрушать тебя изнутри, словно ржавчина. Скоро будет не хватать воздуха и тебя поставят перед фактом: либо умереть, так и не выпустив дым из легких, либо глотнуть свежего воздуха перед новой затяжкой, после которой голова и грудь заполнится свежей порцией отравленного воздуха. Такова жизнь: ты умрешь или до смерти будешь принимать правила её игры. Выбор в любом случае предоставят и заодно снимут с себя ответственность за последствия.
Я немного жалею, что у меня всего одна сигарета. Да и черт с ней. Плевать на всё. Лучше сгореть в один миг, вспыхнуть, как бенгальский огонь и оставить след в людской памяти, чем медленно гнить в этом проклятом мире. Здесь мы сами строим вокруг себя стены, из грязи создаем новых богов и поклоняемся им, чтобы потом низвергнуть их обратно. Тут режем себе вены из-за людей, которые спустя пару дней даже не вспомнят как твое имя, предаем других и самих себя из-за таких же, как мы, — дешевых копий друг друга. Пасынки истории, дети сточных канав, инвалиды, тщетно ждущие милостыню от прохожих. Мы уродливые куклы в дорогой упаковке, которые стоят на полках и ждут своего покупателя. Наивно протягиваем пластиковые ручки и говорим «Мама», когда в наших глазах шипят сигареты.
Мне никогда не внушал особой радости тот мир. Я чувствовал, что с ним что-то не так и от воспоминаний к моему горлу начинает подкатывать тошнота. Насквозь прогнивший человеческий социум ожидал конец, который предсказывали лжепророки древности. Вавилон наших дней рухнул под своей собственной тяжестью, похоронив остатки того, что когда-то называлось человечеством. Но не всё так просто. Фактически люди умерли уже давно. Эти живые трупы жалко пародировали настоящую жизнь, а в их мертвом разуме, словно черви, копошились предрассудки. Человек мучил самого себя. Он не сам не знал, чего хочет, и в итоге превратился при жизни в неприкаянного мертвеца, который нашел, как ему казалось, решение всех проблем несовершенства общества и, нажав на кнопку, спровоцировал крах всей цивилизации. Духовный апокалипсис превратился в атомный. Так что смерть это вполне милосердный способ, чтобы подарить людям долгожданное успокоение.
Кто я такой? Всего лишь одна из тех кукол, которые еще недавно стояли в глянцевых магазинах яркого, но пустого мира. Дешевая игрушка для шаблонных покупателей. Единственное мое отличие в том, что я сумел разорвать ненавистную упаковку и свалиться с пыльной полки на белый кафельный пол. Вот что такое свобода. Выйти из осточертевших рамок, разорвать пестрый фантик. Какое это счастье покинуть ненавистную систему, в которой люди и игрушки стоят на полках, ожидая своих мнимых хозяев. Если бы я всегда слушался своего разума, то у меня вместо моей свободы была бы грязная полка и обычный цинизм: «Что-то не то происходит» — или: «Она меня бросит» — или: «Я уже раз обжёгся, а потому…». Глупость это. Так можно упустить всю жизнь. Каждый раз нужно прыгать со скалы и отращивать крылья по пути вниз. Если не разобьемся, значит взлетим.
Это странное и необычное чувство, когда смотришь со стороны на привычную тебе жизнь и удивляешься тому, как мог жить в таком дерьме. Но было безумно приятно смотреть на эти забитые до отказа длинные полки и ощущать себя другим. Разбитую при падении пластиковую голову приятно холодила плитка. Не знаю, сколько времени провел лежа на этом полу. Скоро вернулась способность двигать конечностями, и я сделал пару неуверенных шагов на своих игрушечных ногах. Первые самостоятельные и осознанные шаги. Ужас и восхищение от содеянного. Мной больше никогда не будут играть. Теперь я готов вцепиться в глотку любому, кто посмеет покуситься на то, что мне дорого. Прежние стереотипы и заблуждения остались там, наверху, у тех, кто продолжал бездумно улыбаться в своей коробке.
Где-то вдалеке сладко запела сирена, оповещающая Вавилон о его скором падении. Куклы всё также глупо улыбались на своих местах. Они всегда закрывали глаза на творящийся вокруг них кошмар и притворялись, будто всё прекрасно. Как меня раздражает подобное отношение к окружающим проблемам. Бесконечное нытье о трудной жизни или наигранные улыбки на холодных, как у мертвецов, лицах. Им проще жаловаться на свою долю, чем предпринять любое действие, которое сможет исправить их положение. Именно поэтому они остались на своих полках даже тогда, когда за окном рушился их мир.
Мне абсолютно не жалко его обитателей. Их погубили собственные равнодушие и трусость. Пусть дальше гниют в своих упаковках. Мне есть, что сказать им перед тем, как уйти. Мой голос одиноко звучал в опустевшем магазине:
— Я знаю, вы меня слышите. Я чувствую вас. Я знаю, вы боитесь. Боитесь нас. Боитесь перемен. Я не знаю будущего и не стану предсказывать, чем все кончится, и скажу лишь, как начнется. За вашим футляром находится мир без запретов и границ. Мир, где возможно всё. Что будет дальше — решать вам.
Осторожно ступая по битому стеклу, я вышел из павильона с игрушками. В моих удивленных стеклянных глазах отразился впервые увиденный мир. Черные закопченные облака гнал по небу сильный ветер. Повсюду валялись стекла, запачканные кровью мертвых тел. Вдалеке над разрушенным городом было заметно зарево пожаров, пожирающее всё, до чего могло дотянуться. Вавилон пылал, объятый очищающим его огнем. Человек перерезал сем себе глотку колючей проволокой, которая еще совсем недавно ранила его сознание. Продажные высокопоставленные суки в стране нищих и уродов не смогли защитить своих кукол, которые продолжали улыбаться даже когда на них от ожогов пузырилась кожа.
Тут и там валялись жалкие, обожженные трупы человеческих особей. Смерть прекрасна только тогда, когда её встречают с честью и достоинством, а не трусливо прижавшись к земле, которая сплошь застроена чиновниками на костях своего народа. Его слуги вели своих жен к лоску дорогих бутиков, пока обманутые ими люди умирали от голода, болезней, моральной деградации общества. Не сосчитать, сколько больных не дождалось «неотложку» из-за наплыва на дорогах машин с мигалками. Может быть, я не первая кукла, которая очнулась в коробке почувствовав неладное, но точно не последняя. Просыпайтесь же! Сколько можно спать? Вы знаете, что ощущаешь, когда рвешь ненавистную упаковку? Новое, осознанное рождение и долгожданную свободу. Рамки не только вокруг нас. Они в наших головах. Сломайте их, разорвите эту обертку. Пускай власть, привычные образы жизни и мышления показывают зубы. Не бойтесь! Дерись за право быть самим собой. Бейся, действуй, сопротивляйся. Не отступай назад. Вспомни о тех, кто тебе дорог. Борись против жизни, которая превратилась в кошмар. Докажи этому миру что ты не безвольная кукла. Сожми кулак и бей. Просто бей. Лучше умереть стоя, чем жить на коленях.
Ветер трепал мои искусственные волосы. Хорошо, что я не чувствовал своим пластиковым носом смрад сожженных волос и тел. Когда-то светлый и приветливый мир горел, подожженный своими обитателями из-за того, что взрослые не умеют обращаться с огнем. Мне очень жалко их детей. Без них больше некому будет играть с нами. Ребенок — это чистое, светлое существо, которое верит в добро и счастье, а потом со временем обменивает их на пиво, сигареты, секс в туалете, предательства и попытки суицида. Это называется взросление. Черта, которая разделяет безоблачное детство и прелести настоящего мира. Дети имеют право называться людьми. Я слышал, как смеется ребенок, видел его улыбку и свет в его глазах. Поверьте, это одно из самых прекрасных, что может быть в мире. Детей нужно беречь. Даже мы, куклы, знаем это. Почему же вы, люди, всё время забываете об этом?
В груде мусора я заметил труп с сигаретой во рту. Он так и не успел её закурить. От привычек всё-таки никуда не денешься. Отказывать себе в слабостях — терять свою человеческую сущность. Люди её давно потеряли. Спустя пару минут, с наслаждением затягиваюсь едким дымом и предаюсь недавним воспоминаниям о том, как сбежал из магазина. Странная картина: посреди разрушенного города, трупов и мусора, стоит и курит игрушка. Но это невозможно. Привычки присущи в основном только людям. Значит ли это, что я становлюсь человеком? По моей спине пробегает небольшой холодок. Худшей участи и представить себе трудно. Лучше навсегда остаться детской безделушкой, но с настоящей, человеческой душой.
Краем глаза я заметил странное движение в клубах черного дыма. Кто-то маленького роста шел ко мне навстречу и что-то нес в руках. Это был маленький мальчик, который со счастливой улыбкой тащил целую охапку игрушек. Каких там только не было: белые и черные, старые и совсем новые, сломанные и целые, мягкие и пластиковые. Куклы тихонько перешептывались в его руках, но я был уверен, что он прекрасно их слышит. Ребенок шел босиком по битому стеклу и раскаленному мусору, не замечая того, что под ногами. Его любовь к своим игрушкам затмевала подобные мелочи. Вскоре его взгляд упал на меня и он подошел. Я никогда не забуду этот пронзительный взгляд, который словно увидел дату моего изготовления и номер смены. Куклы в его руках испуганно притихли при виде нового экземпляра. Мальчик встал рядом со мной на колени, чтобы как следует рассмотреть курящую диковинку. Он не мог бросить своих подопечных на обожженную землю и продолжал прижимать их к себе даже тогда, когда обратился ко мне с доброй улыбкой:
— Не бойся. Мы не причиним тебе вреда. Все они курили, когда я нашел их, — он опустил глаза на игрушки в своих руках, — Как тебя зовут?
Я пожал плечами. У меня не было своего имени. Ну, то есть оно было. Его кто-то написал на моей коробке. Но это не для меня. Это для той, другой жизни, которая осталась на пыльной полке.
—Идем с нами. Помощь нам не помешает. Нужно найти остальных кукол, которые стоят где-то в разрушенном городе — сказал ребенок, всё также тепло улыбаясь. Было в его улыбке что-то смутно знакомое и почти забытое. Странное чувство.
Перед тем, как залезть к нему на руки, где были остальные игрушки, я задал вопрос, который волновал меня больше всего на тот момент:
— А у тебя есть имя?
Мальчик ничего не ответил и слегка улыбаясь поправил цепочку с деревянным крестом, лежащую у него на груди.
Меланхо́лия (от др. греч. μελανχολία «меланхолия», из μέλας «чёрный, тёмный» + χολή «желчь; гнев») — в русской терминологии «хандра, мрачное помешательство» — термин, обозначавший до начала XX века один из видов психических расстройств, приводящих к неприятным, болезненным душевным мучениям. Термин также включает в себя такие явления, как задумчивая тоска, унынье, тихое отчаяние, без обоснованной причины, чёрный взгляд на свет, пресыщение жизнью. В настоящее время вместо понятия «меланхолия» в медицинских целях используется термин «депрессия».
* * *
Если бы на одно мгновение Бог забыл, что я просто тряпичная марионетка, и подарил бы мне кусочек жизни, этого бы вполне хватило. Я бы больше бы мечтал и меньше спал, понимая, что каждую минуту, когда мы закрываем глаза, мы теряем шестьдесят секунд света. Ребёнку бы подарил крылья, но позволил ему самому научиться летать, а стариков бы убедил в том, что смерть приходит не со старостью, но с забвением. Если бы у меня было сердце, я бы осуществил всё это, и может быть, чуточку больше.
Но ничего этого нет. В пустоте нет жизни. Там только смерть, темнота, отсутствие звуков и запахов мира, который существует лишь в нашем сознании. Нет тюрьмы страшнее, чем в голове. Это идеальное место лишения свободы. Узникам не нужны ни крепкие стены, ни высокие заборы. Они заключены в темницу собственных мыслей, где будут медленно, но верно сходить с ума. Депрессия — бич нашего времени. Она тюремщик, следящий за своими невольниками до конца их дней. Когда смерть придет за мной, я облегченно вздохну, освободившись от острых пут мыслей. Моя душа уже истаяла как церковная свеча перед иконой, поддерживая слабый отблеск жизни во мне. После смерти я хотел бы стать солнечным лучом, но их не делают из таких людей. Еще немного и я сгину в окружающем мраке. Это произойдет совсем скоро, когда истлеет сигарета.
Её слабый огонек красным светлячком горит в непроглядной тьме. Между нашей жизнью и сигаретой есть много общего. Вроде бы новая, но стоит закурить и спустя пару минут от неё ничего не останется. Смолистый дым наполнит твои легкие гарью, а голову мыслями и воспоминаниями. Можешь задержать дыхание и цепляться за былое, а тем временем ядовитая гарь будет медленно, но верно разрушать тебя изнутри, словно ржавчина. Скоро будет не хватать воздуха и тебя поставят перед фактом: либо умереть, так и не выпустив дым из легких, либо глотнуть свежего воздуха перед новой затяжкой, после которой голова и грудь заполнится свежей порцией отравленного воздуха. Такова жизнь: ты умрешь или до смерти будешь принимать правила её игры. Выбор в любом случае предоставят и заодно снимут с себя ответственность за последствия.
Я немного жалею, что у меня всего одна сигарета. Да и черт с ней. Плевать на всё. Лучше сгореть в один миг, вспыхнуть, как бенгальский огонь и оставить след в людской памяти, чем медленно гнить в этом проклятом мире. Здесь мы сами строим вокруг себя стены, из грязи создаем новых богов и поклоняемся им, чтобы потом низвергнуть их обратно. Тут режем себе вены из-за людей, которые спустя пару дней даже не вспомнят как твое имя, предаем других и самих себя из-за таких же, как мы, — дешевых копий друг друга. Пасынки истории, дети сточных канав, инвалиды, тщетно ждущие милостыню от прохожих. Мы уродливые куклы в дорогой упаковке, которые стоят на полках и ждут своего покупателя. Наивно протягиваем пластиковые ручки и говорим «Мама», когда в наших глазах шипят сигареты.
Мне никогда не внушал особой радости тот мир. Я чувствовал, что с ним что-то не так и от воспоминаний к моему горлу начинает подкатывать тошнота. Насквозь прогнивший человеческий социум ожидал конец, который предсказывали лжепророки древности. Вавилон наших дней рухнул под своей собственной тяжестью, похоронив остатки того, что когда-то называлось человечеством. Но не всё так просто. Фактически люди умерли уже давно. Эти живые трупы жалко пародировали настоящую жизнь, а в их мертвом разуме, словно черви, копошились предрассудки. Человек мучил самого себя. Он не сам не знал, чего хочет, и в итоге превратился при жизни в неприкаянного мертвеца, который нашел, как ему казалось, решение всех проблем несовершенства общества и, нажав на кнопку, спровоцировал крах всей цивилизации. Духовный апокалипсис превратился в атомный. Так что смерть это вполне милосердный способ, чтобы подарить людям долгожданное успокоение.
Кто я такой? Всего лишь одна из тех кукол, которые еще недавно стояли в глянцевых магазинах яркого, но пустого мира. Дешевая игрушка для шаблонных покупателей. Единственное мое отличие в том, что я сумел разорвать ненавистную упаковку и свалиться с пыльной полки на белый кафельный пол. Вот что такое свобода. Выйти из осточертевших рамок, разорвать пестрый фантик. Какое это счастье покинуть ненавистную систему, в которой люди и игрушки стоят на полках, ожидая своих мнимых хозяев. Если бы я всегда слушался своего разума, то у меня вместо моей свободы была бы грязная полка и обычный цинизм: «Что-то не то происходит» — или: «Она меня бросит» — или: «Я уже раз обжёгся, а потому…». Глупость это. Так можно упустить всю жизнь. Каждый раз нужно прыгать со скалы и отращивать крылья по пути вниз. Если не разобьемся, значит взлетим.
Это странное и необычное чувство, когда смотришь со стороны на привычную тебе жизнь и удивляешься тому, как мог жить в таком дерьме. Но было безумно приятно смотреть на эти забитые до отказа длинные полки и ощущать себя другим. Разбитую при падении пластиковую голову приятно холодила плитка. Не знаю, сколько времени провел лежа на этом полу. Скоро вернулась способность двигать конечностями, и я сделал пару неуверенных шагов на своих игрушечных ногах. Первые самостоятельные и осознанные шаги. Ужас и восхищение от содеянного. Мной больше никогда не будут играть. Теперь я готов вцепиться в глотку любому, кто посмеет покуситься на то, что мне дорого. Прежние стереотипы и заблуждения остались там, наверху, у тех, кто продолжал бездумно улыбаться в своей коробке.
Где-то вдалеке сладко запела сирена, оповещающая Вавилон о его скором падении. Куклы всё также глупо улыбались на своих местах. Они всегда закрывали глаза на творящийся вокруг них кошмар и притворялись, будто всё прекрасно. Как меня раздражает подобное отношение к окружающим проблемам. Бесконечное нытье о трудной жизни или наигранные улыбки на холодных, как у мертвецов, лицах. Им проще жаловаться на свою долю, чем предпринять любое действие, которое сможет исправить их положение. Именно поэтому они остались на своих полках даже тогда, когда за окном рушился их мир.
Мне абсолютно не жалко его обитателей. Их погубили собственные равнодушие и трусость. Пусть дальше гниют в своих упаковках. Мне есть, что сказать им перед тем, как уйти. Мой голос одиноко звучал в опустевшем магазине:
— Я знаю, вы меня слышите. Я чувствую вас. Я знаю, вы боитесь. Боитесь нас. Боитесь перемен. Я не знаю будущего и не стану предсказывать, чем все кончится, и скажу лишь, как начнется. За вашим футляром находится мир без запретов и границ. Мир, где возможно всё. Что будет дальше — решать вам.
Осторожно ступая по битому стеклу, я вышел из павильона с игрушками. В моих удивленных стеклянных глазах отразился впервые увиденный мир. Черные закопченные облака гнал по небу сильный ветер. Повсюду валялись стекла, запачканные кровью мертвых тел. Вдалеке над разрушенным городом было заметно зарево пожаров, пожирающее всё, до чего могло дотянуться. Вавилон пылал, объятый очищающим его огнем. Человек перерезал сем себе глотку колючей проволокой, которая еще совсем недавно ранила его сознание. Продажные высокопоставленные суки в стране нищих и уродов не смогли защитить своих кукол, которые продолжали улыбаться даже когда на них от ожогов пузырилась кожа.
Тут и там валялись жалкие, обожженные трупы человеческих особей. Смерть прекрасна только тогда, когда её встречают с честью и достоинством, а не трусливо прижавшись к земле, которая сплошь застроена чиновниками на костях своего народа. Его слуги вели своих жен к лоску дорогих бутиков, пока обманутые ими люди умирали от голода, болезней, моральной деградации общества. Не сосчитать, сколько больных не дождалось «неотложку» из-за наплыва на дорогах машин с мигалками. Может быть, я не первая кукла, которая очнулась в коробке почувствовав неладное, но точно не последняя. Просыпайтесь же! Сколько можно спать? Вы знаете, что ощущаешь, когда рвешь ненавистную упаковку? Новое, осознанное рождение и долгожданную свободу. Рамки не только вокруг нас. Они в наших головах. Сломайте их, разорвите эту обертку. Пускай власть, привычные образы жизни и мышления показывают зубы. Не бойтесь! Дерись за право быть самим собой. Бейся, действуй, сопротивляйся. Не отступай назад. Вспомни о тех, кто тебе дорог. Борись против жизни, которая превратилась в кошмар. Докажи этому миру что ты не безвольная кукла. Сожми кулак и бей. Просто бей. Лучше умереть стоя, чем жить на коленях.
Ветер трепал мои искусственные волосы. Хорошо, что я не чувствовал своим пластиковым носом смрад сожженных волос и тел. Когда-то светлый и приветливый мир горел, подожженный своими обитателями из-за того, что взрослые не умеют обращаться с огнем. Мне очень жалко их детей. Без них больше некому будет играть с нами. Ребенок — это чистое, светлое существо, которое верит в добро и счастье, а потом со временем обменивает их на пиво, сигареты, секс в туалете, предательства и попытки суицида. Это называется взросление. Черта, которая разделяет безоблачное детство и прелести настоящего мира. Дети имеют право называться людьми. Я слышал, как смеется ребенок, видел его улыбку и свет в его глазах. Поверьте, это одно из самых прекрасных, что может быть в мире. Детей нужно беречь. Даже мы, куклы, знаем это. Почему же вы, люди, всё время забываете об этом?
В груде мусора я заметил труп с сигаретой во рту. Он так и не успел её закурить. От привычек всё-таки никуда не денешься. Отказывать себе в слабостях — терять свою человеческую сущность. Люди её давно потеряли. Спустя пару минут, с наслаждением затягиваюсь едким дымом и предаюсь недавним воспоминаниям о том, как сбежал из магазина. Странная картина: посреди разрушенного города, трупов и мусора, стоит и курит игрушка. Но это невозможно. Привычки присущи в основном только людям. Значит ли это, что я становлюсь человеком? По моей спине пробегает небольшой холодок. Худшей участи и представить себе трудно. Лучше навсегда остаться детской безделушкой, но с настоящей, человеческой душой.
Краем глаза я заметил странное движение в клубах черного дыма. Кто-то маленького роста шел ко мне навстречу и что-то нес в руках. Это был маленький мальчик, который со счастливой улыбкой тащил целую охапку игрушек. Каких там только не было: белые и черные, старые и совсем новые, сломанные и целые, мягкие и пластиковые. Куклы тихонько перешептывались в его руках, но я был уверен, что он прекрасно их слышит. Ребенок шел босиком по битому стеклу и раскаленному мусору, не замечая того, что под ногами. Его любовь к своим игрушкам затмевала подобные мелочи. Вскоре его взгляд упал на меня и он подошел. Я никогда не забуду этот пронзительный взгляд, который словно увидел дату моего изготовления и номер смены. Куклы в его руках испуганно притихли при виде нового экземпляра. Мальчик встал рядом со мной на колени, чтобы как следует рассмотреть курящую диковинку. Он не мог бросить своих подопечных на обожженную землю и продолжал прижимать их к себе даже тогда, когда обратился ко мне с доброй улыбкой:
— Не бойся. Мы не причиним тебе вреда. Все они курили, когда я нашел их, — он опустил глаза на игрушки в своих руках, — Как тебя зовут?
Я пожал плечами. У меня не было своего имени. Ну, то есть оно было. Его кто-то написал на моей коробке. Но это не для меня. Это для той, другой жизни, которая осталась на пыльной полке.
—Идем с нами. Помощь нам не помешает. Нужно найти остальных кукол, которые стоят где-то в разрушенном городе — сказал ребенок, всё также тепло улыбаясь. Было в его улыбке что-то смутно знакомое и почти забытое. Странное чувство.
Перед тем, как залезть к нему на руки, где были остальные игрушки, я задал вопрос, который волновал меня больше всего на тот момент:
— А у тебя есть имя?
Мальчик ничего не ответил и слегка улыбаясь поправил цепочку с деревянным крестом, лежащую у него на груди.