Из туннеля доносился пронзительный свист ветра. Тусклый фонарный свет освещал непроснувшуюся станцию “Нагорная”, на долю которой достался и холод, и голод. На перроне смачно тянули самокрутки два постовых и о чем-то спокойно беседовали.
Тут уже давно никто не появлялся. На станции “Проспект Декабристов” блуждала опасная эпидемия. На станции южнее не закрылись гермоворота, поэтому она была необитаема. Этот туннель был, можно сказать, полностью отрезан от внешнего мира. Но вдруг в утренней тишине, разрываемой, разве что, кашлем, где-то далеко послышался стук колес. Через несколько секунд тусклый свет прожектора покрыл сначала постовых, а после и весь перрон станции. Вскоре рядом с ними остановилась дрезина.
- С чем пожаловали? – донесся хриплый мужской голос курящего солдата. Он включил фонарь и направил его в сторону небольшой вагонетки. От увиденного самокрутка выпала из руки мужика и отскочив упала на рельсы.
На дрезине сидел очень старый дед. Седая борода касалась его ног. Руки были перебинтованы, видимо чтобы не стереть их об руль. Одежда, наверное, была изношена еще в довоенное время, лицо закрытое морщинами скрывало страх и боль. Рядом с ним сидели двое ребятишек. Мальчик лет четырнадцати и девочка лет восьми. Все были бледными и худощавыми. Ужас отражался в их глазах темной темной завесой.
- Последние с проспекта Декабристов. – Не поднимая головы сказал дед. – Живых не осталось. Две недели назад послали ребят на Стахановскую за помощью. Они так и не вернулись. Сил у нашей станции не осталось. Кто еще боролся с болезнью от слабости не могли и рукой пошевелить. Крысы повылазили из нор. Видимо поняли, что больше им бояться нечего. Они гладали как трупы, так и еще живых больных. – Дрожащим голосом хрипел дед. – Нас эпидемия коснулась меньше. Мы держались до последнего, но сегодня крысы добрались и до нас. Мы бросили дом и двинулись на юг. Неизвестно, что нас могло ожидать на Стаханке. Ребят, наверное, расстреляли и сожгли, чтоб не разносили заразу. Это могло ожидать и нас. Эх… Дайте закурить. – Оборвал дед.
Ребята на перроне его внимательно слушали. Из-за шума приехавшей дрезины были разбужены и другие жители станции. Они подтянулись к постовым солдатам на перроне и мельком услышав хриплый голос деда, заостряли внимание на нем.
Экипаж дрезины был помещен под наблюдение в больничную палату. Дед рассказывал много историй санитарам. Предостерегал их. Дети поправились быстрее и уже были под присмотром не медиков, а приемных родителей, которые к ним отнеслись очень дружелюбно.
Но со временем кушетки медицинской палаты стали заполняться все большим и большим количеством больных. С каждым днем состояние пациентов ухудшалось. Болезнь эта была той же эпидемией, что и на “Декабристов”. Вакцины не было. Появились первые случаи летального исхода. Нужно было что-то делать. И делать это как можно скорее.
Тут уже давно никто не появлялся. На станции “Проспект Декабристов” блуждала опасная эпидемия. На станции южнее не закрылись гермоворота, поэтому она была необитаема. Этот туннель был, можно сказать, полностью отрезан от внешнего мира. Но вдруг в утренней тишине, разрываемой, разве что, кашлем, где-то далеко послышался стук колес. Через несколько секунд тусклый свет прожектора покрыл сначала постовых, а после и весь перрон станции. Вскоре рядом с ними остановилась дрезина.
- С чем пожаловали? – донесся хриплый мужской голос курящего солдата. Он включил фонарь и направил его в сторону небольшой вагонетки. От увиденного самокрутка выпала из руки мужика и отскочив упала на рельсы.
На дрезине сидел очень старый дед. Седая борода касалась его ног. Руки были перебинтованы, видимо чтобы не стереть их об руль. Одежда, наверное, была изношена еще в довоенное время, лицо закрытое морщинами скрывало страх и боль. Рядом с ним сидели двое ребятишек. Мальчик лет четырнадцати и девочка лет восьми. Все были бледными и худощавыми. Ужас отражался в их глазах темной темной завесой.
- Последние с проспекта Декабристов. – Не поднимая головы сказал дед. – Живых не осталось. Две недели назад послали ребят на Стахановскую за помощью. Они так и не вернулись. Сил у нашей станции не осталось. Кто еще боролся с болезнью от слабости не могли и рукой пошевелить. Крысы повылазили из нор. Видимо поняли, что больше им бояться нечего. Они гладали как трупы, так и еще живых больных. – Дрожащим голосом хрипел дед. – Нас эпидемия коснулась меньше. Мы держались до последнего, но сегодня крысы добрались и до нас. Мы бросили дом и двинулись на юг. Неизвестно, что нас могло ожидать на Стаханке. Ребят, наверное, расстреляли и сожгли, чтоб не разносили заразу. Это могло ожидать и нас. Эх… Дайте закурить. – Оборвал дед.
Ребята на перроне его внимательно слушали. Из-за шума приехавшей дрезины были разбужены и другие жители станции. Они подтянулись к постовым солдатам на перроне и мельком услышав хриплый голос деда, заостряли внимание на нем.
Экипаж дрезины был помещен под наблюдение в больничную палату. Дед рассказывал много историй санитарам. Предостерегал их. Дети поправились быстрее и уже были под присмотром не медиков, а приемных родителей, которые к ним отнеслись очень дружелюбно.
Но со временем кушетки медицинской палаты стали заполняться все большим и большим количеством больных. С каждым днем состояние пациентов ухудшалось. Болезнь эта была той же эпидемией, что и на “Декабристов”. Вакцины не было. Появились первые случаи летального исхода. Нужно было что-то делать. И делать это как можно скорее.