|
"Сказки апокалипсиса"
Какие они, сказки 2033 года? О чем? Кто их герои? Сколько в них вымысла, а сколько — самой что ни на есть правды? Сильно ли изменились истории, которые родители на станциях метро и в подземных бункерах рассказывают на ночь детям, а взрослые — друг другу?
Мнение Артура Хмелевского!
Cообщений: 2525
Регистрация: 30.03.2011
|
Рассказ № 15
«ДВОЕ»
– Не верю… Хоть убей, НЕ-ВЕ-РЮ! – нарушив мертвую тишину мрачной станции, завозникал детский мальчишеский голосок. Его отголоски тут же распространились по всей железобетонной коробке, тем самым, вызвав негодование находившихся по близости людей.
– Ну, тише ты… Сашенька! Тише. Смотри, как на тебя все озираются, – не на шутку разволновалась Вера – мать этого неразумного дитя, обеспокоенно обернувшись. Ее взгляд встретился с пожилой женщиной, едва просматривающейся сквозь дым разведенного давеча костра. Та неодобрительно, но спокойно замотала седой головой из стороны в сторону, дав понять молодой матери, что повторяться подобного боле не должно.
– Не хочешь, не верь, – еще пуще сбавив тональность своего гласа, зашелестела Вера.
– Ну и ладно! – недовольно буркнул себе под нос мальчик.
«Как же сложно с ним!» – вздохнула мама, продолжив зашивать, донельзя изношенную одежду сына – «зря я вообще затеяла этот разговор. Он просто попросил рассказать сказку, а я… Начала втирать ему про дальние страны и континенты, где должны царить мир и согласие!» – так она думала,
хотя сама и не была там вовсе… Только затрепанные книжки читала, которых мало осталось в новом мире. А дети нынешние не сильно пристрастились к этим пожелтевшим стопкам старой бумаги. Да и слово стопка у некоторых приобрело такое толкование, как топить, стапливать в огне, чтобы согреться. Такие уж нынче порядки. А уж про интересы молодого поколения лучше умолчать: Ну не видят они красоту прежней жизни, хоть ты тресни, а не видят. Зато о настоящем у них, ОГО-ГО, какие фантазии! И мечты у всех одни и те же: «Когда я вырасту, обязательно стану сталкером!» - кричат все, как один.
– Мам, ты обиделась что ли? Мам! – проведя несколько минут безмолвия, первым заговорил Саша. Стыдно, наверно, стало. Или… Скучно.
– Нет, конечно, – улыбнулась Вера, увидев его задумчивое лицо.
– Чего тут смешного? – возмутился мальчуган, вновь сдвинув брови.
– Это улыбка радости. Счастлива я… Счастлива, – сохранив мягкую нотку в голосе, объяснила она.
– А почему ты счастлива? – в жемчужных глазах Сашеньки засверкал огонек зародившегося интереса. Дулся, дулся, а тут на тебе, интересно стало!
– Потому, что сын у меня хороший… Любящий, понимающий, не всегда, естественно, но все же! – доступно растолковала мать свое счастье. И мальчик понял. Не сразу, но понял. И чтобы как-то отблагодарить единственного родного, дорогого ему человека, он решился попросить еще одну сказку.
– Что ж, ладно, слушай:
«Где-то далеко-далеко, за множеством выжженных лесов и серых гор, влачит свое существование маленький остров. Там всегда божия благодать, нету голода, болезней, люди там живут, не зная никаких бед. Их дом находится глубоко под землей, в необычайно-красивых драконовых пещерах…
– Мам, а, что такое «драконовых» – не удержавшись, перебил Саша.
– По легенде, до людей, в этих пещерах обитали страшные драконы, – на ходу выдумала Вера.
– ААА, это мутанты такие, – предположил мальчик, возомнив свой вариант полностью верным.
– Ну, что ты?! Нет, конечно. Это… Это… Волшебные существа, очень большие, дышащие огнем… Хранители несметных богатств, – еле выкрутилась мама, вспоминая прочитанные легенды о рыцарях и драконах.
– Патронов, что ли? – изумился Сашенька.
– Нет, нет! Они охраняли… Как-бы тебе и объяснить-то? Ну… Патронов, да… Только, не простых патронов, – выдохнула она от облегчения.
– Крупнокалиберных? – спросил слушатель. Да, нелегко ей придется!
– Золотых. Ты знаешь, что такое золото? – Вера не была уверена, что сын догадывается, о каком золоте она говорит, но все же спросила.
– Это, как у деда Терентия? Он много раз говорил, что у него зубы золотые, – задумался мальчик. Оказывается, это будет еще труднее…
– Он шутит так. Золото – это такие блестящие камушки желтого цвета. Понятно? – раздраженно, но не вызывающе, проговорила, утомившаяся все объяснять Вера. Саша лишь кивнул, таким образом, дав матери продолжить сказку.
«Там есть подземное озеро, в пресной воде которого плавает множество разной рыбы. Выжившие каждый день рыбачат, но в меру, чтобы подводная живность не перевелась. А главным сокровищем являются животрепещущие звуки музыки, плавно гуляющие по всей территории пещер…
– Помнишь, к нам на прошлой неделе на станцию приходили музыканты? – дабы у мальчика возникло хоть какое-нибудь представление, Верочка решила припомнить бродячих музыкантов.
– Да, помню, – уверенно пролепетал Саша.
– Вот, примерно, так же, – пояснила мама.
«А на поверхности так приветливо и лучезарно, что попав туда, не хочется возвращаться обратно под землю. Но они вынуждены это делать. Лютые морозы воцарились на этих просторах, подавляя низкими температурами всю культурную растительность. Привычное для людей хозяйство, приходится вести под толщей грунтовых камней, на самой глубине острова. Им в помощь даны люминесцентные лампы, пригодная к питью вода, взаимопонимание и любовь друг к другу»
– Эх, попасть бы туда! – с полузакрытыми веками возгласил Саша.
– Попадешь… Обязательно попадешь! – Верочка тихо приблизилась к сыну и крепко обняла его.
Вдруг послышалось странное громыхание за главными воротами станции. Жители тут же всполошились, и началась паника. Та старуха, некогда сидевшая у костра, попыталась всех утихомирить, но без толку. Происходящее потеряло всякий контроль. Большинство людей ринулись назад ко второму выходу. И, как только прогремевший взрыв обрушил все надежды на спасение, стало ясно – смерть неизбежна. Вглубь станционных руин вбежала целая армия. На тела неприятелей были надеты тяжелые черные доспехи, а лица скрыты противогазами. А в рельефных руках были крепко сжаты громоздкие пулеметы. Как вкопанные встали жертвы, по среди перегона.
– Огонь!!! – проревел ведущий. Вспыхнуло красное пламя, и полетели искры…
– Веришь?! – на последнем издыхании, простонала Вера, заслонив собой мальчика.
– Верю! – сквозь шум отозвался тот.
В отражении глазниц противогазов врагов показались два лучика света…
Две измученные души покинули пределы московских подземелий, отправившись в странствия…
На сказочную землю.
А дальше был призрачный гомон и леденящая кровь пустота.
|
|
|
Cообщений: 2525
Регистрация: 30.03.2011
|
Рассказ № 14
Война – никому не нужная, проклятая, и смертельная. Создали ее люди, а страдает все живое на земле.
Тот день был чудесным, солнечным и не предвещающим беды. Кто-то спешил на работу, а кто-то домой, кто-то бежал к своим любимым, а кто-то наоборот, растирая слезы по лицу от ссор и расставаний, брел домой. Но всех их объединила одна трагедия, словно какой-то волшебник взмахнул палочкой и на землю обрушился смертельный, огненный змей, который пожирал все живое на земле и оставлял за собой свой яд, отравляя все живое, что укрылось и не давая людям выбраться из подземелий в свои брошенные дома.
Прошло десять лет после этой ужасной катастрофы, а в глазах Алисы, семнадцатилетней девочки, от воспоминаний все еще появлялись слезы.
В тот день ее мать и отец как обычно были пьяны и они отправили своих детей идти и попрошайничать, а если те возвращались без денег, частенько прилаживали руки. Алиса взяла за ручку свою пятилетнюю сестренку, и они как обычно отправились к церкви, где какая-нибудь старушка пожалеет детей и даст денег. Вот и сегодня им посчастливилось и денег собрали они много и когда хотели уже уходить, начался какой-то кошмар. Люди бегали и кричали, а вдалеке послышались взрывы.
Схватив крепче ладонь сестренки, Алиса бросилась бежать к входу в метро, где уже толпились люди и старались пройти в метро. Неожиданный взрыв сзади разбросал толпу, послышались крики и стоны раненых, мольба о помощи и грубый мат. Алиса с ужасом заметила свою сестренку, взрывной волной ее отбросила метров на пять и сейчас она лежала без движений.
- Катюша, ты слышишь меня? – наклонившись, спросила она, и из глаз полились слезы. – Милая, сестренка открой глазки, не спи, нужно бежать, ну же, поднимайся.
Внезапно чьи-то руки подняли Алису, и кто-то понес ее к входу в метро.
- Там Катя, пустите! – кричала она и била кулачками по груди несшего ее мужчину.
- Я вернусь за ней, - ответил ласково спасатель. – Только давай я укрою тебя.
Как только они спустились в метро, раздался еще один взрыв, из-за которого завалило вход в метро, и все кто спасся, остался в темноте и взаперти, не представляя, что это станет для них домом ни на одно десятилетие.
***
Прошло долгих, мучительных и тревожных десять лет жизни в метро. Стакеры выходившие на поверхность возвращались всегда с одним вердиктом - жить под солнцем стало совсем не возможно, радиация, хищники и мутанты пораженные радиацией постоянно охотились за людьми. Особенно не давали покоя так называемые кроты, существа похожие на людей, но ростом с десятилетнего ребенка, и слепые. Но их чуткий нюх, выдавал все живое в радиусе километра, и они с радостью готовы были полакомиться свежим мясом, и поэтому сталкеры часто не возвращались назад.
Алиса никогда не была на поверхности и часто мечтала выйти туда, и ее не пугали пришедшие оттуда сталкеры, которые часто истекали кровью, были покусаны, и часто умирали на ее глазах. Вот и сегодня, когда послышались удары в дверь, она с любопытством подошла, чтобы посмотреть, кто же там пришел, тем более, что ни кто из их станции не уходил на верх. Постовые с осторожностью приоткрыли дверь и увидели две фигуры.
- Кто такие? – строго спросил держа в руках автомат один из постовых.
- Мы к вам с миром, - сняв противогаз, ответил мужчина лет сорока, и положил на землю свой « АК 74».
- Пропустите их, - подходя, приказал Михаил Павлович, начальник этой станции. – Пусть объяснят кто они, откуда и зачем здесь.
Алиса подошла ближе и ее сердце забилось скорее, и когда второй гость снял противогаз, Алиса присела на землю и скрутившись в комок заплакала.
- Мы ищем двух девочек, наших детей, - сказала женщина, именно она скрывалась под химзащитой. – В день удара мы были не вместе, и уже на протяжении десяти лет мы ни как не можем их найти.
- А как зовут то их, сколько лет примерно? – с интересом спросил Палыч.
- Старшую Алиса – ей семнадцать, а младшая Катюша, ей пятнадцать,- ответил мужчина.
- Помогите нам, пожалуйста, я чувствую, что наши дочери живы, материнское сердце не обманешь.
Алиса подняла заплаканные глаза и промолвила лишь одно:
- Мама, Кати больше нет, есть только я.
Эти слова и услышала женщина и бросилась к сидящей девушке.
- Солнышко, доченька.
Но Алиса не приняла ее в свои объятия:
- Где, где вы были все эти годы, где вы были, когда Катя умирала! – кричала в истерике девчонка.
- Но мы искали вас,- старалась оправдаться женщина.
- Вы все пили, не замечая нас, унижали, а в тот день, когда сестренка умерла, вы были пьяны, и вам было наплевать на нас.
- Это не правда, доченька, вступил в разговор отец.
- Что? Что не правда, - не унималась Алиса. – Это все по вашей вине. Я не хочу вас видеть, уходите.
Женщина, упав на колени, прошептала:
- Прости нас доченька, мы так долго искали вас, чтобы обнять и согреть родительским теплом.
- Убирайтесь отсюда прочь, я не хочу вас видеть! - прокричала девушка и бросилась через толпу собравшихся зевак прочь, в глубь метро.
Родители бросились за ней, но когда девочка пробежала последний пост, на котором сидели двое молодых парней, их остановили.
- Вам туда нельзя, - подняв автомат, предупредил парень.
- Но там наша дочь, - ответил сталкер, - нам нужно ее догнать.
- Выход строго по пропускам и документам, - вступил в разговор второй.
- Но мы только с поверхности пришли на вашу станцию, - старался оправдаться мужчина.
- Все, либо пропуск либо идите отсюда, - предупредил постовой.
Медленно развернувшись, двое путников резко сделали одно резкое движение, и два ножа синхронна попали в шеи постовым, те так ничего и не поняв, завалились наземь, заливая все кровью.
- Бежим, скорее, - сказал мужчина.
Но далеко бежать не пришлось, их дочь сидела опершись о стену и плакала. Женщина присела возле нее, и Алиса, подвинувшись, обняла ее.
- Прости мама, прости, пожалуйста.
Они поднялись и обнялись втроем, слезы счастья лились по их щекам. Мать заботливо гладила волосы дочери и все шептала лишь одно:
- Доченька, прости нас, прости.
- Нам нужно уходить отсюда, - напомнил отец. – Нам пришлось убить ваших постовых.
-Идем за мною, - взяла себя в руки Алиса. – Здесь рядом станция, Костя хороший знакомый, я договорюсь, выпустит нас, и мы уйдем наверх.
- А химзащиту ты сможешь взять? – спросил отец.
- Думаю что да.
Они, ускорив шаг, направились на соседнюю станцию…
***
- Не беспокойся Костя, мы скоро вернемся и я верну тебе химзащиту и оружие, - уверено сказала Алиса. – Палыч дал добро, чтобы я вышло с этими людьми на поверхность.
- Ну как обычно ваши люди через нас, - улыбнулся молодой парень. – Хорошо, через сколько вернетесь.
- Не позже чем через час, - ответила Алиса, хотя сама понимала, что это вранье, и то что им придется идти еще несколько километров, чтобы добраться до нового убежища и дома.
- Все, удачи вам, - приказав открыть двери, сказал Костя. – Смотрите, говорят, кроты сейчас совсем обнаглели и не дают прохода.
Алиса на прощанье махнула рукой, и они отправились к солнцу, туда, куда она мечтала попасть каждый день…
Солнце резко ударила по глазам, и Алиса закрыла глаза.
- Смотри под ноги, - предупредил отец. – Глаза открывай медленно, а не то и ослепнуть можешь, солнце после удара стало какое-то слишком уж яркое, у нас некоторые да же потеряли зрение из-за этого.
Прошло несколько минут, прежде чем глаза все таки привыкли к яркому свету и перед взором предстала картина погибшего мира. Разрушенные дома, сгоревшие скелеты машин, и поросший травой дороги. Необычные деревья, покореженные радиацией, разрастались в разные стороны, и Алиса ни как не могла поверить, что когда - то это было их домом, что раньше здесь бегали, суетились и веселились люди.
Подойдя ближе к матери Алиса взяла ее за руку, и не увидела, как под противогазам на глазах женщины выступили слезы и улыбка.
- Доченька, мы так долго искали вас, - проговорила она. – И уже потеряли всю надежду…
- Берегитесь! – неожиданно закричал отец и приготовился стрелять.
Из разрушенных домов, из подвалов появлялись существа, невысокого роста, они быстро перемещались к стоявшим трем фигурам.
- Бежите, скорее! – прокричал отец, и раздались первые автоматные очереди.
Пули поразили только двух мутантов, остальные стремительно разбежались в разные стороны и прижались к земле. Неестественно выкрученные руки и длинные когти на пальцах наводили ужас.
Неожиданно из открытого люка выскочило еще одно существо, и мощным ударом опрокинула сталкера с ног. Тут же несколько кротов бросились к поверженной жертве, раздирая одежду, принялись лакомиться свежей добычей.
Женщина и девушка убегали, и неожиданно женщина упала, нога ее застряла в неглубокой яме, но достать ее ни как не получалось.
- Уходи Алиса, убегай доченька, - стараясь освободиться, сказала женщина.
- Нет, мама, я не брошу тебя! – в истерике закричала девушка.
Сзади появились бегущие к ним существа, они чувствовали, что жертвы все ближе и ближе и поэтому подавали радостные звуки, больше похожие на крики чаек, которые перед атакой кричали и неслись вниз.
- Уходи, прошу, - потеряв надежду, сказала женщина.
Но Алиса и не собиралась. Подняв лежавший автомат, она открыла огонь, пули разлетались в разные стороны, особо не достигая целей. Магазин быстро опустел, и поняв это, существа еще быстрее приближались к жертвам. Алиса сняла противогаза и присев, возле матери взяла ее руку:
- Мама, я все десять лет мечтала увидеть тебя, чтобы высказаться, «отблагодарить» тебе за ту проклятую и унизительную жизнь и прогнать тебя, чтобы больше не видеть, но сейчас понимаю, какой же была глупой.
- Беги, ты еще можешь спастись, - старалась отговорить девушку, сказа женщина.
- Нет, мне больше не для кого жить, - ответила та, и прижалась к материнской груди.
Мутанты были уже совсем близко, и женщина сделала одно верное решение. Прогремел одиночный выстрел, и Алиса, отпустив руку, упала, а из ее груди стекала кровь.
- Прости меня милая, прости, - приставляя к голове пистолет, проговорила женщина. – Но одно, что я смогла для тебя сделать, это безболезненно умереть.
Еще один выстрел поставил жирную точку в этой семье. Женщина упала, накрыв своим телом мертвую девушку, словно стараясь сохранить ее от обезумевших тварей.
Мечта этих трех людей сбылась, но заплатить пришлось самым драгоценным - это жизнью близких и своей жизнью.
|
|
|
Cообщений: 2525
Регистрация: 30.03.2011
|
Рассказ № 13
2033 год. 5 августа . Вечер. Станция Библиотека имени Ленина. Мать
Небольшая комната. Стенки из фанеры не спасают от гомона на станции. Старая женщина, лежит на кровати, и пытается заснуть. Сон ни как не дается. Сколько же уже времени? Взглянув на старые часы, что сын притащил с поверхности, женщина всполошилась:
- Чуть не проспала!!! Как же я так, старая дура…- женщина не умывшись, принялась одеваться.
Открыв дверь и впустив лучи света в свое «жилье», она осторожно вышла , и быстрым шагом, как только могла, направилась в сторону гермоворот. Около выхода на поверхность стояли пятеро бойцов и часовые.
…- Сань, ты точно уверен что этот риск оправдан? Я не собираюсь просто так гулять в библиотеку. Вдруг ее там и нет …книги этой– с серьезным лицом рассуждал более приближенный к командиру отряда боец, сложив руки на груди.
- Тихон не будет врать, я его как облупленного знаю. Да и не первый раз ведь идем, чего боишься то – ответил Саша, и обернулся на приближающиеся шаги – Мама… мама, ну чего ты опять…
- Почему ты не разбудил меня, ты же знаешь как я буду переживать…
- Потому что так надо… Я же не маленький ребенок, что ты каждый раз меня провожаешь, как в последний …
- Да у меня же сердце разрывается, когда ты там… в библиотеке этой… Сергей Иванович рассказывал, какие там опасности таятся… я же ничего такого не прошу… только лишь скажи что ты меня любишь сынок, что ты вернешься.
- А вы чего там «лыбы давите»? А ну заткнулись - рявкнул Саша на бойцов. Затем повернулся к матери – не волнуйся мам, все будет хорошо, я же не сопляк зеленый, мне уже 38… ты только вслушайся…38 лет… Не нужно переживаний…
- Хорошо сынок, хорошо, я поняла…- женщина поникла. Развернулась, и пошла обратно, в свою комнатушку, которую ей обустроил сын в первые годы жизни в метро .
«Не может он понять … 38 лет… да что мне эти 38 лет… да для меня он все такой же маленький… все тот Сашка… веселый, шабутной… Эх, сынок, сынок, не жалеешь ты меня. Был бы сейчас жив Володя… все бы у нас хорошо было…»
Открылись гермозатворы впуская ядовитый воздух в убежище, и выпуская наружу небольшой отряд сталкеров.
- Господи, помоги ему- шептала мать.
Библиотека им. Ленина. Сын
Мрак. Необузданный мрак, пугает, и в то же время манит к себе. Свет луны не попадает закрытые комнаты библиотеки. Я не став поддаваться на провокацию темноты, решительно прошел в нужную мне комнату. На стенах потрескалась штукатурка, разбитые окна выглядят как ужасные голодные пасти. Жуть. Но боюсь я не этого. Меня не пугает это так, как встреча с «хозяевами» библиотеки. Так-с, а вот и стеллажи. Разобравшись, с какой стороны нужно начинать поиски, я быстро начал шарить по книгам. Не то... не то… не то…
«Черт, да неужели Тихон соврал?»
Да не может быть такого, она точно где то здесь. Как он там говорил то – «красная корка, на лицевой стороне написано, В. Высоцкий». В попыхах, моргая фонариком, да бы не выдать себя зверью, живущему здесь, я разглядывал книжки.
- Да я уже весь стеллаж перерыл, из- за этой … вот она!
Лежит, но только не там где я ее искал, а под стеллажом.
«Хех, спряталась от посторонних глаз. Зачем ему эта книга понадобилась, не пойму. Большой фанат что ли, или…»
Мой размышления прервал громкий звук падения чего тяжелого, раздавшийся в комнате, где ждал напарник. Быстро убрав книгу в сумку, я снял свой АКМС с предохранителя, и осторожно, медленно ступая, направился к выходу. За дверью ждал напарник , Виктор, поглаживая свою Сайгу. Фухх…
-Чего шумишь, черт – подошел я, тихо выругавшись - Хочешь на завтрак Библиотекарям пойти?
-Да я это… с перепугу… ты сам вон глянь, что это за хрень такая… впервые вижу ее – указал он стволом ружья на какую то… толи змею, толи вообще растение… хотя какая змея, оно из потолка растет - Оно меня за ухо как схватит, чуть не откусило, я испугался, вот ружье то и выронил… вот сволочь.
- Отойди ты от нее… а то еще и голову тебе откусит… надо будет в Полисе про это рассказать.
- Согласен. А ухо то как болит … ладно, в метро подлечусь. А ты чего там, книгу то нашел?
-Нашел. Вспотел пока искал… Все, давай выдвигаться, ребята на выходе?
- Да, ждут.
Я пошел первым. Не пойму почему, но мне начало колоть в виски. Такое иногда бывало, но потом быстро проходило. Я так и не понял почему это происходило, и врачи в Полисе не могли мне объяснить этого. Боль усилилась. Все, вот и выход из этого царства тьмы…
- Библиотекарь!!! Саня, справа. – выкрикнул Витек.
Неимоверной силы удар, впечатал меня в стену. Боль разлилась по всей области спины. Ужасная, дикая боль. Но самым страшным было не это…я не чувствовал ног… как будто их и не было у меня. И затем мутант нанес еще один удар когтистой лапой в область груди. Затем мутант развернулся на напарника. Виктор уже истратил весь барабан, а это чудовище все еще шло за ним. Я видел все происходящее и не мог ничего сделать, боль сковывала движения. Но тут из коридора ведущего наружу выбежали ребята и в три ствола атаковали монстра, превратив его в нашпигованную свинцом тушу. Библиотекарь осел, а затем и вообще завалился на бок и упал. Ребята подошли к Виктору, а уже потом обратили внимание, что я лежу около стены.
-Саня, ты меня слышишь?- кричал Виктор
Я не мог ему ответить, боль была такая, что я ее еле терпел. Подняли меня под руки, и я тут же вырубился, не в силах продолжать терпеть этот ужас. Темнота.
2033 год. 6 августа. Ст. Библиотека им. Ленина. Мать
Не знаю куда деть себя. Всегда так, когда Саша на поверхности. Пойти что ли с Сергеем Ивановичем поговорить… Так и поступила. Старик потерял всю семью в Судный день. Несколько лет не с кем не разговаривал. До того как мы с ним не познакомились. Мы очень часто с ним говорили. Пролетали вечера, ночи, а мы все болтали, о том времени, о настоящем. Я иногда жаловалась на сына, что лучше бы он был здесь, со мной, работал на станции. Надеялась что собеседник поддержит меня, но оказалось что Сергей Иванович против. Он говорил, «что это их жизнь, мы из того времени, и прожили там на поверхности больше, а они подростками сюда попали, да просидели здесь 20 лет. Если они хотят на поверхность, то мы не в праве им мешать». В чем то он был прав. Говорили от том как дальше жить, болтали о том да о сем. Наш разговор затянулся до утра. Когда уже собрались расходиться, на станции послышались крики. Мы тут же вышли из комнаты, остальные жители тоже повыскакивали. Да и утро уже, все на работу собирались. Крики раздавались с лестницы. Все ближе и ближе, можно даже было разобрать что кричали.
- Семин! Семин! вставай мать твою за ногу!
Семин Евгений Илларионович, хирург по профессии, спас жизни многих сталкеров.
Он вышел из палатки, надевая свой белый халат:
-Что происходит?
Народ стоял в недоумении.
Со стороны лестницы, ведущей в коридор опять раздался крик, только уже другого бойца. Кричал Виктор:
-Семин, готовь операционную, скорей!
И жителям станции предстало ужасное зрелище. На станцию залетают трое бойцов с выпученными глазами, несущие снарягу и автоматы, а за ними Виктор, который несет на руках окровавленного Сашу. Несет его через всю станцию в сторону комнаты, где находилась операционная. Кровь уже не просто капает, а бежит ручьем. Когда Виктор приблизился к матери Саши… увидев его, она просто не выдержала, и закричала. Ее крик разорвал тишину станции. Смысл ее жизни, лежит на руках у Виктора, и истекает кровью.
«Как чувствовала… знала же, что не нужно его отпускать, знала же»
Спустя час, от начала операции, отворилась дверь. Повеяло запахом крови и спирта. Евгений Илларионович вышел бледный, в окровавленном халате. Сел рядом со мной, и уставился в одну точку. Затем достал сигарету, прикурил.
- Я зашил ему раны на груди… и… у него поврежден позвоночник…я сделал все что смог, и не уверен… будет ли он ходить. Ему потребуется больше полугода на восстановление – хирург затянулся- И есть еще одно «но»… ему требуется переливание крови.
«Господи, за что… за что это нам…»- мысли метались, то одна, то другая.
- Я согласна.
-Что?! Я не говорил именно про вас, я лишь сказал что ему нужно переливание… мы найдем кого ни будь со стан…
- Не нужно ни кому говорить, не нужно ни кого искать, у нас одинаковая группа крови. А пока что вы будете искать, он может умереть. Вам меня все равно не отговорить - и слезам не было предела.
-Хорошо Мария Анатольевна, вы правы, нельзя терять не минуты. Тогда приступим.
2033 год. 28 августа. Ст. Библиотека им. Ленина. Сын
Свет пробивался сквозь приоткрытые веки. Раздражал меня. Не собираясь это терпеть, я открыл глаза. Где я? Старая лампа свисает с потолка, кроме кровати на которой лежу я, стоит еще три. Облупившиеся стены, затертый чуть ли не до дыр пол. А, это же палат для больных. Что же я тут делаю… неужели.… И в голове промелькнули как картинки, воспоминания последней ходки в Библиотеку.
-Библиотекарь- прохрипел я- Сволочь.
Попытался встать, но ноги не слушались меня. Я приложил максимум усилий, напряг все тело. Да, у меня вышло, я встал с кровати, и тут же закружилась голова. Больная спина дала знать о себе, зажгло еще незажившие до конца раны на груди.
Я кое-как дошел до двери, облокотился на нее. Чуть отдышавшись, я вышел из палаты. Тут же до меня донесся гомон со станции. Вроде как говорил один, а другие поддакивали, что то выкрикивали. Наверное какое то собрание.
Я пошел в сторону криков. Я был уже так близко, что начал разбирать о чем говорят:
- Да до чего он мать то довел? Господи, Семин, зачем ты ее послушал? У тебя же своя голова на плечах есть! – кричал Сергей Иванович.
- Но парень то погибал, я даже и не думал о последствиях, которые отразятся на Наталье…- поникшим голосом говорил хирург.
- Не думал?! Да почему ты не сказал всем нам? Почему ты не вышел, и не объявил нам всем, что ему нужно переливание?- перешел на крик Сергей Иванович.
Все закричали, начали тоже обвинять Евгения Илларионовича. Но он даже не поднял головы, ни как не отреагировал на их крики и доводы, они лишь поднял взгляд, и жестким голосом сказал:
- А вы что, слепые все, не видели что он кровью истекал? Да и Наташа так захотела… это было ее решение, и она просила не кому не говорить. Она сама хотела спасти сына…
Народ замолчал.
«Я не верил своим ушам. Мама, мамочка… нет, что это за бред. Вы все врете!»
-ВЫ ВРЕТЕ, ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!!- я выскочил из коридора, и заорал на всех присутствовавших. Народ смотрел на меня в исступлении.
Катились слезы. Я не обращал внимания на боль… И не осознав , что со мной происходит, я вырубился. Опять темнота.
Поверхность над станцией Библиотека имени Ленина. 2033 год. 13 сентября. Сын
Слезы. Слезы катились по щекам, и ни что не могло их остановить. Лицо обжигал ледяной ветер. Но на это было плевать… как и на то, что меня здесь может схарчить в этот момент любой мутант. Тело будто окаменело. Я не мог пошевелиться, стоял будто памятник… и только лишь слезы, бегущие ручьем из моих красных глаз, выдавали во мне живого человека. Только сейчас понял… понял что не делал того, что должен был делать эти двадцать лет. Не давал понять ей как сильно я ее люблю, как все трепещет в груди и появляется желание жить несмотря не на что, когда я вижу ее старое, морщинистое лицо, и слышу этот родной голос. Я потерял ее… Не прощу себе этого никогда!
Сзади послышались приближающиеся шаги и на плечо легла рука.
- Ну что Сань, пошли? – произнес сухо напарник.
- Да… ты иди…я сейчас… - пробубнил я.
Голос напарника будто разбудил меня, и отойдя от состояния статуи, я приблизился к могиле, встав на одно колено. Выудив из кармана разгрузки небольшую коробочку, я открыл ее и взял свернутую несколько раз фотографию. На ней был изображен 15 летний парень и красивая женщина, его мама. Я положил фотографию около креста. Руки тряслись. Я просто не верил… будто это было не со мной…
- Мама… я люблю тебя…- произнес я впервые за эти 20 лет, и слезы было просто не остановить. Ведь это так просто, всего лишь несколько слов, от которых тает лед в сердце и становиться хорошо на душе. Глупый… Нет мне прощенья… Теперь я один. Один.
|
|
|
Cообщений: 2525
Регистрация: 30.03.2011
|
Рассказ № 12
НА ПРОЩАНИЕ
Антон подходил к Кузнецкому мосту. "Не может быть! Еще несколько метров и я доберусь до родной станции" - не переставая думал он. Вдалеке виднелся блокпост. Подойдя к баррикадам Антон протянул паспорт проверяющему. Тот был одет в форму защитного цвета.
- Так, так так... Антон! Неужели это ты? - удивился солдат.
- Здравствуйте, дядя Ваня. - поздоровался Антон.
- Где ты был? Твоя мать чуть с горю не померла.
- У меня были дела. - объяснил Антон.
- Дела? Что еще за дела? Ладно, знаю не моё дело.
- Привет, Антоша. - поздоровался третий. Это был седой старик в форме защитного цвета. Он должен был поднять тревогу, если на станцию нападут.
- И вам привет. - ответил Антон.
- Ты к матери? - догадался старик. Антон промолчал, покосился на него и направился на станцию. - Эх молодёжь! Где их манеры? Дядя Ваня пожал плечами.
Антон вышел на станцию. - Что три года назад, что сейчас... Ничего не изменилось. - сказал вслух Антон. Некая старуха покосилась на него и что-то пробормотала.
- Ведьма! - крикнул стоявший недалеко мальчик.
- Ах, ты! Да я тебя... - замахала тростью бабка. Пацан только скривил глупую рожицу на лице, захихикал и убежал прочь. Антон пошёл дальше. Рядом с платформой на картонке сидел бомж. Антон узнал в нём своего друга детства - Вадима.
- Вадим?! - раскрыл рот Антон.
- Ты еще кто такой? - удивился бомж.
- Ты, что меня не узнал? Это я, Антон! - объяснил тот. Бомж закрыл глаза. Антон понял, что тот его узнал. Достав из рюкзака запасной рожок он вытащил двенадцать патронов и протянул их Вадиму.
- Это... мне? - ахнул Вадим. - Так, много...
- Тебе, тебе. - улыбнулся Антон.
- Спасибо, дружище. - Вадим пожал руку Антона.
- Как ты до такого докатился? - удивился Антон. Вадим ничего не ответил, и Антон двинулся дальше. На платформе стоял поезд. У входа стояла курящая женщина. "Тётя Тамара" - подумал Антон. Он захотел поздороваться.
- Что надо? - буркнула женщина.
- Это же я, Антон! - объяснил он.
- Антон?! Что ты мелишь! Не знаю, я тебя. Отвали. Антон вздохнул и пошёл вперед. Вдруг он увидел палатку с номером "9". "Наконец-то!" - обрадовался Антон. Рядом с палаткой сидела женщина которая что-то вязала.
- Мама!!! - закричал Антон. Женщина оглянулась.
- Антон?! Не может быть! - обрадовалась мать. Они крепко обняли друг друга. У матери было много вопросов к Антону, но она не хотела его разжимать .В отличии от своего сына она была одета в грязные лохмотья и вонючие тряпки. Антон испытывал те же чувства. Неожиданно для себя мать отпустила сына. - Ох, что же мы здесь стоим? Проходи в палатку, сынок. Антон снял кепку и зашёл в тесное жилище своего детства. Когда он был маленьким, эта палатка казалась ему очень большой и просторной, но сейчас когда он живёт в Полисе, в настоящей "квартире" она казалась ему жутко тесной. Они уселись на небольшой матрас. На небольшом столике мать заваривала чай. - Если бы я знала, что сегодня ко мне вернётся мой родной сын, я бы несмотря на средства, купила бы сам чай из ВДНХ! - обрадовалась она.
- Мам, ты должна понять, что я ненадолго... Мать вздохнула.
- Даже чайка не сможешь попить?
- Ты дай мне немножко с собой, а я там, у себя заварю. - предложил сын. Неожиданно она заметила на виске у сына странную метку.
- Кстати, а где ты сейчас живёшь? - поинтересовалась мать.
- В Полисе. - объяснил сын.
- Не может быть! А на какой станции? - удивилась она.
- На Арбатской. Мать сразу поняла, что эта метка как-то относится к Кшатриям, но промолчала.
- А кем ты работаешь? - спросила вновь она.
- Мам, пойми, мне трудно об этом говорить. - пояснил Антон.
- Ты сталкер? - догадалась она. Антон не стал отпираться, он просто покачал головой.
- Прежде чем я уйду, у меня есть подарок для тебя. Антон снял с плеч рюкзак и достал с его дна прекрасное ожерелье. - Держи, это тебе. У матери засверкали глаза.
- Но, но... Откуда? - ахнула мать. Антон показал указательным пальцем на потолок. - Зачем? Это же просто бесполезно.
- Я думал тебе понравится. - огорчился сын.
- За такие вещи и зарезать могут. Оставь себе. Антон положил украшение обратно в рюкзак. Вместо ожерелья он вручил матери запасной рожок с оставшимся количеством патронов. Мать ничего не ответила и положила рожок в свою сумку.
- Кстати мам, а, что с тётей Томой? - поинтересовался Антон.
- А ничего. Умерла она уже как год. Зарезал какой-то отморозок. У Антона округлились глаза.
- Как умерла? Я её у состава недавно видел! - дрожащим голос удивился он.
- Это же не Тамара! Это её дочь - София. Ещё хуже матери! Пыхтит как паровоз. Задыхается на глазах! Чувствую недолго ей осталось. "Ух ты, какое сходство... Да и выглядит она на все сорок".
- Выглядит она конечно, не на свои двадцать пять...
- Конечно! А чего ты хотел? Сейчас все в метро на десять лет старше выглядят. Тем более если курить, извините меня, дохрена, и пить литры самогона, то тем более. Антон вспоминал своё детство. Насколько он помнил, тётя Тома не очень любила свою дочь. Она вообще не любила детей. Ему всегда казалось, что Соня - полная противоположность своей матери. Но не тут-то было. Вся в мать пошла. "Яблоко от яблони далеко не падает" - вспомнил народную мудрость Антон. Выглянув из палатки, Антон понял, что на станции потемнело. Наступил "ночной" час. Мать уже засыпала. Кшатрий погрузился в воспоминания. Он вспоминал тот день, когда ушёл из дому. Это случилось три года назад. Тогда ему было семнадцать. Ушёл он тогда в поисках себя. В те времена, все его сверстники мечтали стать изобретателями. И не только они, даже его мать всегда твердила ему, что он должен заняться хотя бы столярным делом. Однако, изобретатель из него никакой. Из-за всего это он и ушёл. Сначала ушёл к коммунистам, но их нравы были ему не по душе. Потом на Ганзу. Ну, а дальше и в Полис. "Везет же мне" - подумал Антон. В таком возрасте такого добился! Отца у него не было. Конечно, где-то он был, но кто он? Этого он не знал. До его рождения, у его матери были тяжёлы времена. Средств и еды не было, связей и семьи тоже. Что бы выжить ей пришлось заниматься очень непристойным делом - проституцией. Выхода тогда другого не было. Да и вообще, когда маленький Антоша спрашивал: "Мама, а где мой папа?" - ей было очень трудно на это ответить. Даже врать было невозможно. Когда Антон вырос, мать раскололась. Врать было уже невыносимо. Придумывать недодуманные истории о странной судьбе отца на которые сын задавал слишком много вопросов. Те же выдумки про то, что он погиб на поверхности. Слишком много вопросов и лжи. Вскоре Антон начал догадываться, что мама ему лжёт. Да и сам Антон - случайность. Вряд ли после "Последней Войны" его мать хотела бы детей. Она наверное даже и не пыталась найти его отца... Но ведь она от него не избавилась! Не продала его на маяковской! Не отдала "хорошим" родителям с Ганзы. Она оставила его себе. Это означает, что она его сильно полюбила. Антон прослезился от нахлынувших воспоминаний. Мама уже давно заснула облокотившись к Антону. Уложив мать на матрас, укрыв оборванным одеялом и поцеловав на ночь, он вышел на станцию. "Ночью" на ней почти никого не было. Застегнув полог палатки Антон пошёл прочь. Пройдя мимо спящего на картонке Вадима он вышел на пути. Впереди виднелся пост. Его уже давно сменили. Пробежавшись глазами, Антон понял, что никого среди его знакомых на посту нет. Только один худенький мужичок показался ему немного знакомым. Уже спустя несколько минут Антон был на Китай-городе. Теперь он осознал, что забыл сказать матери самое главное. То, ради чего он и приходил на Кузнецкий мост - скорее всего, в метро он больше живым не вернётся.
|
|
|
Cообщений: 2525
Регистрация: 30.03.2011
|
Рассказ № 11
Ой, мамочки-и-и…
Эта история произошла в московском метро на станции… Впрочем, не все ли равно, на какой именно? Такое вполне могло произойти в любой точке огромного Московского метрополитена, а также и в метро Питера, Самары или Нижнего: люди одинаковы везде. Подобное вполне могло случиться и в довоенном мире, с поправкой, конечно же, на те реалии: Катастрофа, изменив до неузнаваемости жизнь людей, мало коснулась их привычек, инстинктов и характеров. Подумаешь, огромное государство сжалось до размеров станции (ну, или станций, не суть), живут-то там все такие же люди. И все катаклизмы вместе взятые - фигня по сравнению с мировой революци… Тфу! С их личными проблемами, желаниями, судьбами.
***
Макар с восхищением смотрел на Римму: стерва! Только ей такое в голову могло прийти, не зря, видать, называют Ведьмой. И он бы на Римкином месте не бесился, это не ругательство – признание заслуг. Да и подумаешь, Ведьма… Да хоть горшком назови, все равно завидной невестой будет. И плевать, что внешность так себе, ничего особенного, жених всегда найдётся: с лица воды не пить, а породнится с самим начальником станции всякому почётно. Ну а присмотреться если… да не такая она и страшная-то. Скажем так: не красавица. Ну, нос вот… великоватый, глаза бы пошире раскрыть… Зато волосы - каких ни у кого нет, шикарные, медно-рыжие, мелкими локонами. И фигура аппетитная, все при всем. Макар подумал, что не будь Римка такой стервой – сам бы посватался. И девка бы пошла за него, не отказалась: с Макаром ей притворяться не надо, он все ее секреты знает, все слабости. Другое дело, что ему нафиг такое счастье, это ж все равно как вичуху в жёны взять: проголодается – слопает без сожаления. Так что, пока он лучше телохранителем побудет. Или (мужчина фыркнул: неожиданный каламбур рассмешил его) хранителем тела.
***
Среди многочисленных Римкиных тайн и секретов, что приходилось хранить Макару, была одна, самая – самая страшная: дочка начальника станции не могла иметь детей. Почему Римка так болезненно отнеслась к этому, Макар понять не мог. Вот что двадцать третий год пошел, и все в девках ходит, совсем не переживала, а из-за ребенка изводила и себя, и Макара, да и другим доставалось. Вот нашла о чем горевать! С дитём-то про все злачные места забыть придется: и про казино на соседней станции, и про походы на Пролетарку. Да и про мужиков, кстати, тоже. Римка его аргументов не слушала, заладила: хочу, пусть будет, там разберёмся как-нибудь. А без ребёнка она, типа, неполноценная. Только вот ни аистов, капусты в метро днём с огнём не сыщешь, а естественным путем что-то никак не получалось.
***
Когда Римка велела ему присмотреть на станции девочку посимпатичней, да посговорчивей, Макар удивился: нечто хозяйка решила масть сменить? Хотя ему-то что, натуралка ли, лесбиянка, лишь бы платили исправно, а баб на его век хватит.
Девочку он подобрал. Такую, с которой бы и сам зажечь не отказался. Римка выбором тоже осталась довольна, а особенно тем, что Алиска оказалась такая же рыженькая, как и хозяйка, только посмазливее, да помоложе. Рядом они смотрелись словно сёстры, если не родные, то уж двоюродные точно.
- Римма Паллна, я сегодня нужен еще?
Конечно, Макар не прочь бы узнать, что тут сейчас произойдёт. Ха, да и от участия бы не отказался, если, конечно это то, про что он подумал.
- Макарушка, а ты куда-то торопишься?
- Нет, но…
- Тогда присядь на стульчик, послушай, пригодится.
Макар понял, что влип… «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь»: ни тон, ни предложение ничего хорошего не обещали.
- Садись, говорю, что застыл, как столб соляной!
Совсем некстати Макару подумалось, что Римка, наверняка, даже не предполагает, что это выражение в натуре означает, но вот в точку выдала-то. Застыл. Мысли уж больно нехорошие в голове зашевелились, не иначе работой загрузит, да такой, что мало не покажется, Ведьма, она это может.
Но мужчина ошибся. Почти.
Он послушно сел, изобразив на лице готовность все выслушать и броситься исполнять. А как иначе?..
Мгновение спустя Макар застыл во второй раз: Ведьма! Точно, ведьма!! Только она такое удумать могла, вот девка! Вот зараза! Правда, если бы Макар знал в тот момент, чем все это обернётся, удрал немедля. Хотя, удирать-то, если по уму, надо было раньше, еще когда заказ на девчонку поступил.
А придумала Римка вот что: она притворяется, что беременна, а ребенка рожает Алиска. Алискина ребеночка объявляют мёртвым, хотя на деле его забирает симулянтка. Алиску же, по причине отсутствия у Римки молока, берут кормилицей. И всем спасибо, все свободны. И каждый получает, чего желает: Римка – ребёнка, Алиска – валюту.
***
- Макар! Ау-у! Очнись!
Мужчина дёрнулся. Ну, вот, на него обратили внимание.
- Ты хоть слышишь, про что я говорила?
Макар поймал себя на мысли, что Римка сейчас напоминает ему ёжика, но не того мирного фырчалку из довоенного мира, а его мутировавшего собрата, который отличался от прообраза не только размерами: милое создание спокойно и без ущерба для себя, любимого, расставалось с иголками, швыряя их в любую движущуюся цель.
-Слышу, слышу, - попробовал бы не услышать – вмиг иголочкой в лоб получил.
- Тогда надеюсь, возражать не будешь.
Кхм… Это уже интересно, получается, ему в хитромудром плане тоже отводилась роль?
- Это смотря чего…
- Приятное, Макарушка, приятное. Папой будешь.
Макар от неожиданности подскочил, крепко выругался.
- Я тебе что, бык-производитель?!
Теперь ежа напоминал он: еще чего удумала! Макар в тот момент начисто забыл, что всего несколько минут назад плотоядно взирал на девчонку. То совсем другое, то – по хотению. А принуждать себя он не позволит, это… Это – изнасилование!
Римка словно прочитала его мысли.
- О! Как взбрыкнул-то! Значит, девочку в свое удовольствие поиметь – это мы всегда готовы, и насрать, что она не хочет, что несогласная. А вот когда девочка захотела…
Макару вдруг стало страшно. И вовсе не от того, что Римка, в случае отказа могла сотворить с ним все, что душе угодно. «Девочка»… Алиска эта как-то уж больно оценивающе на него смотрела. А в глазах-то чёртики. Вампирша… Сейчас набросится, и кровь пить начнет. Мамочки-и-и…
***
Говорят, что знает двое, то знает свинья. Фигушки, вот. Все молчали! И доктор, и Алискины родители даже не пикнули, про саму Алиску и Макара даже говорить нечего. Особенно про Макара. Жить захочешь, промолчишь!
Все устроилось, как нельзя лучше. Для Римки, естественно. Макар же чувствовал себя оплёванным, а на баб даже смотреть сил не было. Сначала он попробовал уйти - явился к начальству, попросил себе замену, и перевода хоть куда, хоть в челноки. И получил отказ. Тогда он запил… На третий день беспробудной пьянки его силком затащили в душевую, где ледяная вода быстро вернула ему способность соображать. После чего Римка очень доходчиво объяснила: ему, как человеку посвященному, (и, не смогла не съязвить, с**а, будущему папочке) выход от нее только один – на тот свет. И если это его устраивает, то и она, Римка, особо возражать не будет. После этого Макар смирился…
Он сильно изменился за эти девять месяцев, так, что старые знакомые, встретив его, первым делом справлялись о здоровье. Макар с трудом удерживался, чтоб не заорать, что здоров он, как бык здоров… производитель, бык… Душа у него болит, не тело!
Охранять теперь приходилось двоих, Римка и тут придумала, как все обставить так, что и вопросов ни у кого не возникло. Ну, а коль и посудачил народ на станции, то не долго: своих проблем не перечесть, не до сплетен. Удивительно, но две стервы нашли друг друга. Вот не было у Римки подруги, и не надо бы! После такой «дружбы» впору импотентам завидовать… А они еще и издеваются: папочка сюда, папочка туда… Удавил бы. Обеих.
Но, как оказалось, то были еще цветочки.
***
Рождение внучки начальник станции отпраздновал с размахом. Римка была королевой, сидела во главе стола, ребёнок - на руках, в кружевных пеленках (расстарался дедушка, немало выложил за эту красоту). Пожалуй, это был последний раз, когда Римка брала девочку на руки. Алиска была тут же, а как же, кормилица. Макар втайне надеялся, что подерутся они с Римкой из-за ребенка. Что Алиска заартачится, и Римка с носом останется. Но нет… Ребёнок ей был нужен ровно настолько же, насколько оказался нужен и Римке.
Алиска свои обязанности оговорила сразу: ее дело кормить, а все остальное пусть Римка делает. Хотела мамочкой побыть – пожалуйста! Носите и не стаптывайте! Ну, а у той никаких проблем.
- Макар, мы тут подумали, и я решила… Алиса, давай Верочку!
Из-за занавески показалась Алиска-вампирша.
- Держи, папаша! Теперь твоя очередь водиться!
Пищащий кулек перекочевал на руки Макару. Как оказалось, надолго. Навсегда.
Алиска еще какое-то время кормила малышку, от этого никуда не денешься, но вот Римка про желанное дитяти забыла начисто. Нет, на людях-то и при папашке своём она изображала заботу. Но только изображала, и забывала о девочке, как только они оставались одни.
Что до Макара, то его жизнь закончилась... Вместо нее теперь были пеленки - распашенки, стирка - готовка, бессонные ночи, первые зубы, первые шаги. Первые слова…
- Мама! – Верочка запрыгала от радости и протянула рученки к Макару, - мама!!
Мужчина остолбенел…
Ой, мамочки-и-и…
|
|
|
Cообщений: 2525
Регистрация: 30.03.2011
|
Рассказ № 10
* * *
Где-то в Сибири в давно забытом бункере царила жизнь. Невероятно, но даже после такой катастрофы люди искали счастье. Несколько ребятишек танцевали и радовались, они еще не обременены размышлением о будущем, не знают о страшной войне в прошлом, они чисты и живут в настоящем, а в настоящем дети веселились, потому что играла веселая незатейливая песенка из магнитофона, который чудом починил Иван.
Что такое доброта?
Что это такое доброта?
И увидеть нельзя,
И нельзя потрогать.
Доброта это когда,
Доброта это тогда когда,
Все друг другу друзья,
И летать все могут.
Девочки и мальчики,
Сладкие, как карамельки.
А на них большие башмаки,
Это Барбарики.
Легкие, как мотыльки
А в глазах горят фонарики,
А на них большие башмаки,
Это - Барбарики.
(…)
Неуклюжие дети подпрыгивали и кружились в танце, искреннее улыбаясь.
Взрослые столпились вокруг и словно, заражаясь энергией веселья, хлопали в ладоши.
Через минуту все уже и забыли, что живут в ужасных условиях, что была война, что пришел конец, а они вынуждены прятаться здесь.
Одна из пожилых женщин подошла к Ивану и приобняла его, склонив голову на плечо, и прошептала:
- Спасибо тебе, сынок! Все это благодаря тебе! Это настоящий праздник, не только для детишек, но и для нас! - слеза скатилась по ее щеке.
Несколько женщин вышли в круг и затанцевали со своими детьми. Взявшись за руки, они кружились, к ним присоединялись еще и еще, образовался большой хоровод, а в центре прыгали и веселись дети.
Взрослые тоже улыбались, грязные в лохмотьях люди, веселились, потеряв все, они научились ценить простые вещи. Которые до войны принимали, как данность, никто бы и не поверил раньше, что простой магнитофон с детской песенкой принесет столько радости и счастья. Заряжаясь друг от друга позитивом и любовью, улыбки переросли в смех.
Песня продолжала играть, издавая веселые звуки:
(…)
К нам на праздник доброты,
Приходи и ты и ты и ты,
Кто умеет летать и кто не умеет,
А летать просто так,
Надо улыбнуться просто так,
Чтобы звезды достать,
Надо стать добрее.
(…)
Песня еще не закончилась, как в зал быстрым шагом вошла группа людей, без всяких слов, разорвав хоровод, они вошли в центр, где стоял магнитофон. Высокий тощий человек с крысиным лицом, поднял его и со всего размаха грохнул об пол.
Дети, испуганные, заплакали.
- Кто посмел воспользоваться технологиями? Все прекрасно знают, что они запрещены!
Люди молчали, опустив головы, боясь взглянуть на человека в плаще болотного цвета.
- Молчите? Ну, молчите, я и так знаю, кто это сделал! Больше некому. Кроме, как тебе! – он резко развернулся и решительно направился к Ивану, достал пистолет и приставил дуло ко лбу, уставился на него маленькими глазами.
Люди замерли, детей увели.
Одна из женщин пробивалась через людей, не по-женски смело.
Еще секунда и он убрал пистолет, женщина остановилась и выдохнула.
- Все прекрасно знают, что технологии приносят вред, именно поэтому, мы оказались здесь, в темноте и сырости, голоде и нищете! А ты смеешь приносить это сюда. В святую святых, последнее убежище человечества! Скоро, мы решим, что делать с тобой, а пока гуляй.
- Но это же магнитофон, для детишек! – в отчаяние закричал он. - Что ты наделал!
Ничего не отвечая, человек в плаще развернулся и жестом показал, чтобы его отряд шел за ним.
Люди опустошенные и расстроенные смотрели ему след. Когда он ушел, все медленно побрели по своим коморкам. А Иван подошел к осколкам магнитофона, он много работал над тем, чтобы починить его, вкладывал душу, трудился, искал детали, а теперь все сломано, в один миг, печаль переполнила его, ком подступил к горлу, глаза слезились, но заплакать он не мог, ведь он мужчина, его так воспитывала мама.
Софья Никитична наблюдала за сыном, печалясь больше, чем он сам, она знала, сколько стоило подарить, пусть и короткую, радость жителям убежища, знала, сколько он трудился, как он воодушевленно работал, а теперь…
Теперь он сломлен, его детище погибло.
Она неспешно подошла.
- Пойдем, - тихо сказала она.
- Как он мог, ма! – риторически промолвил он, склонив голову над обломками, собирая их.
- Вставай и пошли! - резко, немного грубовато, но, скрепя сердцем, сказала она, ей приходилось заменять ему отца, который ушел и не вернулся. Она не могла допустить, чтобы вырос слабак, поэтому приходилось поступать грубо, она этого не хотела, но была обязана, потому что мир изменился, стал еще опасней, он раздавит слабаков.
- Вставай, еще расплачься тут!
- Но, мама! – недоумевая, произнес парень.
“Какая же нелегкая судьба выпала мне. Воспитывать ребенка, одной, да и еще…здесь” – подумала женщина.
- Сынок, нам и так придется не сладко из-за этого всего, а ты еще хочешь взять его с собой? Брось это все!
- Нет, не могу! – отчаянно говорил парень.
- Это всего лишь вещь, куда важнее, что будет с тобой!
- Мама, я не могу! – он поднял голову и посмотрел на мать грустными глазами.
Этот взгляд, не простой, а взгляд в душу, умоляющий.
Это его игрушка, в которую он играл.
- Ладно, бери – понимая, какой опасности она подвергает и себя, и его.
- Спасибо, ма!
Когда они пришли в свою палатку, парень неожиданно повеселел:
- Я знаю, что сделаю. Я спрячу его и буду чинить, чтобы никто не узнал!
Софья посмотрела на сына, вылитый Олег, как будто копия. Но, ведь из-за этой самой натуры она и лишилась мужа, вечно ему не сиделось на месте. Его характер был создан для работы сталкером.
Так и не вернулся.
Она не могла лишиться еще одного важного человека в своей жизни.
- Нет, отдай мне магнитофон! Я отнесу его начальнику станции, извинюсь! Может простит нас, технологии запрещены законом!
- Но ты ведь сама разрешила мне взять его с собой, мам… - с надеждой сказал Ваня.
- Я передумала, отдай его сюда!
- Нет, - он оттолкнул мать. - Я ненавижу тебя! Ты меня никогда не любила! Никогда, я не видел от тебя ласки. Ни, когда я падал, никогда я приходил побитый.
В отчаянии он схватил магнитофон и выбежал из палатки.
- Ванечка, вернись! Прости меня!
Но шустрый малый убежал и скрылся во тьме.
***
“Ты никогда не любила меня…” - повторялся голос сына в ее голове. Но она знает, что это не так, ведь это все не так, все что делала Софья, все для него. Да, он приходил с разбитым носом, подравшись с соседскими мальчишками, да, она его не жалела, а лишь выпроваживала за палатку со словами “Вот иди и дай сдачи! Ведь ты мужчина!”. Ей больно от этого, но она просто обязана подготовить сына к жизни, что будет с ним, если все его проблемы будет решать она, когда ее не станет? Как он сам с ними справится?
Ее сердце замирало, когда он разбивал коленки, падая на пол, она не бежала его поднимать, она отворачивалась и не обращала на это внимания. “Пусть справляется сам” – успокаивала она себя. Софья Никитична закаляла его характер, делала, то, что должен делать Олег, но его нет, у Софьи не хватало сил на материнскую ласку. Теперь это привело к этому.
Женщина, мама, рыдала, рыдала так сильно, как никогда.
***
Мальчик пятнадцати лет шел и плакал, он остался один во всем мире. Иван недоумевал, почему к нему такое отношение матери, почему она так порой поступала с ним, а теперь хотела отдать его труд этому негодяю.
Слезы текли ручьем, вытирая грязной рукой, мальчик размазал по лицу грязь.
Родившись в бункере, он знал его вдоль и поперек, вот уже, как пол года он ходил в одно место, в котором находил спокойствие и умиротворение, о этом месте почти никто знал, там он и хотел спрятать магнитофон.
Этим местом была генераторная, несмотря на свой юный возраст, парень с самого раннего детства любил капаться в разных штуковинах, отец привил в нем эту любовь.
Ему не хватало знаний, чтобы починить все и включить свет на станции, но стащив, одну книгу, у начальника, он знал, что починит. Починит ему назло. Он ненавидел его больше всего. Люди не дадут просто так все разрушить, когда увидят, как может быть светло у нас в убежище!
Двигаясь по совсем темным коридорам, он ориентировался по памяти.
К своему несчастью, когда он вошел в генераторную, там стоял начальник и его свита.
- Так-так, кто это к нам пожаловал, - презрительно и высокомерно произнес враг, - столько хлопот от тебя, мальчишка! Ты, как твой отец! От того, тоже столько проблем, БЫЛО, - с особым выражением произнес глава станции последнее слово. – Как хорошо, что мы его проводили.
- Что? Что значит проводили? Слизняк! – рванулся мальчишка с воинственными намерениями к врагу!
Что он мог сделать.
Его схватили и связали.
Привели на станцию и посадили в клетку в назидание всем, написав на табличке “Вот что бывает с любителями технологий!”.
Так он сидел несколько часов, размышляя над короткой фразой начальника. Получается, это он причастен к тому, что его отец пропал. Он достал из кармана маленький медальончик, где хранились фотографии его отца и материи.
Он сам не заметил, как уснул, но кто-то его разбудил.
Открыв глаза, он увидел мать.
- Что ты здесь делаешь, ма?
- Освобождаю тебя! - она достала ключ и открыла замок.
- Как ты это…
- Тихо, - она прислонила палец к его губам, - это не важно, беги, сынок, беги отсюда.
- Но куда? А как же ты? Без тебя я не пойду, ма.
- Я не могу сынок, я стара, прости меня, прости. Я люблю тебя, сынок, всегда любила!
- Но…
- Некогда говорить, это не один бункер, сынок, есть еще один, найди его, отец рассказывал мне про него, мы хотели туда сбежать, но…не успели. Беги…беги, есть время спасти тебя…Я тебя буду задерживать, я буду обузой, вот пистолет, это отца, я сохранила его. Беги…
Он крепко обнял свою мать. Ему не хотелось уходить без нее, но она так жестко настаивала, он чувствовал силу, которой не мог не подчиниться.
- Я провожу тебя к выходу, - нежно сказала она.
***
Иван поднимался по лестнице наверх, одетый в костюм сталкера.
Он знал, что вернется сюда, вернется за своей мамой, которая ради него идет на такой риск.
***
Непривычно идти по улице. Яркий свет бьет в глаза. Непонятные белые хлопья падают с неба. Да и еще надо придерживаться маршрута, на север, куда и показывал старый отцовский компас.
Мама сказала, что он найдет убежище, не пройдет мимо, сразу узнает его.
Иван не знал сколько уже идет, но шел долго и жутко устал. В воздухе он увидел тварь, несущуюся прямо на него. Нажимая на спусковой крючок, Иван вдруг понял, что забыл снять с предохраниля, а когда снял, тварь свалила его с ног и пыталась его прикончить.
Молодой и быстрый он увертывался от лап убийцы, изловчившись, он прицелился в мутанта и, отстреляв всю обойму, уничтожил врага.
Он пытался встать, но не смог, Иван был тяжело ранен.
Снег падал с неба, укрывая землю, а Иван окровавленный лежал на земле.
***
- Софья Никитична, какой героический поступок вы совершили, освободили своего отпрыска, хотя и знали, что ответ за его проделки держать вам! - заломив руки женщине, начальник станции вел ее в главную залу, где хотел расправиться с ней в назидание всем.
Будучи человеком с принципами и безграничной гордостью, он мог убить даже женщину, которая всего лишь хотела спасти сына, который и так ничего не сделал. Хотя нет, сделал, еще как, они ослушался приказов, преступил закон, прикоснулся к технологиям. Он заставит их уважать себя и подчиняться!
В зале собралось много народу.
Испуганные режимом настоящего тирана, люди стояли и переживали за бедную женщину. Ей было совершенно плевать на себя, она молилась, чтобы ее сын добрался до спасительного убежища, чтобы шел в правильном направлении.
***
Иван, тем временем, лежавший на снегу, думал о своей маме, Софье Никитичне. Больше всего, ему было горько от того, что он так и не извинилcя за то, что ее толкнул и наговорил ей гадости. Его мучала совесть, ведь своим поведением подверг семью опасности. Теперь он понимал, зачем она была с ним так груба, именно сейчас, на пороге смерти, ведь он мужчина, он должен быть сильным, подняться сейчас и идти, не смотря ни на что, пусть он не извинился словами, он извинится своим мужественным поступком, встанет и пойдет, дойдет до убежища. Дойдет до конца!
Изображение в мутной пелене, голова кружится.
Нащупав какую-то палку, он поднял ее и встал, все тело дрожало и ныло от боли, опираясь на деревяшку, он сделал шаг, затем второй, но в ту же самую секунду опять упал. Стиснув зубы от боли, он полз, он не знал ползет ли туда, но полз, ради матери, ради надежды, которую она ему подарила. Силы покидали его, он взял в руку медальончик с фотографиями родителей и продолжал ползти, еще через несколько метров он потерял сознание.
***
- Это же пацан! – кинулся к Ивану один из отряда сталкеров и склонился над ним.
- Олег, откуда он здесь? Живой хоть? - спросил другой.
- Да живой, надо его срочно нести в бункер.
Иван, очнулся, он не понимал, что происходит и кто эти люди вокруг. Медальон выпал из руки, увидев фотографии, сталкер замер на секунду.
- Ванька! Ванька! Не умирай, мальчик мой!
Эти слова насквозь прошибли парня, словно электрошоком, он все понял и без лишней сентиментальности, констатировал факт, что мать в опасности, что ей грозит смерть и потерял сознание.
- Нам надо спешить, мало времени!
- Олег! Олег! Постой, не спеши. Надо все обдумать.
- Мы должны спасти мою Софьюшку.
- Ага, пропадал семь лет, а теперь на тебе надо спасти Софьюшку, - со злорадством произнес один из сталкер в очках, все резко повернулись к сказавшему с явным неодобрением.
- Заткнись, сука, это не твоего ума дела, почему я ушел! Ну, кто со мной? Кто доставит Ваньку в убежище? – с надеждой проговорил Олег.
Вдруг, поняв, какую глупость сморозил, сталкер в очках извинился и вызвался спасти мальчишку.
Отряд сталкеров отправился спасти Софью.
***
- Это из-за таких как ты мы все здесь, технологии ни причем, отпусти девчонку! – осмелившись, закричал старик из толпы.
Бешеный взгляд больного устремился на деда.
Еще через несколько секунд, старик лежал мертвый.
- Ну, кто еще, за то, чтобы я отпустил эту тварь? – брызгая слюной, кричал начальник станции.
Все люди стояли молча и смотрели на безумца, ожидать от него можно все, что угодно, а у людей даже нет оружия.
- Тогда, закончим это! Я вынесу свой приговор! Властью, данной мне, я вершу правосудие, ибо отпрыск этой женщины подвергал нас опасности, мало того, она отпустила его. Она террорист! Мой приговор - смертная казнь!
Он зашел за спину бедной женщине, которая думала о своей сыне, как он там теперь, на этой поверхности. Дошел ли, жив ли?
Она зажмурила глаза.
Раздался выстрел, люди ахнули.
Переполненные гневом, они взялись за руки и пошли навстречу тирану, как вдруг, тот упал, а женщина открыла глаза с недоумевающим видом.
Через пару секунд замертво упали все приспешники дьявола.
Отряд сталкеров успел вовремя.
Бой длился еще день, пока уничтожили всех, почитателей начальника станции.
***
Ваня очнулся в своей палатке, из главного зала доносилась песня:
(…)
Встал вам на ногу слон –
Значит, хочет подружиться он.
Хочет научить вас
Шевелить ушами.
На нос села оса –
Значит, хочет познакомиться,
И пощекотать, а
Вовсе не ужалить!
Девочки и мальчики,
Сладкие, как карамельки,
А на них большие башмаки,
Это Бар-бар-бар-барики.
Лёгкие, как мотыльки,
А в глазах горят фонарики,
А на них большие башмаки,
Это – Барбарики.
(…)
Поднявшись, он почувствовал адскую боль в теле, но, несмотря на это, вышел из палатки. В бункере горел свет, как он всегда мечтал.
Люди изумленные смотрели на Ивана, который вошел в главную залу, в их взгляде читалось безграничное уважение.
Иван увидел своих родителей и побежал к ним, забыв о боли.
Обнял их и сказал.
“Прости меня, мама!”
|
|
|
Cообщений: 2525
Регистрация: 30.03.2011
|
Рассказ № 9
Потерянное отражение.
Манящий свет вдали на секунду иссяк. Но, нет, вот он опять мерцает. «Блеклый работник» разрушает ночную дремоту, то снова становится неотъемлемой частью мрака. И так бесконечно – чёрное, белое…
Свет и тьма… глубоко в сердце. Раны всё копятся, тугие швы только усиливают боль.
Открой глаза, может, в отражении увидишь не себя?
****
Уютный полумрак накрыл спящую станцию со всеми проблемами и заботами. Испещрённые шрамами своды терялись в густоте черни, мелкие палатки на грязной платформе одиноко глядели в пустоту. Потушенный костёр уже спал, но тлеющие угольки бодрствовали, играли свой роковой танец…
Среди пустынных стен иногда показывались силуэты дремлющих постовых, которые ответственно держали пост, клюя носом вниз. Только в отдалённых уголках станции, где находились гермоворота, были слышны скорые шаги.
Уверенные.
Размашистые.
Посторонних в родных стенах сразу видно, поэтому чужака сразу поймали. Это был охотник с поверхности. Никто не понял, как он проник сюда мимо дальнего рубежа. Видно в здешней окрестности есть ещё лазы, о которых ничего не известно.
Внешнее обманчиво…
Оказалось, что сталкер пришёл по весьма серьёзному делу, – какому не сказал. Пришлый никому не уделил много внимания, лишь отдал пошлину – горсть патронов охранникам. Те пропустили его, забрав оружие.
Спустя мгновение наступила окончательная сонная смерть. Запустение. Но охотнику всё это было на руку: не нужно лишних зевак и свидетелей. Сталкер отошёл к перевёрнутому вверх брюхом поезду, от которого остался один каркас. Остальное добро жители Севастопольской разобрали. Ответ всплыл сам, когда Лара увидела воочию громадную баррикаду, защищавшую людей от лютой опасности со стороны тёмных туннелей. Именно там скрывалась её цель.
Семь. Кроме этого у неё ничего не было. Никакой другой информации. Она знала, что это человек, а не какой-нибудь нелюдь. Если заказчик загнул хорошую цену, значит, Лара нашла свою опасную жилу.
Семь… Кто ты?
Убийца осторожно сняла потрёпанную химзу, респиратор и спустилась с платформы на ржавые рельсы, где рыскали жирные черви, купались в лужах обыкновенные толстые жабы. Их кваканье надоедало, так как бетонные стены усиливали громкое «ква-ква». Родная темнота разорвала тесную связь с прошлым, настоящим и будущим. В глазах Лары мелькали цветные пятна, перемешивающиеся с отголосками тишины и мёртвого беззвучия.
Девушка вынула из ножен кривой кинжал, который она спрятала во внутреннем кармане, слегка прикоснулась к ладони, ощущая что-то необыкновенное. Что-то из детства. Точно! Лет в шестнадцать она любила наблюдать, как её мать метала ножи в изогнутую берёзу. Это холодное прикосновение металла напоминало Ларе прошлое…Больное прошлое… И где её мама сейчас? Мертва. Похоронена в расщелине около старинной церкви. И погибла от руки собственной дочери… Она настаивала, чтобы Лара так поступила, ведь с раком лёгких долго не проживёшь тем более с последней стадией. В подземке сложнее жить, чем там, на поверхности в былые времена. Бесконечные туннели способны раздробить в крошево кровное родство, не думая о последствиях. Да, Лара частенько ссорилась с матерью, не ценила её присутствие. Она помогла ей выкарабкаться, схватиться за жизнь после очередного выкидыша. Ведь Оленька пропала… После долгих поисков смирившись с болью в сердце, Лара хотела ещё одного ребёнка. Но видит бог – не судьба… Мать поддерживала дочь, но теперь её нет. Больше не будет упрёков, морщинистой душевной улыбки, мутных глаз со слезинкой… Чёртовы подземелья, отобрали у Лары троих родных. Будь они прокляты…
Охотница уже брела в темноте – Севастопольская осталась далеко позади.Включив фонарь, Лара навела рукотворное солнце далеко вперёд, оказавшись в заросшем мхом и кривыми лианами туннеле, который устремлённо поворачивал вправо. Прямиком к завалу… Над головой что-то резво мелькнуло, а на лицо упали холодные капли дождя. Из пролома в потолке доносились одинокие протяжные вопли, потрескивание золотистых стрекоз, светящихся в вечерней лазури…
Поверхность… Вот она какая просторная. А небо… Небо-то, какое громадное, будто вот-вот рухнет и затмит своим могуществом весь мир.
- Слышь, Саня, куда девчонку нужно доставить, – донёсся из мрака сиплый голос. Его владелец шёл открыто, весьма своевольно и безбоязненно.
Лара тотчас прильнула к обломкам бетонных плит, небрежно напялив респиратор, вслушиваясь в чужой разговор. И как она их не заметила? Видно, вышли гораздо позднее. Фонарик тут же погас, иначе раскроют
- За Севастопольскую! До завала дойдём, а там и заказчик нас должен ждать. – Саня, наконец, показался при лунном свете. Это был рослый мужик в мешковатом костюме цвета хаки. В волосатых руках он держал автомат, а позади него шагала молодая девочка лет пятнадцати, связанная верёвками. Она всё время спотыкалась о кривые рельсы, ударялась замаранным лицом о корни наземных «растений».
Убийца не придала значения этому случаю, если не услышала бы одного:
- Седьмая. Почему эту замарашку дикари Седьмой звали, а? Последняя в своём роде что ли? – На бородатом лице мелькнула вульгарная улыбка.
- Тебе ли не похер, Жень, сказано доставить, значит надо доставить её! И без вопросов больше! – Саня раздражённо толкнул девчонку вперёд, затем сам подошёл к завалу, чуть не наступив на лежащую рядом Лару.
Охотница только теперь узнала Седьмую…
Этот взгляд… Сильный и уверенный. Он не пропускает чужое влияние, как ночной ветер, гуляющий на просторах.
Но это невозможно! Оленька пропала со «Спортивной» два года назад… Лара искала её по всем закоулкам подземки…
Слёзы самовольно солью упали на губы, руки задрожали. Охотница чуть не убила собственную дочь. Семь – циферка злосчастная чуть не отняла её жизнь или отнимет…
Нет! НЕТ!
Лара, змеёй взвилась между двумя бандитами. Два ловких выпада и кинжал вспорол живот одному, порвал сухожилия в ногах другому. А короткие выстрелы прекратили отморозкам мучения.
Девочка испугалась внезапной атаки из темноты, истошно закричала, но охотница вовремя прикрыла ей рот ладонью, иначе тот самый заказчик поймёт, что всё пошло к коту под хвост.
- Доченька, тише родная – Лара плакала, не веря в чудо. Спасибо тебе, проклятый, ты дал шанс… Последний.
Но пространство вокруг помутнело. Темнота и мрак смешались с лунным светом. Тишина и гробовое молчанье слилось воедино с жужжанием пчёл, скрежетом крыльев стрекоз, надоедливым кваканьем жаб…
Оля откинула руку чужой для неё женщины, в жажде убежать, скрыться от всех где-нибудь далеко. Но дыханье молодой девочки тотчас прекратилось: холодное лезвие угодило ровно в горло.
Лара, не понимая, что творит, отбросила кинжал в сторону лужи, прижавшись к бетонной стене. Её одолела вторая сторона, та, которая неистово жаждала прикончить Седьмую. В момент убийства охотница видела не свою дочь, а что-то чужеродное…страшное.
Оля навзничь упала на рельсы, под ней уже натекла густая лужа крови.
Тоненькая шея откинулась назад в предсмертном выдохе…
Проснувшись, Лара скинула с себя драное байковое одеяло, глубоко и неровно вдохнула холодный воздух.
Кошмар или плохой сон… Они одолевают с каждой пройденной ночью, изматывают сознание, проникают в самое сокровенное…
Лицом к лицу лица не увидать…
- Прости меня, Оленька… Прости, доченька – Лара, убитая горем потери, взвыла в мёртвую тишину отголосками отчаяния...
|
|
|
Cообщений: 2525
Регистрация: 30.03.2011
|
Рассказ № 8
Большая.
...И мир светляков нахлынет,
И прошлое в нём потонет,
И крошчное сердечко
Раскроется на ладони...
Ф. Г. Лорка.
Зоська привычным жестом стянула в хвост на затылке жиденькие волосы, повязала старушачий платочек и вышла в ночь, в непроглядную темень перегона.Ну, пусть платок старушачий, зато он до сих пор пахнет чем-то родным, маминым. Мама ушла года три назад по очень важному делу на Пушкинскую. И больше Зоська не видела её никогда. Говорили разное, но всё про одно: померла так померла, а как—разве это тебе надо , девочка? Сама как-нибудь, ты уже большая...
И большая Зоська ,семнадцатилетняя девчонка,жила сама в конурке неподалёку от станции; это была даже не комнатка, а какая-то ниша в стене , заколоченная щитом,в которую еле втиснулся набитый всякой дрянью матрац и кривая тумбочка —в ней легко помещалось Зоськино добрецо. Нет, она не жаловалась. Она учила детей на станции читать и писать, её тут уважали, по величали, так странно, будто ей уже много лет— Даниловна...
Зоська всегда казалась старше ровесников, потому что была она невысокого росточка и на диво плотного телосложения, даром что жили впроголодь. Кубышка на ножках. Как видно, наследственность, думала Зоська «мамиными словами». Вообще после маминой смерти Даниловна и говорить и думать старалась, как мать, чтобы хоть как-то сберечь в памяти мамин голос, интонацию. И , конечно, жалела себя , такую одинокую,нескладную и кругленькую. Но унывать долго было не в её характере.
Она довольно бодро шагала по направлению к станции, уже наблюдая впереди мечущиеся огни костра, как вдруг какой-то шорох заставил её остановиться и напрячь слух. Метрошный житель, Зоська решила: раз прячется—это не к добру, что бы там ни было. Потому замерла и даже дышать перестала. Неведомый шорох повторился , потом будто бы затих. Но Зоська поняла, что бояться пока нечего. Привыкшая к темноте, она уже разглядела очертания худенького ребячьего тельца, вжавшегося в стену. Она не стала кричать или хватать неведомое ей дитя, а просто тихонько спросила :
-Ты кто?
После долгой паузы, во время которой ребёнок решал, надо ли говорить и не будет ли ему хуже, раздался его звонкий презрительный шёпот:
-А ты-то кто, деловая?
-Экий шустрый,-улыбнулась Зоська, не обижаясь. И то ведь, чего обижаться, видно же—сирота,не местный какой-то, один таскается по станциям, как ещё живой остался.-Ну-ка, пошли со мной.
-Никуда я с тобой не пойду,-звонко сказал мальчик. -Ещё чего! Ты меня продашь опять, а я не хочу назад в клетку! Только подойди—я так закричу!
-Да будет выдумывать-то. Ну, кому ты тут нужен,-Зоська снова улыбнулась.-Ты есть хочешь?
Этот вопрос сразу же обезоружил мальчика. Он, может, и хотел бы возразить , но одна мысль о еде выбила его из колеи. Нахальство и резкость сменились жалобными нотками:
-Ну, а если хочу?..
-Если хочешь—скажи, как тебя зовут. Я—Зоя Даниловна.
-Ты что, дура?--зашипел опять несносный мальчик.-Даниловна. Ты если подпрыгнешь и то меньше меня ростом будешь!
-И чего?-резонно возразила Зоська.-Ну так пойдём. Или будем тут стоять рост измерять...в
прыжке?
Мальчик мотнул головой , будто отгоняя плохие мысли, потом решительно протянул Зоське руку:
-Костик я.
-Костик. А дальше?--принимая эту руку ласково спросила Зоська. Рука была тоненькая, худенькая, с длинными пальчиками, и пожатие у Костика получилось такое слабенькое, хилое, что у Даниловны сердце защемило от жалости к нему.
-А ничего дальше. Костик. Меня так ОНИ звали.
Не выпуская его тонкую лапку из своейширокой мягкой ладони, Зоська повлекла ребёнка назад, в тоннель, к своей конуре. По каким-то ей одной ведомым приметам, нашла на щитах нужную дощечку, отодвинула и протиснулась в комнатку. Мальчик стоял у входа, не пытаясь, впрочем, убежать или зайти. Просто ждал, наверное, что ему через эту щель дадут что-то съестное и закроют дверь.
Зоська хмыкнула, подумав об этом. «Надо же, какой недоверчивый-то...Настрадался, видать».
Когда унылый, но уютный свет керосинки наполнил убогую комнатушку, Зоська прямо-таки силком втащила в неё Костика и с размаху посадила на матрац, не расчитавши, что матрасик у неё убитый и плоский, как блин. Костик шмякнулся задом так, что в конурке ухнуло. И тут же подскочил:
-Ты точно дура! Больно же!
-А чего ты упираешься?!-в свою очередь закричала Зоська.-Тяну тебя, как репку!Вот и вышло так.
-Как чего тяну?..
-Сиди уж тихо,-Зоська полезла в тумбочку.
Пока она там копошилась, мальчик успокоился и с интересом наблюдал .
При свете керосинки можно было увидеть, что Костик и в самом деле худ и слаб до чрезвычайности даже по меркам метро. Он был много бледнее, чем все виденные Зоськой до сих пор дети. На вид она дала бы ему лет 8-9. Рыжие волосёнки, давно нестриженные, висели над ушами и на затылке неопрятными косицами. Из под длинной рыжей чёлки выглядывали блёклые круглые глаза , веснушчатый нос был похож на мышиный. Тонкие губы в кровь искусаны. Пальцы рук все сплошь покрыты заживающими царапинами и порезами . Грязная худая шея с просвечивающими синими жилками, бьющимися в такт сердцу...
«Одежонка-то на нём какая—мама, не горюй...--сама с собой рассуждала Зоська.-И это где ж такое видано—пальто на голое тело. И драное какое. Ладно, хоть штаны какие-то есть...Мать моя, женщина, да он в сандальках на босу ногу! Кто ж тебя так одел, горе?!»
Последний вопрос Зоська, видимо, задала вслух. Мальчик дёрнулся как-то всем телом, сник и пробубнил:
-А я не знаю, кто ОНИ. Но я тутда не пойду больше. Что я, зря убежал? Я две станции тайком прополз, меня никто не заметил...
-Ну-ка, рассказывай, -пристала Зоська.
По словам Костика выходило, что все свои сознательные годы прожил он в клетке у каких-то сектантов. Возили они его по станциям неведомо зачем, а только кормили плохо, били часто, заставляли каждый день резать пальцы , чтобы кровью намазать какую-то там свою святыню... Может, дело было и не совсем так, но большего из Костика Зоська не вытянула. Во-первых, он и вправду мало что понимал в этих делах, хотя ненавидел своих сектантов люто, аж зубами скрипел. Во-вторых, ей особенно больше ничего и не надо было знать, она и так уже разжалобилась напрочь, пустила слезу, по -бабьи отирая глаза уголком платка.
А в-третьих, Костика так интересовало, чем же его покормят, что он не в состоянии был долго рассказывать, у него на тонком бледном горлышке уже бегал кадычок, чуть слюной мальчик не давился. И Зоська решила больше не спрашивать:надо будет—расскажет.
Поесть у Даниловны было кое-что припасено к обеду. Ей удалось достать какую-то дивную кашу за половину своей зарплаты—наливаешь кипятком, а она распухает вдвое. С утра Зоська смоталась за кипятком на станцию и заварила эту крупу впервые в жизни. Теперь серая масса вылезла из тарелки и повисла неаппетитными буграми. Но пахла она вкусно. У Зоськи, честно говоря, со вчерашнего вечера во рту мкковой росинки не было, потому она и сама с вожделением смотрела на это серое вязкое нечто, стоявшее стулом в железной миске.
--Ну, ложка у меня одна. Так что...на, ешь,-жертвенным голосом сказала Зоська и протянула мальчику самодельную алюминиевую штуковинку, кторой можно было похлебать кашу.
Костика не надо было упрашивать. Он принялся со смаком и чавканьем уписывать еду за обе щеки, постанывая от удовольствия.
-Вкусно?-заботливо и ревниво спросила Даниловна.
-Муум, моам,-закивал мальчик.
«Ты смотри , как есть взялся,-посетовала на свою доброту Зоська.-Про меня и не подумал,нахал, может, я тоже хочу. Гляди-ка, как ложкой звенит, уже в миске донышко видать!»
Тут она снова взглянула на его тоненькие запястья, далеко торчащие из рукавов клетчатого драного пальто , и ей стало стыдно своей жадности.
«Ну, а что я. Я хоть при мамке жила всё детство. Мамка моя...хорошая была...А этот чего в жизни видал? Не евши толком, не спавши...как в той клетке спать? На полу на голом. Одежонка ещё эта...Пусть ест, я уж как-нибудь пербьюсь...»
Мльчик всё же вспомнил о Зоське. Когда в тарелке осталось ложки три серой размазни, он вдруг спохватился, ткнул от себя миску , точно какую-то скользкую жабу.
-А ты...будешь?-спросил он.
-Да уж не откажусь, -улыбнулась Даниловна, соскребая ложкой кашу, которая , действительно,оказалась дивно вкусной. Зоська аж глаза зажмурила, смакуя.
Пока Даниловна ела, мальчишка совсем осоловел. Глазёнки его стали мутными и печальными, он приткнулся в уголке на матрасике и засопел курносым носом.
-Э-эй, Костик,--позвала она.
-М-м-м?
-Ты не уходи, ладно?-попросила Зоська.-Ну, куда ты пойдёшь?..А тут тебе хорошо ведь?
-М-м...
Даниловна глубоко, по-взрослому ,вздохнула жалостливо, накрыла мальчика своим единственным драным одеялом. Потом подумала немного, стянула с плеч широкий вязаный шарф, в котором выходила на станцию, красивый, от мамки оставшийся, и накрыла Костика ещё и шарфом. Он уютно заворочался, угнездиваясь, забормотал что-то:
-Мам, мама, давай книжку читать...про дядю Фёдора... мам...
-Спи, спи, сыночек,-ласково зашептала Зоська, поглаживая его по плечику, торчащему из под шарфа,-обязательно почитаем, мой маленький...про дядю Фёдора, про всех-всех... Ты спи, сыночек, тебе надо сил набираться...
|
|
|
Cообщений: 2525
Регистрация: 30.03.2011
|
Рассказ № 7
Слезы матери
Я сидел на земле и, прислонившись к стене, пустыми глазами смотрел в непроглядную темноту. Капельки, падающие с потолка, ударялись об пол и разбивались вдребезги. Каждые шестьдесят капелек – одна пройдённая минута. Об это мне рассказала мама, когда мне было лет пять от роду. Она вообще всему меня учила в детстве, отец, к сожалению, был занят карьерой. Он делал себе имя среди сталкеров, ходивших на поверхность. Отец постоянно пропадал в каких-то вылазках, много бродил со своей группой по старой Праге, таскал оттуда всякие вещи. В итоге он смог себе получить хорошую репутацию среди сталкеров, но семье это было совсем не нужно. Нам с мамой он почти не уделял внимания. Зачастую он возвращался из своих ходок под самый вечер, я уже лежал в кровати и спал. И, в общем-то, меня все устраивало, было бы и дальше так, но потом произошел один случай. Однажды, когда мне было шесть лет, мама укладывала меня спать, и в это время вернулся отец:
- Мама, мама, а это папа пришел? – радостно улыбаясь, я шепотом спросил у мамы.
- Да, - она как-то странно отвела взгляд. – Да, скорее всего он. Ложись спать, Марек.
Мама накрыла меня одеялом, поцеловала в лоб и потушила лампу. Мою комнату заполнила темнота, я крепко обнял своего плюшевого динозавра и закрыл глаза. Мама вышла из моей спальни, прикрыв за собой дверь. Я лежал в тишине, мечтая, чтобы эта ночь кончилась и на утро, наконец-таки увидится с папой. Сон пришел быстро, и так же быстро его нарушил странный шум из соседней комнаты. Не расставаясь с любимым динозавром, я слез с кровати, на цыпочках подошел к двери и немножечко приоткрыл ее. Я увидел, как папа бьет маму и ругается на нее:
- Поговорим мне еще тут, сучка треклятая… - папа замахнулся и хлестко ударил маму по щеке. От пощечины она упала на диван и навзрыд заревела.
- Прошу тебя, перестань… - сквозь слезы говорила мать. – Ты разбудишь Марека…
- А плевать я хотел! – папа громко крикнул и, схватив маму за волосы начал сильно бить. – Плевать я на все хотел!
Я стоял у двери и, не моргая смотрел на это. Мое тело все свело, ноги были ватные и я не мог пошевелиться. Папа резко отбросил маму, подошел к столу, взял бутылку с мутной жидкостью (потом я узнал, что это была брага) и залпом опустошил половину. Неожиданно, он увидел меня подглядывающего через щелку. Папа начал стремительно идти в мою сторону злобно скалясь, а мама, лежа на полу, протяжно стонала и ревела от боли. Испугавшись отца, я подбежал к кровати и залез под нее, крепко прижав динозавра к груди.
- Маааарек, - папа вломился в мою комнату, чуть ли не снеся дверь с петель. – Доброе утро, сынок мой!
Я видел, как его большие ботинки медленно шагают к моей кровати. Крепко сжимая в руках динозаврика, я понял, что все мое тело сильно дрожит, а ноги безумно сводит. Ботинки размеренно шагали к моей кровати, и прямо возле нее остановились. Вдруг прямо передо мной возникло его лицо, в меня ударил противный запах спирта.
- Привет! – закричал отец. От страха я подскочил и начал звать маму на помощь. – Не ори!!
Папа схватил меня за ногу, вытащил из-под кровати и одним резким движением выкинул в соседнюю комнату. Я лишь успел увидеть, как ко мне приближается тумба, а затем я сильно об нее ударился. Мое сознание пронзила дичайшая боль, из носа хлынула горячая кровь. Я громко ревел, не понимая, что происходит. Сквозь слезы я почувствовал, как мама берет меня на руки и крепко обнимает:
- Тише-тише, Марек, тебе это сниться, - твердила мама, укачивая меня на руках. – Это всего лишь сон…
Отец вышел из комнаты, держа в руках какой-то маленький серый мешочек. Он подошел к своему походному рюкзаку, скидал туда какие-то вещи, собрался и, не сказав ни слова ушел из нашей «двушки». В ту ночь мы заснули с мамой в общей комнате, я лежал у нее на руках и долго смотрел в ее большие голубые глаза. Мама качала меня из стороны, в сторону тихо приговаривая, что это был всего лишь сон. Проснулся я в своей кровати под одеялом, а сам крепко обнимал динозавра. Все и вправду было похоже на сон, только вот сильно болел нос. Выйдя из комнаты, я увидел маму, сидевшую на диване, она, склонив голову, смотрела старые фотографии и тихонько плакала. Ее лицо было все в ссадинах и синяках, а одежда была в бордовых пятнах высохшей крови. Я подошел к маме и крепко обнял ее. Как в дальнейшем выяснилось, папа бросил нас и ушел к другой женщине на соседнюю станцию. Так вот мы с мамой и остались одни.
Время шло, я пошел в школу, а мама начала работать в два раза больше, так как с деньгами у нас были серьезные проблемы. С утра до ночи она проводила время на фабрике, фасуя чай по коробкам и на плантациях, занимаясь растениями. И спустя четыре года, отец неожиданно вернулся к нам, чтобы забрать какие-то вещи. Он в очередной раз был пьяный и устроил истерику. Только в этот раз я не дал маму в обиду, за это сильно получил от отца.
- Щенок! – кричал он, кидая в меня бутылку своего пойла. – Куда ты прешь против отца?!
Папа толкнул меня в сторону и я, ударившись о шкаф упал. Он шел к маме, сметая все на своем пути. В последний момент я схватил ножик, лежавший на тумбе и со всего размаху, всадил его в ногу отца. Он громко заорал, схватившись за рану. Увидев меня с окровавленным ножом, папа со всего маху ударил меня, затем еще и еще. В итоге он сильно избил меня, сломал нос, пробил голову в нескольких местах. Пока я лежал в станционной больнице, в моем сознании возникло дикое желание отомстить отцу. За всю поломанную нам с мамой жизнь.
Мама. Она была со мной все это время, пока меня лечили. Чуть ли не весь день мама сидела со мной в палате и приносила всяческие вкусности. Тогда я впервые поел многие фрукты, попробовал разные конфеты и пирожное. Мама сидела рядом и читала мне книги, рассказывала истории о жизни до Катастрофы, учила всяким вещам. Она все время улыбалась и смотрела на меня своими большими голубыми глазами. В них читалась усталость и утомленность. Потом я случайно узнал, что мама работала ночами, а днем была со мной.
В тринадцать лет я принял решение, что пойду работать и помогать маме. Желание мстить отцу у меня не пропало, а даже наоборот стало сильнее, когда я его случайно встретил на станции «Музей», когда я приехал торговать вместе с караваном с нашей станции. Он деловито шел по станционному рынку со своей новой женщиной и внимательно рассматривал меховые изделия. Она задорно смеялась, а он потягивал брагу из бутылки и тратил деньги во все стороны. Увидев меня, он злобно оскалился и сделал вид, что не замечал меня. Проходя мимо я, нарочито дернул плечом и выбил его бутылку браги. Отец недовольно взглянул на осколки, злобно сплюнул и пошел дальше тратить деньги. Маме про этот случай я ничего не рассказал, а наоборот порадовал ее большой выручкой с торговли.
Еще через год меня приняли в оружейную мастерскую. Мастер по имени Иржи обучил меня обрабатывать клинки и делать сюрикены из шестерёнок. Там же я научился их метать и управляться с ножами.
- Запомни, - твердил он. – Кидать их нужно резко, движением кисти. Запомнил?
- Ага, - я кивнул головой глядя на сюрикены, который мастерски запустил Иржи.
- Для твоего возраста у тебя хорошо получается, - он потеребил меня по голове и улыбнулся. – Маму не расстраивай главное, и кстати…
Он залез под стол и достал оттуда розовую коробочку с оранжевым бантиком.
- Это маме передай, поздравь ее с праздником женским от имени своего. Раньше праздник был такой, женщинам раз в год приятно делали. Цветы там дарили, конфетки, безделушки всякие. Сейчас забыли об этом уже… ладно, занимайся, я покурю пока.
Вернувшись, домой я вручил маме коробочку с бантиком и поздравил с праздником. Подарок ее сильно обрадовал, она засветилась от счастья, заулыбалась и побежала наливать нам чай. В коробке оказались ирисовые печенья, которые мы с мамой с удовольствием слопали. С того дня я навсегда запомнил этот праздник и следующие годы делал маме подарки. Она была очень счастливая, когда я делал ей такие сюрпризы. Однажды мы с мамой праздновали ее день рождения. Она специально нарядилась по такому случаю, надела свое синее платье, сделала прическу, накрыла стол. Но в тот день опять заявился пьяный отец. Тогда мне было пятнадцать лет, я хорошо запомнил тот день. Он поругался со своей женщиной, напился и приперся мстить нам. Папа считал, что мама сломала ему жизнь и не давала ему покоя, отговаривая от ходок на поверхность. Она волновалась за него, переживала, а он это не ценил и упрекал за это.
- Устроили тут!.. – хромая на правую ногу зашел в комнату папа. – Мелкий, ногу видишь? Твоих рук дело! Падаль…
Он присосался к бутылке, как клещ, и жадно начал глотать брагу. Пошатнувшись, он пролил содержимое и изо рта его струйками начала литься мутная жидкость. Глаза его горели ярким пламенем злобы. Зная, чем может все закончиться, я опять готовился к бойне. В кармане я нащупал сюрикен, который сделал пару часов назад на фабрике. Все было как во сне, я не понял, что произошло. Туман окутал мой разум, я лишь видел какие-то отрывки. Сумбурно мечущиеся кулаки, бутылка браги, летевшая в стену, сюрикен брошенный мною, кровь. Я попал ему в плечо, точеная шестерня вошла довольно глубоко. На крики влетели люди, помню, как Иржи оттаскивал меня от отца, как мама сидела в углу громко плача. Творился полный бардак, нашу комнату разнесли почти в щепки.
- Pička tě!! – кричал я, на своего отца вырываясь из крепких рук мастера Иржи.
- Jdi do prdele, syn!! – отец тоже рвался мне на встречу, но его сдерживали жители соседних комнат.
Неизвестно сколько это длилось и когда кончилось. Я помню, что после всех событий сидел на диване и, обняв маму, успокаивал ее. Она уткнулась ко мне в плечо и тихонько плакала из-за испорченного праздника. Лишь шепотом повторяла: «почему он нас не оставит в покое?». С того дня я начал готовиться к моменту, чтобы исполнить мамино желание. Я знал, что отец рано или поздно вернется, поэтому принял решение мстить ему незамедлительно.
На фабрике я тайком начал собирать ружье. Чертежи достать было не сложно, все огнестрельное оружие производили в соседнем цехе. В тайне воруя по одной детали, я откладывал их у себя в тайнике, а вечером все вытачивал, подгонял и собирал. В итоге у меня получилось вполне хорошее ружье с небольшим количеством патронов. Много боезарядов мне и не нужно было, остальное на всякий случай. Дождавшись дня, когда торговый караван с нашей станции поехал туда, где жил отец, я попрощался с мамой, сказав, что поехал на заработки на другую станцию, а сам договорился с главным и за пару патронов доехал с ними. С матерью я прощался долго, мы обнимались, друг другу улыбались, но я видел, как мама из последних сил держится, чтобы не заплакать. Всячески подбадривая маму, мне удалось успокоить ее и привести в нормальное состояние. По пути я разговорился с одним пожилым дядей. До этого он долго смотрел на меня с хитрым прищуром, а потом сказал что-то не разборчивое. Я не поняв сказанное, переспросил, и оказалось мне не послышалось. Язык, на котором он говорил, был русский, а сам дядька был из «Русского Альянса». Мама рассказывала, что до Катастрофы в Праге было много русских, сейчас они занимали станции от Анделя до Нове Бутовице. Хоть ими и пугали непослушных детей по всему метро, но этот дядя оказался вполне добрый и веселый.
- Мама русскими не пугала в детстве? – смеясь, спрашивал он.
- Нет, - я улыбался в ответ. – Она говорила это очень суровые люди, которые жили в большой и холодной стране до Катастрофы.
Мой собеседник смеялся над этими словами. Но без злобы, обиды или призрения, а наоборот искренне, заливался хохотом. По пути на станцию, он рассказал мне, о своей стране которой больше нет, рассказал о жизни на станциях «Альянса».
- Как в России, - говорил дядя Иван. – Большинство хает, ругает, но любят, и менять не хотят. Так же и со страной нашей было.… Эх, угораздило меня на отдыхе быть во время Катастрофы, - он криво улыбнулся и похихикал. – Но зато я бы не выжил в своем городке, там метро нету.
На станции я вышел не заметно. Когда караван миновал блокпост, я ловким прыжком сиганул на платформу и спрятался за бочками до прихода дежурных солдат. Дядя Иван все это видел, напоследок он одарил меня добродушным взглядом и громко засмеялся, отвлекая на себя внимания станционных солдат. Волей судьбы я быстро нашел комнату, где жил отец. Вылезая из-за бочек, мимо меня прошагал папа, даже не заметив, что рядом стоял я. Медленно шагая за ним, мы пришли прямиком к его каморке. Убедившись, что там он не один, а со своей женщиной, я отошел недалеко от жилища и начал готовиться. Осмотревшись по сторонам, я удостоверился, что меня никто не видит и вынул из торбы ружье. Расстояние от моего импровизированного укрытия за стенкой колонны до дверей комнаты были, наверное, самым долгим в моей жизни. Каждый шаг отдавался ударом наковальни в моей голове, сердце с огромной скоростью разгоняло кровь по моему телу, во рту пересохло. Подходя к двери, я глубоко вдохнул и почувствовал легкое головокружение. Оттолкнув деревянную дверь, я вошел в помещение.
Отец лежал со своей новой бабой на диване и о чем-то хихикал с ней. Увидев меня в дверях, на его лице выступила недоумевающая физиономия. Он онемел и безмолвно смотрел на ружье в моих руках.
- Ты че?.. – вымолвил он. – Это так ты благодаришь своего отца?
- Это тебе за слезы матери моей…
Я вскинул ружье и, взведя курок, надавил на спусковой крючок. Раздался глухой хлопок, отцовская телка громко завизжала, увидев, как кровь сочится из живота папы. Машинально я перевел оружие в ее сторону и надавил спусковой крючок еще раз. Пуля влетела ей в голову, забрызгав заднюю стену месивом из крови. Отец начал двигаться к ящику стоящему под столом, но из-за хромоты не мог делать это быстро. Это его и погубило. Я перезарядил ружье и шмальнул ему в то место, куда когда-то ранил его ножом. Отец повалился на пол, истекая кровью и громко вопя от боли. Я хотел видеть, как он мучается, я хотел, чтобы ему было так же больно как маме во время того, как он избивал ее. Вторым выстрелом я сделал дыру у него в плече, чтобы чувство боли было единственное, что он запомнил бы за свою жизнь. В последний раз я перезарядил ружье и, свесившись над ним, заглянул в его глаза. Ярость, страх, гнев, отчаянье… все смешалось в этих красных глазах. Он смотрел на меня, мысленно прося пощады, а вслух лишь кричал от боли. Последний выстрел громыхнул и оставил в его голове дыру с вытекающей оттуда бурой кровью. А глаза так и застыли в недоумении того, что родной сын совершил над ним казнь.
Что было после того как я пристрелил отца, я не знаю. Помню лишь, что молча скинул оружие на пол, и сел на табуретке, дожидаясь, военный патруль. Выйти со станции незамеченным после такого громкого, в прямом смысле, убийства было просто не реально. Как и полагалось, солдаты в болотной униформе влетели в комнату и застали меня в компании двух свежих трупов. Повязали, оставили до суда под стражей. Во время слушанья в толпе я видел маму. О бойне устроенной мною ей сообщил глава каравана, он же ее и привез на суд. После оглашения приговора, я увиделся с мамой. Мне дали десять лет заключения, почему не расстреляли, мне не известно, но это не могло не радовать. Мама смотрела на меня через решетку своими большими голубыми глазами.
- Сынок, все будет хорошо, все будет хорошо, - твердила она, держась руками за железные прутья. Каждый раз, когда она видела меня, мама повторяла эти слова. Больше она этим успокаивала себя, чем меня. – Я с тобой, дорогой!
Сколько прошло времени до той роковой сирены, я не знал. Однажды с утра к нам заявился начальник тюрьмы и сказал, что началась война между станциями, и все заключенные подлежат мобилизации. И именно в тот день, мама собиралась ехать на нашу станцию. Я с тревогой внутри провел следующий день. Веря в то, что с мамой было все в порядке, и она в целости мне пришлось ложиться спать. Двое суток без вестей о маме вгоняли меня в панику, ведь я единственный кто у нее есть, а она у меня. На третьи сутки наш отряд отправили на задание зачищать тоннель между станциями. Там мы наткнулись на дрезину караванщиков, ехавшую с моей родной станции. На ней мама ехала ко мне, даже не зная о начатой войне. Встретив ее теплым и крепким объятием, я надел на маму свою куртку и сказал, чтобы она ехала дальше, а я вернусь вечером. Но как только караванщики отъехали пару метров за наши спины, из тоннеля послышались выстрелы и крики. Вражеский отряд зашел с поверхности к нам в тыл и шел по пятам за нами. Была жесткая бойня, было пролито много крови…
Я сидел на земле и, прислонившись к стене, пустыми глазами смотрел в непроглядную темноту. Капли все так же монотонно падали с потолка и разбивались о землю. Вокруг меня была куча изрешеченных трупов, умиротворенно лежавших в лужах своей крови. Все было безразлично. На коленях у меня лежала мама, а точнее ее остывающее тело. Моя голова безумно раскалывалась, в висках стучало, а дышать было тяжело. Сил лить слезы уже не было. У меня ничего больше не было. Сквозь мрак и темень я видел ее голубые глаза. Я остался один…
Последними словами мамы были:
- Я всегда буду с тобой мой сынок, знай это Марек, - она в последний раз мне улыбнулась, и ее глаза резко остекленели при свете горящей дрезины.
Нет… я всегда был рядом с тобой, и сейчас я тоже тебя не оставлю одну, мама!
Тишину нарушил глухой выстрел.
- Марек, не послушный ты мой…
Она стояла на белом мягком облаке и смотрела на меня недовольным взглядом. Мама специально так делала, чтобы казаться строгой. Ее голубые глаза смотрели на меня исподлобья, а на лице светилась яркая улыбка. Мама подошла ко мне, взяла мою руку в свою и тихо сказала:
- Пойдем сынок, нас уже ждут…
Темень.
|
|
|
Cообщений: 2525
Регистрация: 30.03.2011
|
Рассказ № 6
* * *
Тьма отступила, под порывом первых солнечных лучей. Пора было отправляться в путь. Многие на его месте давно бы сдались, отступили от цели, но он не мог. Мама была для него всем. Нет, у него, конечно, был отец, но мама, она была для него богиней, единственным человеком который его понимал. Надо же было тогда так поругаться! Надо было тогда остаться, попросить прощения, но его гордыня сыграла злую шутку, с огромной обидой он уехал в Москву к тете, а через несколько дней, через несколько дней он уже жил в метро. Он не мог найти себе места в этой «грязной подземке», проклинал себя за тот поступок, он мечтал отправиться назад, и около года назад подвернулся этот случай…
«- Ван, тут делишко на поверхности подвернулось,- подмигивая, пробасил его лучший друг - и я вот думаю с кем бы пойти?
-Игореха, ну я тут подумал, подумал, короче я согласен - подыгрывая ему, ответил Ван.
Через несколько часов они уже были облачены в «доспехи нового времени». Перед выходом Иван раскрыл свой кулон, с листка на него смотрела веселая женщина, ее белые волосы были заплетены в косичку, а ярко синие глаза, глаза цвета чистого неба, заглядывали, казалось, в самую душу. Из угла глаза потекли слезы, падая и разбиваясь о вытертую плитку станции. Тогда все и случилось, именно в этот день он покинул столицу, покинул ее, чтобы обрести счастье. Ван слышал, как кричал Игорь, как стрелял в воздух, но он даже не повернулся…»
Он вновь открыл кулон, знакомые очертания согрели его душу. Ван поднялся и посмотрел вокруг. Осень. Со «златоглавых» берез, кружась, падали листья, местами пожелтевшая трава шевелилась на легком еще теплом ветерке. « Бабье лето» вдруг всплыло в голове…
«…Мам, а что такое бабье лето?- сидя около окна, всматриваясь в залитую солнцем улицу, спросил Ваня.
- Бабье лето, Ванечка, это такое время осенью, когда все заготовки сделаны, урожай собран и у женщин появляется свободное время,- ответила, улыбаясь, мама, улыбаясь так, как умела улыбаться только она.
- Так значит сейчас бабье лето?- с прищуром спросил сын,- лето для всех женщин, значит и для тебя?
Она вновь улыбнулась лучезарной улыбкой, потрепала его по голове, нежно поцеловала. Потом она села напротив, посмотрела на него и сказала:
- Да, мое солнышко, сейчас бабье лето, лето для меня и остальных женщин.
- Мам, но ты не баба!- приняв суровый вид, крикнул сын.
Мама залилась смехом, а Ваня с недоумением смотрел на неё, не понимая причины её веселья. Окончательно просмеявшись она ответила ему:
- Конечно, дорогой, я не баба,- но увидев его вопросительный взгляд, она продолжила - просто женщин раньше называли так, да и представь себе, называлось бы это время «женщинное лето»!
Теперь засмеялся он, ведь это и вправду звучало очень смешно. Она дотронулась до кончика его носа…»
От воспоминаний его отвлек рев зверя. Автомат пришел в движение, поливая свинцом разъяренного мутанта. Первая очередь прошила его правую лапу, зверь взвизгнул и отпрыгнул от второй очереди. Ван дал последнюю очередь, не причинившую зверю вреда, и начал лихорадочно перезаряжать автомат. Мутант чем-то напоминавший рысь переростка, двумя прыжками преодолел расстояние между ними, и попытался вцепиться в горло человеку. Сталкер лишь в последний момент успел увернуться от несущих смерть клыков и, выхватив меч, приготовился к схватке. Зверь прыгнул, снова метясь в горло своему врагу. Сверкнул металл и окрестности оглушил рев, рев умирающего зверя. Мелкие капли крови тихо падали с клинка, окрашивая траву и землю в бордовый цвет. Бездыханное тело лежало перед ногами человека…
« … Кровь залила весь пол станции, люди всегда были жестокими, но после «Конца света» они стали больше походить на волков. Зачем они это сделали и почему? На эти вопросы он не знал ответов, он видел лишь искореженные тела людей, среди которых было несколько детей. Его тошнило, не от запаха, а от мерзкой сущности людей, убивавших этих несчастных. Вдруг в углу он увидел ребенка, сидевшего на коленях у матери. Мама напевала ему песенку, и они не сразу заметили сталкера. Он подошел к ним и спросил:
- Что случилось?- прикусив губу, стал ждать ее ответа, хотя и сам знал его.
Женщина подняла глаза. На её лице был виден страх, страх смерти, глаза её были наполнены им же, а взгляд в эти глаза заставлял сжаться душу. Пистолет в её руке он заметил только, когда она, трясущимися руками, направила его в грудь Вана.
- Убью!- со злобой и ненавистью произнесла она.
Потом она опустила пистолет и заплакала.
-Ваня, Ванечка! - сквозь слезы произнесла женщина, и тут Ван вспомнил Юлю.
-Юля, ну что ты, что ты,- начал успокаивать её Ван,- все хорошо!
Через несколько часов, Юля с её сыном была уже в Полисе, благо у Вана были там связи. Опять серый город, опять дурацкая резиновая маска, и этот раздражающий писк дозиметра. Сталкер шел мстить, мстить за людей…»
Его дорога уже скоро кончится, до его родного города осталось совсем мало. Огромные дубы, и сосны тянулись к синему чистому небу, небу по которому он так долго скучал. Последние осенние цветы – сентябринки, их так любит его мама. Он улыбнулся, еще немного и он увидит ее, ту единственную и незаменимую. Сделав привал, чтобы сорвать цветов и отдохнуть, посмотрев на фото, он представил, как мама будет улыбаться и смеяться, как она обрадуется. Он захотел увидеть её поскорее, и побежал, вдыхая чистый воздух, по которому он так соскучился, полной грудью. Противогаз так и остался лежать под деревом, а Ван бежал все дальше и дальше. Огромные сосны сменяли друг друга, мелкие белки прыгали с ветки на ветку. Он давно так не бегал, с непривычки у него закололо в боку. Сталкер остановился. Впереди стояло несколько человек, один из них пошёл ему на встречу. Сталкер присмотрелся, этот рыжебородый незнакомец ему явно кого-то напоминал.
***
- Дядя Лёша, что мы все обо мне,- улыбаясь, сказал сталкер,- как вы? - Да, я нормально, - не скрывая радости, ответил дядя Лёша,- начальник группы охотников, как видишь!
Рыжебородый незнакомец оказался дядей Лешей, соседом сталкера. Он согласился проводить его до матери. Они медленно шли вперед к городу, бетонная стена которого уже белела в кронах сосен. Вдруг дядя Лёша повернул в сосновый лес «Ну, мама, - подумал Ван,- неужто она не захотела жить в городе, защищенном от мутантов, и ушла жить в лес?». Огромные сосны, казалось, доставали своими ветвями небо. Ван шел за дядей Лешей, именно поэтому не сразу заметил, что лес закончился, и они вышли на поляну. На могиле, заросшей мелкой, желтой травой, стоял крест с такой же фотографией, как и у него в кулоне. Ноги сталкера подкашиваются, рот раскрывается в безмолвном крике, ручьи слез из глаз.
«… Три человека в потрепанных комбинезонах, с автоматами за спиной, сидят около костра. Три тихих выстрела из «винтореза» - три трупа. Одинокая тень осторожно выходит из жерла туннеля. Четвертый часовой мирно спит на мешках с песком. Один точный удар ножом и еще один труп. Тень проходит блокпост и вновь уходит во тьму. Еще человек десять сидят посреди станции. Свето-шумовая граната взрывается, ослепляя бандитов. Десять точных выстрелов и к его жертвам присоединяется еще десять человек…»
Дядя Леша еще, что-то говорил, но Ван не обращал на него внимания. Сентябринки лежат на могиле, их лепестки шевелит ветер. Вдруг стало тихо, дядя Лёша решил оставить сына с матерью наедине.
«…Дуло пистолета упирается в лоб главаря бандитов. Им оказалась женщина, её давно не мытые волосы патлами свисали с головы, а её глаза, полные безразличия и бесстрашия, пристально смотрели Вану в глаза. Выстрел, легкая отдача в ладонь и, недавно бесстрашная, атаманша лежит на бетонном полу в луже своей крови. Теперь следующий сдавшийся бандит. Старик, серая борода которого трется о пол, смотрит на сталкера бесцветными глазами, из которых текут слезы. Выстрел…»
Тот самый пистолет. Рука тихо подносит оружие к голове. Металл приятно холодит висок.
«… Еще совсем юный парень сидит на коленях и смотрит на убийцу глазами полными злобы и ненависти. «Он не парень, – переубеждает себя Ван – он волчонок, он убийца!» Указательный палец давит на металл. Выстрел. Тело последнего бандита тихо падает на пол…»
Ван медленно давит на курок. Выстрел, заставивший подняться в воздух стаю ворон. На могиле матери лежит сын, сжимающий кулон с её фотографией. Его взор направлен в чистое синее небо, которое так напоминало ему глаза матери.
|
|
|
|
|