|
"Сказки апокалипсиса"
Какие они, сказки 2033 года? О чем? Кто их герои? Сколько в них вымысла, а сколько — самой что ни на есть правды? Сильно ли изменились истории, которые родители на станциях метро и в подземных бункерах рассказывают на ночь детям, а взрослые — друг другу?
Мнение Артура Хмелевского!
Cообщений: 223
Регистрация: 06.03.2013
|
Рассказ №24
Тридцать дней.
За три дня до дня…
Вот и станция. Как передать ощущение простора после тесной кабины «Союза»? Это как если бы тебя связать и посадить в тесный ящик, да ещё втиснуть рядом двух таких же страдальцев. Конечно, после такого просторы отсеков МКС покажутся раздольным полем. Хорошо, что стыковка проходила по короткой шестичасовой программе… как раньше по двое-трое суток слетались, не пойму. Я бы не выдержал. Короткая двухнедельная программа, слишком насыщена, да и хозяева новичкам покоя не дают. Никогда бы не подумал, что в космосе процветает дедовщина. Понятно, что им после трёх месяцев надоела монотонная работа, только нам, а особенно мне, как перворазнику, всё в диковинку. Невесомость превращает любую банальность в замысловатую игру. Но больше всего меня потрясла Земля. Этот огромный голубой шар, величественно поворачивающийся под тобой... И мне, смею надеяться, просвещенному в вопросе притяжения космических объектов, почему-то хочется поискать ниточку, на которой этот шар висит. На него смотреть, никогда не надоедает. Командир уже пару раз оттаскивал меня от иллюминатора. А сам, несмотря на то, что работы всегда невпроворот, замирал, глядя, как белые барашки циклонов крутят свою карусель, а на ночной стороне плетут светящуюся электрическую сеть неугомонные люди.
За два дня до дня…
Наш дружный коллектив теперь состоит из трёх русских, двух американцев и канадца. В старом экипаже пара американцев возглавляется нашим командиром. Новая экспедиция привезла канадца. И хотя де-юре он не принадлежал к славным юнайтетам, астронавты сразу уволокли его к себе на модуль. Что тут скажешь, хоть бедный, но всё-таки родственник. Мы, несмотря на то, что летаем вместе уже больше десяти лет, да и говорим практически на смешанном русско-английском, друзьями так и не стали. Всё равно, сохранились какие-то тайны и недомолвки. В тех редких случаях, когда наши космонавтам удавалась попасть на американский модуль, те смущённо улыбаясь, убирали планшеты с документами в сейф, да и панель прикрывали какой-то пластиковой ерундой на зажимах. Нам на нашей «Заре» ничего не жалко – смотрите, сколько влезет. Всё равно не разберётесь. Не умеют они делать поправку на русский авось. Командир, когда великий союз объединенных североамериканцев удалился, со смехом рассказывал, как он на мониторе специально оставил формулу с введённым в неё непотребным словом, в которой участвовали икс, игрек и ещё одна малопонятная для них славянская литера. А потом тихо смеялся в кулачок, пока астронавт, озираясь, как шпион, переписывал её на свой планшет. Скучать некогда, но в те редкие моменты каждый развлекается, как может.
За один день до дня…
Астронавты заперлись на своём модуле. Вначале это развлекало. Командир сказал, что с ними такое случается, если с их ЦУПа поступают секретные данные. Плохо, что когда у них связь – мы вне зоны, и надо ждать ещё минут пятнадцать, пока не влетим в наш сектор. Один раз показался канадец, покосился на нас, как на чумных, и уполз за герметичный люк «Юнити». Только затворы клацнули. Сильное ощущение, что они против нас дружат. Когда же наш ЦУП отзовётся? Вот, наконец… позывные раздаются в замкнутом помещении модуля. Голос дежурного тревожный. Рассказывает о нагнетании мировой обстановки, о возможной войне. Понятно, что американцы зашевелились – какая же война без них. Вот уж каждой бочке затычка – ничего не скажешь. Ну и пусть сидят там, нам без них спокойней. Командир вынул из аварийной укладки «макаров» и вставил в зажим поближе к себе. Мало ли, что у этих придурков заклинит. Устроят ещё «Starwar», тогда мы им локальную партизанскую войну организуем, в масштабах орбиты, с боевыми вылазками на апогее и перигее – нам не привыкать.
День…
Вспышки белого огня видно даже отсюда, такие маленькие, как пятнышки на темной поверхности, похожие на капли побелки на стене. Потом они темнеют, пламя, остывая, обретает красный цвет, угрожающий, тревожный, и всё застилает черная взвесь, она поднимается вверх, полностью скрывая происходящее внизу. Темных пятен много, очень много... Голубая поверхность становится серой. Я пытаюсь осознать то, что вижу и не могу.
Все прильнули к иллюминаторам, не веря собственным глазам. Им невозможно поверить! Такого не бывает! Не должно быть. Никогда. Но я вижу это и все еще надеюсь, что мне снится страшный сон. Галлюцинация не бывает массовой даже в космосе. Сюда не посылают людей, которые способны видеть не существующее в реальности.
Дым и пыль расползаются, опоясывая Землю, или это ее вращение создает такой эффект? Она пытается сбросить это с себя, избавиться, но мгла окутывает планету почти ровными полосами. Мы еще видим просветы, ядерные грибы не растут на мирных землях. Но боюсь, скоро голубой шар внизу станет совсем серым. Только полюса чистые и белые, какими они были до нас. И останутся после. Всё, шутки кончились.
Это был день первый. Первый день...
День второй…
Недавно казалось - наши глаза подводят нас, теперь и слух подтверждает: мы одни. Тишина в эфире, Центр молчит. Никто не отвечает на наши запросы. Если внизу остались живые, ничем не помогут нам. Они сами сейчас взывают к небесам о помощи... А тут только мы, еще более беспомощные и потерянные.
Американский модуль открыл свои двери. Они тоже хотят видеть других людей, ведь так страшно остаться в одиночестве посреди бесконечного черного холодного пространства. Беда у всех одна. И мы не знаем, кто виноват. Какая теперь разница, если кроме дыма и пыли внизу ничего нет? Центр Хьюстона тоже не подает признаков жизни. Мы в одинаковом положении, может быть, вместе нам будет легче что-то придумать? Командир покосился на кобуру на поясе у американца и демонстративно положил свой «макаров» обратно в «аварийку». У нас и так времени мало и незачем ускорять процесс. В отличие от тех, погибших внизу, где смерть пришла неожиданно, мы точно знаем день и час, когда закончатся ресурсы станции. Бортовой компьютер - хороший предсказатель. Сначала иссякнет вода и закончится еда - их всего на пару месяцев, затем - воздух, точнее кислород и кассеты регенерации, а потом и топливо. Без топлива станция не сможет корректировать свою орбиту, начнёт терять высоту, и через пару лет, то, что не сгорит, рухнет на пустую землю, образовав ещё одну воронку на поверхности. Хорошо, что мы всего этого уже не увидим.
День третий…
Эксперименты еще не свернуты, наверное, чтобы дать людям иллюзию какой-то цели. Но командир экипажа нас недооценивает. Не знаю, здоровый ли это смех, когда начинают подсчитывать энергетическую ценность протеина в лабораторных животных и растениях. Во всяком случае, люди не падают духом, если еще способны шутить.
Я ничего не записываю на бумагу, просто пытаюсь разложить важные мысли в собственной голове. Только самые важные.
День четвертый…
Нам кажется, что внизу остались выжившие. Конечно, есть дикие места, которые и бомбить-то не собирались. Какой-нибудь Мухозасранск, на который и родная страна денег не выделяла, зачем его бомбить – не рентабельно. А человек еще не умеет уничтожать планеты.
Эфир молчит… на всех частотах только треск «белого шума». Действительно, если его слушать долго, то начинаешь слышать голоса погибшего мира. Чтобы не сойти с ума, к радиостанции ходим по очереди.
...
День №...
Я знаю, какой сейчас день, но мне надоело их считать. Говорят, что иногда подсчет превращается в навязчивую идею. Мы ищем у себя и у других признаки ненормальности, все боятся каких-то хитрых синдромов, которыми пугали нас врачи на Земле. Но кроме тоски по дому, общей для всех, не ощущаем ничего. А это не патология, странно, если бы мы не чувствовали ее.
Я знаю, что бортовой компьютер в состоянии рассчитать параметры для посадки, нам это по силам, только никто не думал, что когда-нибудь понадобится. Для этого существовал всемогущий Центр. Никто не сомневается в необходимости. Но мы не можем выбрать место. Кто-то хочет поближе к дому. А кто-то ищет чистую землю. Чтобы начать всё заново? Разве это возможно? Стоит ли совершать посадку вблизи крупного города, где теперь зашкаливает радиационный фон? Или лучше приземлиться в безлюдной тайге, где теперь зима посреди календарного лета? Вопросов у нас много, и мы не знаем, как их решить. В этом нам бортовой компьютер не помощник. Он не предназначен для таких задач.
…
Назову всё-таки. День двадцать седьмой.
Я долго ничего не записывал. Трудно передать то, что мы пережили. Но после всех споров наши экипажи решили разойтись. Каждый своей дорогой... У нас три корабля. Два «Союза» и американский «Dragon». Грузовой «Дракон» не предназначен для спасения экипажа, и в него сгрузили всё самое ценное - документы (результаты экспериментов, схемы станции – кому это теперь может понадобиться, но все же наши труды). Рассчитав орбиту, мы решили посадить его в Антарктиде, чтобы потомки, вскрыв её через года, а может, и века, оценили масштаб нашей тупости – достигнув таких вершин, разрушить своими руками всё до основания. Оставшееся снаряжение поровну распихали по кораблям. Мы не знаем, куда летят американцы – они убрали координаты посадки со своего компьютера, да, честно говоря, нам всё равно. Пожав друг другу руки, попрощавшись, расплылись в разные стыковочные узлы. Мы рассчитали посадку в районе Алтая, кажется, в том районе взрывов не наблюдали, а если есть где выжившие, то только в таких глухих местах.
«Союз» отстыковался от МКС. С противоположной стороны от станции отходил второй «Союз» американцев. Я мысленно пожелал им удачи. Что нам делить? Мы теперь не враги – мы пострадавшие. Каждый выживший имеет своё право на удачу, где бы он ни был.
ВНИМАНИЕ!Тема ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО для конкурсных произведений!
|
|
|
Cообщений: 223
Регистрация: 06.03.2013
|
Рассказ №22
Стяпаныч.
- Значит, Соболев, слушай сюда. Нам тут полные штаны геморроя привалило! – Глава сделал многозначительную паузу и не мигая уставился на Соболева.
Соболев озадаченно вздернул брови, чуть склонил голову набок и слегка скривил рот. В общем изобразил что-то вроде озабоченности и внимания.
Глава, видимо удовлетворенный такой реакцией, продолжил:
- И в разгребании этого самого геморроя тебе, как начальнику медицинской службы, отводится особая роль. – Глава снова замолк, продолжая глазеть на Соболева.
Тот в ответ молчал, изображая на лице внимание и готовность служить по мере сил.
- Значит так. – продолжил Глава, - про поселение Залеское слышал наверняка? Ну, кто ж про него не слышал-то! Так вот. Беда у них там. Пожар. Да не просто пожар, а прям горе несусветное – сгорело практически все поселение напрочь! Много погибших, раненных, обездоленных. Так что переселяются они к нам. Ну, те, кто в живых остался. Ибо жить им там не где, а восстановить своими силами не могут. Пойдут колоной, понятное дело, к мосту. Решение такое – выдвигаешь к мосту «скорую помощь», что бы они там полевой госпиталь развернули. А здесь амбулаторию с больничкой предупреди, чтоб готовы были. Смысл вот в чем – у моста надо всех пострадавших и больных осмотреть, помощь оказать. И решить – кого везти в амбулаторию, кого в больничку. От туда и сообщить, так что про связь не забудь. Кроме твоих медиков туда еще команда с едой, водой, одеялами отправится. И вот что еще – езжай сам и там командуй. Вопросы есть?
Соболев вздернул брови вверх, разомкнул губы и произнес:
- Э-э… А я туда зачем? М-м… Ну… Там и без меня есть кому покомандывать… Э-э… А вообще сколько раненых ожидается?
- Так! Ты едешь к мосту, там и руководишь! Это не обсуждается! Всего ожидается около сотни переселенцев. Раненых – порядка сорока-пятидесяти душ. Еще вопросы? Нет? Тогда иди готовься. У моста вы должны быть в полной готовности завтра в 11 -00.
- Как?! Туда ехать минут сорок. А развертывание? Часа два-три, не меньше! А людей собрать? Имущество? Загрузится? Не успеем же! Мы ж так ни когда не работали! – воскликнул Соболев.
- Так вот ты не рассуждай, а бегом! Быстро! – рявкнул Глава.
Отсутствие необходимого опыта, конечно, сказалось. К 11-00 еле-еле успели поставить несколько палаток, кое-как оборудовать их, что б можно было осматривать пострадавших, делать им перевязки, ставить капельницы, делать уколы… Сообразили, что многого не взяли… А кое что прихватили лишнего…
- Ну что за бред! – восклицал периодически Васнецов, главный врач «скорой помощи».
- Бред не бред, а указание Главы. Так что нам этот бред надо исполнять. – ответил ему Соболев после очередного причитания.
- Там ведь пожар был? Значит ожоги и отравления продуктами горения – основная патология. И зачем их здесь задерживать? Везти всех прямиком в больничку и все тут! –не унимался Васнецов.
- Все 50 душ? И что там с такой оравой делать? А так глядишь большинство амбулаторных будут. – ответил Соболев.
- Едут! – послышался женский крик.
Колона состояла из трех подвод, запряженных худющими разномастными лошаденками и отчаянно тарахтящего и чадящего, напрочь проржавевшего «уазика», в народе получившего прозвище «батон», и который двигался не быстрее подвод. Кроме самого себя, «уазик» еще пер за собой прицеп.
Неразбериха началась сразу же. Весь медперсонал кинулся к колоне, когда та подошла к полевому госпиталю. С подвод снимали раненых, всех подряд, тащили к палаткам, тут же возникали споры кому первому оказывать медицинскую помощь, кому что делать… Соболев и Васнецов бегали туда-сюда, пытались как-то руководить… Хотя сами же и понимали, что ни чего путного не получается – госпиталь «захлебнулся» сразу же…
- Ну вот! Ну все! Мы тут так только напортачим! – воскликнул Васнецов.
- Так твои люди, ты и руководи! – огрызнулся на него Соболев.
В этот момент к ним подошел невзрачный мужичонка. Среднего росточка, в драненьком сером ватнике, подпоясанный бечевкой, в латаных-перелатаных, испачканных землей и сажей портках, в стоптанных, заляпанных грязью ботах. Он опирался на суковатую палку. Лицо было морщинисто, седые волосы на голове спутаны, жиденькая бороденка торчала клочками.
- Это вы тут начальство будете? – спросил он.
- И есть и будем. – ответил Соболев, даже не взглянув на собеседника.
- И будем есть, пока всех не съедим. Что вы хотели? – спросил Васнецов.
- Да я лекарем у них. – и мужичок мотнул головой в сторону подвод.
- О! Папаша, сколько пострадавших? – оживился Васнецов.
- Сейчас 14 доставили. Следом еще 63 прибудут. У нас там с транспортом проблемка…
- Сколько?! – ошарашенно воскликнули хором Васнецов и Соболев.
- Э-э.. Ну да. 63, точно. – кивнул головой мужичок.
- Млять! Вот тебе и 50 максимум! – зло кинул Соболев.
- И что делать? Сейчас вон неразбериха какая! Не справляемся. – обреченно откликнулся Васнецов.
- Я извиняюсь. Но может э-э… Ну, например, перед палатками поставить одного человечка. Санитарный пост, так сказать. Что б как только транспорт подъезжает, он сразу же от туда ходячих выводил. А дальше...
- Так, папаша! Вы вот там у себя… Ну… Мы тут сами… - зло перебил мужичонка Соболев и направился к машине, где стояла рация.
- Вас как зовут? – спросил Васнецов.
- Стяпанычем кличут. – ответил мужичок, назвавшись именно через «я».
- Ага. Так… Что вы там говорили про санитарный пост?
Соболев наблюдал за этим непонятным лекарем из сгоревшего Залеска и главврачом «скорой». Они, что-то живо обсуждая, направились к палаткам. Тут из машины высунулась голова радиста:
- Глава на связи!
И одновременно с этим крик:
- Еще едут!
Соболев, даже не посмотрев на приближающуюся колону, забрался в авто.
А когда он доложил Главе, что пострадавших около 80, что главврач «скорой» ни фига не готов к подобным ситуациям и он его, скорей всего, сменит, что не понятно куда дальше девать такую ораву раненых, когда в ответ получил втык от Главы, как начальник всей медицины, когда дал отбой и выбрался из машины, то… Он сразу и не понял, что случилось. Соболев ожидал увидеть полнейший бардак, неразбериху и панику, услышать крики и стоны пострадавших, которым ни кто не успевает оказывать помощь… Но криков и стонов не было. Медики споро обходили подводы и автомашины, помогали выбраться раненым, кого-то выносили на носилках… В стороне уже стояли лавочки, на которых сидела часть пострадавших и им прямо там две медсестры делали инъекции и накладывали повязки… И вообще все как-то преобразилось. Стало по деловому. Без ненужной беготни и неразберихи.
К нему подошел Васнецов. Вид был хоть и подуставший, но довольный.
- Можно отправлять в амбулаторию 17 человек, прям на ихних же подводах. Еще 5 – в больничку. Остальных осматриваем, лечим, ну и так далее.
- Угу. Сейчас свяжусь с ними. Ну, что, наладилась работа? – спросил у него Соболев.
- Блин, этот Степаныч – просто гений! Ну, лекарь их. Я ж забыл совсем! Да и не знал толком. А он помнит и знает! Медицинская сортировка!
- Что? – не понял Соболев.
- Ну медицинская сортировка! Когда большое и активное поступление раненых и больных – первое дело – это медицинская сортировка! А я, балбес, забыл совсем про это!
Тут к ним подошел Степаныч.
- Значится так, начальники, еще 11 вполне амбулаторных и трое для больнички. Пойду дальше там… - не дожидаясь ответа он, чуть сгорбившись, потирая правой ладонью грудь и опираясь на свою палку пошел к палаткам.
- Васнецов! – яростно прошипел Соболев, - тут кто руководит?! Ты или этот знахарь-самоучка плюгавый?
- Вы! – весело ответил Васнецов и споро зашагал вслед за Степанычем.
Соболев зло сплюнул и полез обратно в машину связываться по рации с амбулаторией и больничкой.
Сортировка сортировкой, но пропустить через небольшое количество медиков, которые в свою очередь ограничены во времени и средствах, более 80 пострадавших – процесс сложно управляемый и весьма трудоемкий. Это понимали все – и сами медики, и Васнецов, и Степаныч, и Соболев, и даже Глава, которому Соболев постоянно докладывал по рации текущую ситуацию. Впрочем Соболев в работе не участвовал. Он просто не знал что ему делать. И единственное, чем занимался – давал по рации информацию в больничку и амбулаторию и докладывался Главе. Еще Соболева злило, что ни он (начальник всей медицинской службы города!), ни Васнецов (главный врач «скорой помощи»!) не знали, как правильно наладить прием такого количества пострадавших в данных условиях. И чуть было не провалили все дело! И вот тут появляется какой-то заплесневелый хмырь, гриб какой-то, лекарь, блин, который вдруг начинает им говорить, что делать, по сути всем руководит, и все получается! Не у Соболева получается, не у Васнецова, а вот у этого грязного старикашки!
Большинство пострадавших они успели «разгрести» где-то к 5 вечера. Осталось 11 человек, которым решено было оказать помощь по возможному максимуму, тем более, что амбулатория и больничка в Городе в ближайшие часа три принять не кого уже не могли.
Васнецов еле держался на ногах от усталости, да и остальные медики работали на пределе сил.
Когда отправили последнюю подводу (оставшихся пострадавших решили эвакуировать своим транспортом), Васнецов подошел к Степанычу, который стоял на дороге и смотрел вслед уходящей телеге.
- Ну, что, Стяпаныч, справились?
- А то! Считай конец полной ярмарке народа с цыганами и медведями. Молодцы вы ребятки. – откликнулся Степаныч.
- Да это ты молодец, тебе спасибо!
Степаныч поморшился и потер грудь слева.
- Иди-ка ты отдыхать. – проговорил Васнецов, - и чего ты все грудь трешь? Зайди к реаниматологу, он тебе ЭКГ на мониторе глянет.
- Да ерунда, тем более заняты все.
- Пошли я тебе хоть давление, блин, измерю! – окликнул отходящего Степаныча Васнецов.
- Я пойду вон там у деревца в тенечке посижу. – отмахнулся Степаныч и добавил, - кстати наш Староста еще не появлялся, до темноты должен успеть, последним собирался Залесское покидать.
Староста появился, когда уже набежали сумерки. Он пригарцевал верхом на лошадке, устало сполз с седла, опытным глазом узрел начальство – Васнецова. Подошел, представился и тут же спросил:
- А лекарь мой где? В город подался?
- Степаныч-то? Да тут он. Пойдемте. Если б не он, уж и не знаю, как справились бы! – воскликнул Васнецов.
- Если б не он, то и справляться вам было бы не с кем. Многие пострадавшие по сути дела благодаря ему живыми до вас доехали.
Идя к дереву, под которым прикорнул Степаныч, Васнецов спросил у Старосты:
- Я даже как-то за всей суетой и не спросил у него, кто он такой. Где вы его откопали?
- Степаныч личность значительная. Это он с виду такой неказистый. Ну и лет ему конечно уже много, в прошлом году 60-летие отмечали. Ух и погуляли!
- Ого! – удивился Васнецов, - а шустрил тут, как молодой!
- Ну, когда надо, еще как шустрит! Он еще в прошлом веке в Питере военную академию закончил, медицинскую. В Афгане служил, в госпитале. Потом в стране неразбериха началась. Он из Армии в милицию подался. Ну, врачом, конечно, в госпиталь. А уже конфликты разные вооруженные пошли. Его и посылали в горячие точки, он же опыт военный имел. Но и из ментуры ушел. В МЧС. Или в медицину катастроф, кажется. Но не важно, суть одна. Мотался с полевым госпиталем по горячим точкам, по землетрясениям, по терактам там всяким. Поднаторел не только лечить, но и работу вот в таких, как у вас сейчас условиях, организовывать. Ну а уж людей сколько спас, сам понимаешь. А когда шарахнуло… Ну ты понял… Так вот он в этот момент у нас с женой отдыхал. Дочка его с мужем за границу умотали в свадебное путешествие, а он домик у нас на окраине снял и балдел среди нашей русской природы. М-да… Ну а как случилось, то они и выехать ни куда не смогли. Думал он в город ваш податься, но остался – организовал в поселении больничку. Ну и вообще много чего для поселения организовал и сделал. Стяпаныч, ты где? – крикнул в конце рассказа Староста.
- Да вон он у дерева, спит видать. – показал рукой Васнецов.
Степаныч сидел на земле привалившись к шершавому стволу сосны. Одна нога была подогнута, другая вытянута. Рядом валялась его палка. Руки он сложил на груди, голова опущена, бородка пряталась в вороте ватника… У Васнецова екнуло в груди – что-то в позе Степаныча ему не понравилось.
- Действительно дрыхнет! Ну еще бы, умаялся за последние дни-то – произнес Староста.
Васнецов присел перед Степанычем на корточки и легонько потряс его за плечо, заглядывая снизу в лицо, тихонько окликнул,:
- Стяпаныч…
Степаныч молчал. Васнецов приподнял ему веко. На него, сквозь помутневшую роговицу, смотрел огромный, почти во весь глаз зрачок. И только теперь Васнецов заметил, что старый лекарь не дышит.
- Васнецов! Ты где? Хорош прохлаждаться! У меня приказ от Главы к 10-00 всем прибыть обратно в город! – послышался крик Соболева.
- Это… Это что? – тихо спросил Староста, стоя рядом с Васнецовым и глядя на Степаныча.
- Там начальство. Я пойду. – ответил Васнецов, поднялся и быстрым шагом направился к Соболеву.
По дороге он оглянулся. Степаныч сиротливым серым комочком сидел у сосны, над ним стоял Староста, чуть сгорбившись, опустив голову, и плечи его вздрагивали.
|
|
|
Cообщений: 223
Регистрация: 06.03.2013
|
Рассказ №21
Неотправленные письма.
Я – человек, потерявший прошлое и не надеющийся на будущее. Одинокое сознание, вбитое в грязную землю многотонным железобетонным молотом. На горле – жадные пальцы удушья, в голове – монохромный шум безысходности. Надежды. Больше. Нет. Единственное, в чем я еще уверен, это в своей памяти, сложенной из сотен тетрадных листов и тысяч слов, написанных разными почерками. Каждая буква несмываемыми чернилами вытатуирована в последние двадцать лет моего существования.
Солнечный свет давно забыт и режет глаза только во снах, вызывая поутру настоящую боль. Потолок перестал давить, став куда привычнее, чем небо. Стерся из памяти полет птиц и запах мокрого асфальта после дождя, глаза матери и пыль, скопившаяся в углах холостяцкой квартиры. Но я не должен быть кротом. Не «не могу» или «не хочу», а именно «не должен». Меня ждут сотни ни разу не виденных мной людей, ждут те, кого уже давно нет.
Я почтальон. Не тот, что в длинном плаще и драной шапке колесит по деревням на скрипучем велосипеде. У меня осталась темно-синяя форма с эмблемой на спине и целый грузовик «Садко», в кузове которого теперь лежит гора сгнившей трухи. Во что превращается бумага за годы пребывания хоть и в сухом, но подземелье? Правильно, в мусор. Но я не могу его сжечь, потому что это и есть мои (и не только мои) воспоминания. Бывает, я часами перебираю уцелевшие лоскутки, вчитываясь в едва видимые строки, впитывая в себя крохи чужой жизни, простой и счастливой. Многочисленные осколки неохотно, год за годом, складываются в странный витраж. Если уметь читать между строк, то узнать можно многое, если не все. Аромат духов, увядшие лилии, терпкий запах дорогого табака, его рыжие крошки потерялись на сгибе листа.
Ночь за ночью, из года в год, работа над поставленной целью. Бесконечные залы огромного гипермаркета, подстреленным зверем развалившегося над головой, давали нам не только пищу. Каждый раз, возвращаясь из короткой вылазки с пачками бумаги в руках, я видел свое отражение в округлившихся от удивления глазах.
А ведь раньше я ненавидел свою работу. Каждое утро начиналось с мутного яда желчных проклятий адресованных этому миру и населяющим его людям. Что изменило мою жизнь? Скорее всего, пыльный саван безысходности, окутавший первые дни после Катастрофы. Так или иначе, но в какой-то момент я застал себя сидящим на мешке в кузове фургона, а в руках у меня было развернутое письмо. До сих пор не доставленное. С рассыпавшимся в гнилой прах будущим. И тогда я понял. Все эти чужие слова надо спасти и донести адресатам. Послания, канувшие в пустоту, начали доставлять мне настоящие мучения. Что-то вроде тянущей зубной боли, поселившейся у задней стенки черепа.
Наконец мой день настал. Грузовик стоял на нижней площадке подземного паркинга, заправленный, осмотренный и готовый к поездке. Кто бы знал, каких усилий и обещаний стоило мне выбить драгоценное топливо у начальника убежища. Я врал вдохновенно, самоотверженно, вспоминая все места, где могло быть что-то ценное. Эфемерная моя цель не могла послужить обоснованием путешествия. В кабине – обрез и россыпь охотничьих патронов, в кузове – заново переписанные письма. Говорят, если сумасшедший признает себя безумцем, то он таковым не является. Получается, у меня еще есть надежда.
Хлопок дверью, поворот ключа. Прощаться не с кем и незачем. Всю мою любовь к большим шумным компаниям, словно оброненный сигаретный пепел с грязной столешницы, сдул горящий ветер. Остались только засохшие пятна крови и глубокие царапины в душе. Лязгнув, сдвинулись в сторону тяжелые ворота. С хрустом воткнулась передача. Пора. «ГАЗон» прыгнул вперед нетерпеливым зверем. Двадцать лет без практики, но руки все еще помнят, машина не заглохла. Свет фар ударил вверх, в темное беззвездное небо. Грузовик миновал уклон и, громыхнув подвеской, выскочил на улицу.
Поздняя ночь, конец июля. Темнота заботливо укутала, спрятала под собой окружающие руины, создавая иллюзию прошлой жизни. Вот только когда-нибудь настанет утро, и светило вновь безжалостно вычертит сгинувший мир. До малейшей детали, будто издеваясь. А вдруг солнце не взойдет, что тогда? …«Подняли часть по тревоге. Второй день спим с оружием. Мам, представляешь, вот уже две недели я не видел солнца. Совсем. Серые сумерки – это да. Местные говорят, что полярная ночь в этих местах длится месяц. Им-то хорошо, привыкли. А мне непривычно и тяжело. И еще все время хочется спать».
Холодное галогенное сияние выхватило из окружающей темноты ржавые покореженные куски металла. Последние посетители. Растеклась вокруг неестественная тишина, поглотила все звуки. Расталкивая бампером безнадежно дохлые легковушки, я медленно вел «Садко» к выезду с парковки. Главное, не смотреть в сторону города, иначе холод внутренний прорвется наружу, потянет за собой в многомиллионную могилу, прямо в жадные лапы мертвецов. Кто-то из наших рассказывал, что в мегаполисе происходят по-настоящему жуткие вещи. Необъяснимые.
Пьянящее упоение собственной властью сладкой патокой растекалось по организму. Тяжелый грузовик охотно отзывался на малейшее движение, чувствуя даже дрожание кончиков пальцев. Рука в резиновой перчатке скользнула по торпедо. Как же я соскучился по всему этому. Мир перед глазами начал дрожать и расплываться. Ровный, летящий почерк, размазанные синие кляксы. Там, где на бумагу упали слезы. «Каждый вечер я жду тебя. Смотрю в окно, надеюсь увидеть твой силуэт под фонарем. Тем самым, где я впервые узнала вкус твоих губ».
Взрыкивая двигателем, фургон выкатился на Приозерское шоссе и остановился. Я не удержался: заглушил двигатель и потушил фары. Прислушался. Ничего. Только что-то поскрипывает неподалеку, приглядевшись, понял, что звук издает открытая дверь брошенной иномарки. Стоило мне потянуться к ключам, как ночную темень разорвал далекий, но отчетливо слышимый визг. Голодный, вытягивающий душу своей лютой ненавистью. И тут же – треск. В зеркале заднего вида мигнул едва заметный огонек. «ГАЗ», взревев, и осветив дорогу вспыхнувшими фарами, рванулся вперед. Мне стало до одури страшно, голова закружилась. Господи, что же там творится?!
На трассе было на удивление мало автомобильных остовов. Места между грудами металла вполне хватало для уверенного маневрирования. Я старался не смотреть в сторону машин, но глаза сами замечали высохшие худые фигуры, скорчившиеся за грязными окнами. Мертвецы закрывали лица ладонями и пытались подтянуть колени к животу. Однажды я заметил, что один из трупов уже много лет тянется к дверной ручке. Пытается вылезти? Вдохнуть холодный ночной воздух, с хрустом повести плечами, сбросить оцепенение. А потом он пойдет в сторону мертвого города. Домой. К своим близким.
Я вздрогнул и прибавил газу. В зеркале что-то шевельнулось, но я не стал присматриваться, боясь, что встречу взгляд пустых глаз, выбравшегося, наконец, на волю, покойника. Одометр методично щелкал цифрами, отсчитывая километры, светлело, утро, все же, неумолимо приближалось. Хоть что-то остается неизменным. Я хмыкнул, поймав себя на мысли, что тоже не меняюсь в мелочах. Например, я до сих пор не люблю макароны. Глупо, конечно, но все-таки. А еще безумно скучаю по музыке…
Кстати! Секундное дело – ткнуть пальцем в кнопку, но раньше я этого сделать не догадался. Скорее всего магнитола давно сдохла, а если даже и нет, то все равно… В кабину беснующимся вихрем ворвалась музыка. Завертелась забилась, отражаясь от закрытых стекол. Ударила сразу в глубину, минуя уши. Трепещущая и грозная, пугающая, но, в то же время, зовущая. Знакомая до боли, до шевеления губ, в попытке вспомнить. Плакали струны скрипок, скручивая что-то в душе. И тут я вспомнил. Давным-давно я слышал эту торжественную мелодию и даже потрудился узнать композитора. Карл Дженкинс, «Палладио». Очень часто, по ошибке именуемая «Танго смерти». Хотя второй вариант сейчас был бы более уместен. «Прикинь, сегодня станцевал с безносой. В сантиметрах с «КамАЗом» разошелся. Даже не знаю, как так получилось. А ты говоришь, чудес не бывает».
Все мы в свое время танцевали с этой жуткой партнершей. И повезло тем, кто не попал в такт, кого она отвергла, оттолкнула. Не к месту заныл правый висок. Я несколько раз сильно зажмурил глаза и вновь уставился в лобовое стекло. Так мы дальше и ехали втроем: я, «Садко», и старина Карл.
В свой черед взошло солнце, окрасив изрезанный трещинами асфальт в ярко-желтый цвет, а окружающие дорогу деревья – в изумрудный. Ветви совсем обычные, лохматые от сочных листьев и хвои, не перекрученные. Повозив рукой по сиденью, поднес к глазам туристический дозиметр. Фон – самую малость выше нормы. Взвесив все «за» и «против» я стянул с лица опостылевшую резину противогаза. Подумал немного, и (гулять так гулять!) на пару сантиметров приоткрыл окно. В кабину вместе со встречным ветром тотчас ворвался целый букет запахов, и я улыбнулся, окунаясь с головой в теплые воды прошлого. Лес, озеро, дрожащее отражение алого поплавка в амальгаме водоема, тихий плеск мелких волн. «Так что ты обязательно приезжай, я тебя на рыбалку свожу. У нас знаешь рыбы сколько? Да ни хрена ты не знаешь, куда тебе?»
Миновав наполовину осыпавшуюся эстакаду и разграбленную заправку рядом с облезлым указателем «Стеклянный», я решил, что пора завтракать. Топлива было еще полным полно, и я решил не останавливаться. Подперев руль коленом, вскрыл банку тушенки, паштет и упаковку галет. Отвернул крышку с бутылки газировки. Коричневая жидкость с шипением рванулась наружу, пролилась на колени и сиденье. Как же мне опостылела эта красно-белая этикетка за годы подземного существования. Взгляд скользнул по древесным стволам, попытался проникнуть в темную глубину. А ведь где-то там наверняка течет кристально чистый ручей и вода в нем настолько холодна, что зубы заломит, если пить ее залпом.
Первую табличку я увидел возле поворота на Сосново. Очень красноречивый, примотанный проволокой чуть ниже облупленного указателя. Символ биологической угрозы и три восклицательных знака. И тут же, рядом, дорожный знак «опасность». Доходчиво, что тут скажешь. И хоть я и не собирался покидать трассу, но неуклюжая железяка вызвала настоящее волнение. Раз здесь висит это предупреждение, значит, поблизости есть люди, встреча с которыми не входила в мои планы.
Светило уже вскарабкалось в апогей и теперь нещадно раскаляло металл кузова. Открытое окно помогало мало, не та скорость была у «Газона» и тонкий ручеек прохладного воздуха едва-едва охлаждал вспотевший лоб. Тело под защитным комбезом взмокло и дико чесалось, но я старался не обращать на эти проблемы внимания, полностью сосредоточившись на дороге. Машина натужно гудела, но продолжала уверенно проглатывать километры. Хорошо идем, что ни говори, очень хорошо. «Зато когда ты приедешь… Я уже столько всего придумала, сестренка. Столько всего! И терпения уже не хватает. Ненавижу календарь! Этот жирдяй такой пухлый!»
Безмятежность закончилась совсем скоро. Захлопала крыльями и испуганной птахой рванула прочь. На обочине дороги стоял «УАЗик». Весь ржавый, с неровными дырами в кузове, с отсутствующей крышей, но колеса накачаны до каменной твердости. Рядом с автомобилем два человека, одетых в какое-то тряпье. Стоят, размахивают руками. Оружия не видно, но мне ли не знать, как быстро оно может появиться. Я переложил обрез на колени и вдавил педаль в пол. Смотреть только прямо перед собой, на дорогу, изучать внимательно темные трещины и ни в коем случае не поднимать взор, чтобы не встретиться случайно взглядами с незнакомцами.
Поднимая клубы пыли «Садко», лихо обогнул ржавый внедорожник, и через секунду позади что-то гулко хлопнуло, словно некто пробил гвоздем тонкий жестяной лист. Хороший такой гвоздик, калибра 7.62. Человек, отражение которого виднелось в зеркале заднего вида, швырнул карабин в салон «УАЗа» и сам вскарабкался следом. «Настоящим уведомляем вас…» Спасибо, уведомили.
Древняя, как мир, забава. Один бежит, остальные догоняют. Потому что у меня хорошо сохранившийся «ГАЗ» и, возможно, целый кузов еды, а у них ржавый советский джип и полуголодная деревенька, где-нибудь в лесу. Не мне их осуждать, какая жизнь, такие и нравы.
Пока что все преимущества были на моей стороне. «Садко» гораздо целее, проворнее и проходимее этого их четырехколесного убожества. Останавливаться я не собирался, глядишь, поплетутся следом, покашляют, наглотавшись пылевых клубов из-под колес, да и отстанут. А там – пишите письма мелким почерком.
Неладное я почуял, увидев очередную табличку. Рассохшийся фанерный лист, идущий пузырями, потемневший от непогоды, на нем одно слово: «Стой!» Я пожал плечами и взглянул в зеркало. Внедорожное недоразумение и не думало отставать и даже иногда моргало дальним светом. Следующее, встреченное буквально через пару километров, предупреждение оказалось более развернутым. «За Вуоксой жизни нет». Ну да, за КАДом, якобы тоже. Покрутил головой, сбрасывая напряжение. «Были в Таиланде, старик. Вот там, скажу я тебе, массаж так массаж».
Грузовик, не снижая скорости прошел плавный поворот, и я увидел очередную заправку. В отличие от предыдущих, эта оказалась обитаемой. На ржавых металлических флагштоках болтались грязно-красные тряпки, а возле одноэтажного здания стояли два автомобиля: шестерка и «Лэнд Ровер» первой серии. Вокруг машин уже суетились человеческие фигуры, распахивали двери, запрыгивали внутрь транспорта. Что ж, если эти товарищи имеют отношение к моим новым друзьям на «УАЗике», то дела мои становятся гораздо хуже, чем кажется. Однако, страха по-прежнему не было. Все естество заполонила шалая радость, меня потряхивало и я с трудом сдерживался, чтобы не захохотать в голос. Хлопнул по «баранке», подбадривая грузовичок, перелистал несколько треков на магнитоле, нащупав приснопамятный «Палладио». «Газон» лихо подпрыгивал на ухабах, музыка громыхала, а я жизнерадостно улыбался, подарив себя дороге.
Бросился в глаза облезлой белой краской очередной знак – Лосево. Брызнула солнечными зайцами бурлящая нетерпеливая вода, вырос прямо по курсу кургузый крепкий мост. Вуокса. Странный рубикон, обозначенный местными жителями. На вид – ничего опасного. Поросшие лесом склоны, гладкие, облизанные стремниной камни. Грузовик, ухнув подвеской, влетел на переправу. Тень чередовалась со светом. «Садко» стремительно проходил под массивными фермами, покрытыми вездесущей ржой. Еще один взгляд в зеркало и облегченный выдох. Преследователи остановились на срезе дорожного полотна, покинули автомобили и теперь всматривались мне вслед из-под ладоней.
Засмотревшись, я пропустил очередную табличку, увидел только отражение ее обратной стороны на одной из опор. Послание, адресованное проезжающим мимо путешественникам, так и осталось загадкой. Ладно, можно и на обратном пути взглянуть. Я перевел взгляд на дорогу и почувствовал, как волосы на затылке зашевелились, поднимаясь. Дальше асфальта не было. Только дрожащая стена, сплошная, темная, словно чудовищный ливень идет снизу вверх, перемешанный с комьями мокрой земли.
Замерли листья на деревьях, застыли в воздухе клубы пыли, весь мир остановился, словно зафиксированный щелчком затвора фотокамеры. Начала стремительно падать температура. Волны изморози, поднимаясь, медленно потекли по лобовому стеклу, подернулись седым налетом зеркала. Я почувствовал боль в правой ноге и только тогда понял, что изо всех сил давлю на педаль тормоза, но «Садко» впервые в жизни и не думал повиноваться. Черная стена, связавшая небо и землю стремительно приближалась, и я понял, что у меня остался только один выход. Рванул ручку, толкнул дверь плечом, все еще надеясь на чудо, прямо-таки смакуя скорый болезненный удар об асфальт. Наивный. Стекла уже затянуло толстым слоем льда. Я отпустил руль и взял в руки обрез. «Танго смерти», думали вы? Ну ладно, потанцуем!
«Кто-то умер, кто-то родился. Жизнь никогда не будет стоять на месте. Значит, и я тебя когда-нибудь обязательно найду. Может, ты ответишь именно на это письмо…»
Что-то громко хлопнуло, и весь мир обрушился в ждущую темную пропасть.
* * *
Посвист стали, шепот – шорохом. Алые молнии, запаянные в свинец. Медленные, тягучие росчерки, безумный самоотверженный порыв, сжатый ладонями Хроноса. Окружающее пусто и всегда было таковым. Безжизненная шагреневая безнадежность. Не вырвешься, только раздерешь в лохмотья горячий упругий комок, трепыхающийся в груди.
Кто я? Зачем? Мысли исчезли, укутанные в серую вату, остались лишь ощущения и страх. Это не я. Грязные лохматые комья заставили душу вывернуться наизнанку, выдавили всю прошлую жизнь в окружающую прогорклую действительность. Медленно перетекают кровавые изломанные линии, словно издеваясь над настоящей действительностью, подвижной, стремительной.
За косматыми клубами намечается движение. Что-то неимоверно огромное, растекшееся от горизонта до горизонта, тяжелое, льдисто-холодное, бесстрастное. У этого существа нет формы, размера и запаха, но я вижу гигантскую фигуру, согбенную под неимоверной тяжестью, лица не разглядеть, скрыто оно вездесущим туманом, но на месте глаз бездонные темные провалы. Колодцы в жуткое ничто, тянущие, зовущие в свою глубину. В плотной глухой темноте гаснут любые отголоски, даже тягучие молнии лопаются беззвучно, но я слышу вопрос и даже понимаю его смысл:
- Кто ты? – Колышутся серые хлопья, дрожит от необъяснимого страха весь этот потусторонний мир. – Зачем ты?
Существо (или Сущность) не будет ждать. Заданный вопрос не более чем обязанность, быть может, единственная для него (нее?). Высосанная шелуха ничего не ответит, потянется навстречу, взмолится, но одернет сама себя. Меня больше нет.
Пепельная стена движется, дрожит и прогибается под чужим напором, и я вижу их. Почти неотличимые от клубящихся косм, тонкие, словно карандашный штрих на старой бумаге. Будто полустершийся почерк на рваном листе. Десятки и сотни фигур тянутся ко мне, вытягивают руки. «Кто я?», спрашиваю у них. И тут же получаю ответ. Их голоса похожи на шелест осыпающегося песка, на шум листьев в штиль. «Мама… Катенька… Дружище… Старик… Серега… Сестричка… Игорь Валентинович…»
Они дарят мне свои оборвавшиеся жизни. Все чувства, слова, которые никогда не будут сказаны и поняты. Сплошным потоком льются воспоминания, стремительно заполняя опустевшую оболочку, выталкивая на поверхность крохи настоящего меня. Это больно – вбирать в себя чужие надежды. Снежинки, порхающие в свете фонаря. Тесная кухня, клубы табачного дыма и горячий крепкий чай. Бескрайняя снежная равнина, росчерки трассеров, глухой лай КПВТ. Сухие алые лепестки, лежащие на столе, опрокинутый бокал, тонкий рубиновый ручеек…
- Кто ты? – Чудовищная фигура выпрямляется, подпирая головой невидимое небо. Больше вопросов не будет.
- Никто. Просто почтальон, - неожиданно наваливается усталость и безразличие. Простые человеческие эмоции. – Я здесь чтобы помочь. Не живым, нет. Тем, кого не стало. Я везу их письма. Неотправленные письма.
Темный силуэт замирает на мгновение, затем стремительно наклоняется, приближает ко мне бледную маску, вросшую в лицо. Сочащиеся тьмой провалы, заменяющие созданию глаза, оказываются совсем близко, меня тянет вперед в жадную, зовущую глубину. Последнее чувство – теплые мягкие ладони, лежащие на плечах и затылке.
* * *
Заходящее солнце не скупясь облило киноварью невысокие дома, коснулось глади озера, превратив спокойную воду в залитое кровью зеркало. В Приозерск пришел вечер. Маленький город, неизвестно почему уцелевший, одиноким островком застывший посреди смертельно опасной аномалии, готовился ко сну. Избавленные темной стеной от опасностей нового мира, жители не торопясь собирались в небольшом скверике, обсудить ушедший день, вспомнить прошлое, помечтать о будущем.
Непривычный звук, родившийся в стороне шоссе, поначалу остался незамеченным. И только когда на центральную улицу, натужно подвывая, выбрался темно-синий грузовик, множество лиц обернулись к нему. «Садко» подобрался ближе к скверу. Пронзительно заскулили тормоза, кашлянул и заглох уставший двигатель. Со скрипом распахнулась водительская дверь, и на асфальт спрыгнул средних лет мужчина. Обошел фургон и распахнул задние двери.
Тем временем изумленные люди вплотную подтянулись к «Газону». Кто-то пытался заговорить с водителем, другие осматривали машину, одна из женщин, лет шестидесяти, подошла к распахнутым дверям, заглянула внутрь. Некоторое время шуршала там бумагой и, наконец, вытянула наружу плотный серый конверт. Голубые глаза распахнулись в изумлении, пока дрожащие руки рвали картон. Вытянув белый лист, женщина вцепилась взглядом в неровные строчки. Читала некоторое время, но сумела заставить себя оторваться и повернулась к гостю. Лицо его казалось смутно знакомым, но больше всего жительницу Приозерска поразили глаза мужчины, вернее их радужка. Непостоянная, текущая, постоянно меняющая цвета и оттенки. И еще в глубине этих глаз крылось что-то теплое и очень-очень родное.
* * *
Я знал их всех, до последнего человека. И адресатов, и всех остальных. Имена, мечтания и тайны. Вернее, знал не я, а мы. Все, поселившиеся в моих снах люди. Я мог многое рассказать каждому жителю этого небольшого городка, даже то, что им никогда не поведали бы их родные и близкие. И еще теперь я мог беспрепятственно пересекать границы окружившей Приозерск аномалии.
Из плотной толпы вывернулся улыбчивый небритый мужичок. Володя, сорок три года. Одет в заношенную, но чистую тельняшку и разбитые кирзовые сапоги. Зеленые глаза лукаво выглядывали из-под кустистых бровей. Мужчина оглядел кузов остывающего грузовика и неожиданно жизнерадостно расхохотался. До слез, до икоты. Люди, окружившие меня, тут же обернулись к новому действующему лицу. Послышались вопросительные возгласы.
Наконец, мужичок, взял себя в руки, провел ладонями по глазам, утирая слезы, и обернулся ко мне.
- Нет, ну я еще до войны много шуток про «Почту России» слышал, но это… Двадцать лет! Двадцать, твою мать! – Владимир снова захихикал. – Ты хоть понимаешь? Ехал без малого двести километров целых два десятилетия. А-ха-ха… По десять кэмэ в год! Вот это скорость!
Сквер взорвался дружным хохотом. Я крепился, но меня хватило ненадолго. Прыснув, схватился за живот, сложился пополам, захлебываясь смехом. Сейчас не было никаких «мы». Это была только моя радость, мои эмоции. И я все это когда-нибудь кому-нибудь обязательно расскажу. Ведь и у меня должны быть свои неотправленные письма.
ВНИМАНИЕ! Тема ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО для конкурсных произведений!
|
|
|
Cообщений: 223
Регистрация: 06.03.2013
|
Рассказ №19 Вера.
№1. Соответствие теме - ДА
№2. Стиль и индивидуальность изложения - 3 (слабенько. повторы, да и сам темп повествования не заманивает читателя, хоть и объем маленький)
№3. Сюжет - 5 (как я поняла, половина текста - это вступление и еще половина - сам сюжет. эдакий момент, как создаются религиозные сообщества. но уж слишком все гладко, не люблю когда так)
№4. Эффект присутствия читателя (атмосферность) - 0 (простите, не было)
№5. Персонажи - 5 (в старичке что-то есть, да. его бы раскрыть побольше и на деле, а не на описаниях от автора. больше всего не люблю, когда в начале дают установки, как воспринимать героев)
№6. Бонус автору от читателя - 7 (за силу веры, верь, автор, и трудись - у тебя все обязательно получится)
ИТОГО: 20
Изменено:
Анастасия К. - 17.07.2013 21:29:58
|
|
|
Cообщений: 223
Регистрация: 06.03.2013
|
Рассказ №18 Меланхолия
№1. Соответствие теме - ДА
№2. Стиль и индивидуальность изложения - 10 (написанно очень красиво, читала не отрываясь)
№3. Сюжет - 5 (как такового, сюжета нет. размышления о жизни, рассказ-рассуждение - в чем суть темы, рассуждения и доводы, итог. но мне понравилось)
№4. Эффект присутствия читателя (атмосферность) - 10 (это так фантастично получилось, вот словно уже видела где-то: курящая кукла, которая стоит посреди пепелища. мне кажется в образах есть некий символизм. но вот что может означать сигарета как символ, я пока еще не поняла)
№5. Персонажи - 3 (был только мальчик, но он мне тоже понравился. библейская тема всегда интересна по-своему. и эта интерпритация имеет место быть. мне вот интересно, как бы выглядет этот рассказ глазами мальчика, подбтрающего игрушки?)
№6. Бонус автору от читателя - 10 (за очень интересное произведение)
ИТОГО:38
|
|
|
Cообщений: 223
Регистрация: 06.03.2013
|
Рассказ №17 Протокол №375
№1. Соответствие теме - ДА
№2. Стиль и индивидуальность изложения - 7 (написано хорошо, читается на одном дыхании)
№3. Сюжет - 10 (и хотя с т.з рационализма и реальности это было бы не так, но автор так хорошо написал, что начинаешь верить, что такой исход событий не исключен)
№4. Эффект присутствия читателя (атмосферность) - 7 (была интрига, с интересом наблюдала за развитием событий)
№5. Персонажи - 7 (тоже хорошо, образы дают почву для раздумий и анализа их поступков.)
№6. Бонус автору от читателя - 10 (за историю, которую я еще долгое время осмысливала, даже сейчас некоторые моменты всплывают в памяти и заставляют призадуматься))
ИТОГО:41
|
|
|
Cообщений: 223
Регистрация: 06.03.2013
|
Рассказ № 16 ДРУГАЯ ЖИЗНЬ ИЛИ ЧЕТЫРЕХДНЕВНОЕ ПУТИШЕСТВИЕ
№1. Соответствие теме - ДА
№2. Стиль и индивидуальность изложения - 5 (предложения обрывисты, присутствуют лишние, на мой взгляд, рассуждения ГГ о том, какой он хороший и какие все вокруг плохие)
№3. Сюжет - 5 (сам костяк сюжета неплох, но раскрыт немного неудачно. быстро и сухо, зато размышлениям ГГ отведена бОльшая часть работы)
№4. Эффект присутствия читателя (атмосферность) - 3 (было чуть-чуть)
№5. Персонажи - 5 (не покидало ощещение, что ГГ какой-то ненастоящий, словно его автор заставлял делать то, что было нужно. в итоге получилось не очень. остальные - серый фон. все акценты на ГГ, какой он замечательный, не такой как все и тп. мне кажется, автор его с себя списывал...)
№6. Бонус автору от читателя - 3 (за старания)
ИТОГО:21
|
|
|
Cообщений: 223
Регистрация: 06.03.2013
|
Рассказ № 15 Случай в деревне, или короткая детективная жизнь.
когда узнала название, сразу заинтересовала. думала будет интересный детективчик. но немного была разочарованна в конце
№1. Соответствие теме - ДА
№2. Стиль и индивидуальность изложения - 7 (все хорошо, но читалось не так легко как хотелось бы)
№3. Сюжет - 5 (ожидала одного - детектива, но был лиш намек на него. конец вовсе разочаровал - резко так обрубил все автор, но было по своему интересно, правда в отдельных местах)
№4. Эффект присутствия читателя (атмосферность) - 7 (было, очень хорошо представляла себе происходящее)
№5. Персонажи - 5 (героев как-то не прочувствовала. может они до конца не раскрыты?)
№6. Бонус автору от читателя - 10 (за детективную историю)
ИТОГО:34
|
|
|
Cообщений: 223
Регистрация: 06.03.2013
|
|
|
|
|
|