Днепр Петра

Пролог.

Днепропетровск-2033 – место, где трудность борьбы за выживание не идёт ни в какое сравнение с остальными постъядерными убежищами. Удаётся уцелеть лишь небольшой кучке людей. Ими руководят Пётр Игнатьевич, бывший машинист метро, и Преподобный – священник, человек невероятной силы духа. Вместе они уберегли от смерти нескольких человек… Чтобы оказаться перед лицом ещё более страшной беды. Устоят ли люди на этот раз?

1. Последняя станция.

Как тяжело стоять на посту! Какая мука для души, для тела…
Пытка тишиной – ни звука на всей огромной станции. Пытка холодом – в могиле подземелья не спасает самая тёплая одежда. Пытка одиночеством – не с кем словом перекинуться, некому даже пожаловаться! Пытка ожиданием – скоро ли возвратится с доброй вестью посланный во внешний мир бесстрашный вожак подземного народа? Пытка ужасом – а доброй ли будет она, эта весть?..
Маша сглотнула, и прошептала чуть слышно:
- Пётр Игнатьевич, возвращайтесь скорее! Верните мне… Верните нам надежду!

* * *

И Пётр Игнатьевич вернулся. И намного раньше, чем можно было себе представить.
Настолько быстро окончилось его путешествие, что в первый момент, когда Маша услышала стук по металлу, то ушам своим не поверила. К счастью, долгие годы службы привратницей приучили Машу не размышлять лишний раз: слышишь условный сигнал – открывай, так что в душе девушка ещё удивлялась, а руки её уже как бы сами собой делали свою работу. Делали точно, как робот, как блестяще отлаженный, отлично смазанный робот.
Все они тут были своего рода «роботы»… Что поделаешь, такова жизнь в новых условиях.
Сначала открыть внешнюю переборку. Потом, услышав, как загрохотали по полу шлюза тяжёлые ботинки акваланга, включить откачку воды.
Не забыть пустить горячий пар! А то попадёт какая-нибудь гадость снаружи – и станция «Метростроителей» повторит судьбу «Проспекта Свободы».
«Господи помилуй!» - прошептала Маша, поспешно перекрестившись. Трагедия «Проспекта» была слишком свежа в памяти жителей станции, поэтому и экономили они на всём, кроме шлюза.
Теперь можно, наконец, открывать вторую дверь, ведущую на станцию.
Сердце Маши учащённо забилось.
Вот, сейчас она – первая из всех! – узнает ответ на главный вопрос, в сравнении с которым меркли, отходили на второй план все проблемы. На вопрос, что мучил всех, кто держался на «Метростроителей».
Одни ли они выжили? Есть ли ещё люди? Борется ли метро, или… Или они последние. Или та жалкая кучка людей, что ютится сейчас в технических помещениях под перроном – всё, что осталось от некогда большого, многочисленного подземного народа?
Мысли вихрем закрутились в голове Маши, и она, в первый раз за много лет службы, потеряла самообладание. Пелена заслонила глаза, руки задрожали, к горлу подступил комок.
«Вокзальная»… Когда-то – самая процветающая в метро станция, самая сильная, самая богатая, с самым многочисленным населением… Что стало с этим последним уголком метро, о судьбе которого они ничего не знали?
Из минутного ступора Машу вывел недовольный стук во внутреннюю дверь шлюза.
Пётр Игнатьевич всё ещё там!
«Ах ты, мечтательница!» - обругала себя Маша. Набрала, хоть и сложно было сделать вдох в респираторе, полную грудь воздуха; потом резко выдохнула, и нажала на красную кнопку.
Тяжёлый, мощный стальной лист, надёжная преграда от всех прелестей внешнего метро, скользнул в сторону, и тут же вернулся на место, пропустив внутрь самого смелого, самого сильного и мудрого из «метростроевцев» (так они себя называли). Единственного человека, кто осмелился покинуть станцию с тех пор, как пропала связь с соседями…
Как хотела Маша в ту же секунду, когда Пётр Игнатьевич вошёл на станцию, кинуться ему навстречу, помочь снять шлем, отсоединить воздушные трубки, и скорее, скорее услышать всего одно слово, пару слов!
Но Маша сдержалась.
Дисциплина – превыше всего, вот единственная заповедь Петра Игнатьевича, но соблюдали её все «метростроевцы» до единого так же неукоснительно, как те заповеди, о которых им говорил Преподобный. Иначе – смерть. Всё просто, всё жестоко и просто в мире после Конца Света. Оступишься, забудешься, не нажмёшь на маленькую, ерундовую кнопочку – и всё. Конец и тебе, и всей станции.
Поэтому Маша, в душе которой кипела настоящая буря (а как сердцу-то приказать «Смирно!»?), осталась стоять, вытянувшись в струнку, и даже не дёрнулась помочь Петру Игнатьевичу.
А тот, словно чтобы позлить Машу, возился на удивление долго. Неприлично долго! Словно никогда раньше не снимал костюм, или словно руки отказывались слушаться. Кончилось тем, что мужчина доковылял до скамейки. Этого вообще раньше нельзя было себе представить!
Лишь усевшись на покрытое плесенью и грибком сидение, едва не рассыпавшееся в труху под таким весом, Пётр Игнатьевич смог, наконец, освободиться от своего акваланга, и… Маша, как не вышколена она была за долгие годы, не смогла сдержаться от вопля.
Это оказался не Пётр Игнатьевич.
Не он! Другой мужчина!
Их начальник – тот тоже был седой, несмотря на свои сорок, но у него, в сравнении с этим стариком, была так, ерунда. Проседь.
А фигура! Их начальник – тот был богатырь, крепкий, стройный. Этот же сидел, понурив голову, ссутуля плечи.
Дальше Маша думать не стала.
«Посторонний на станции!»
Тут же рука девушки метнулась туда, где висел на боку в ножках её верный товарищ – длинный, остро наточенный нож.
- Кто такой? Почему в костюме господина Павлова?! – закричала девушка, приближаясь медленно, осторожно, чтобы не поскользнуться на платформе, сырой от капающей сверху воды.
«Что делать? – лихорадочно соображала она. – Ни в одной инструкции ничего не сказано! Никаких приказов! И как наш командир мог допустить!»
Но додумать она не успела. Потому что в этот самый миг старик, сидевший на скамейке, поднял лицо.
В тот же миг нож сам собой выпал из рук Маши, колени подкосились, и она грузно осела на склизкие плиты перрона.
Этот сломленный горем седой дед был никто иной, как… Их командир, Пётр Игнатьевич. Он и только он.
Эти глаза! Эти складки на лбу!
Да, это был он. Но – словно бы вернувшийся не с соседней станции, а из будущего.
«Что могло с ним случиться?!» - ужасный вопрос возник в сознании, и тут же следом, медленно, неумолимо подкралась ядовитой гадюкой жуткая, но простая мысль. И мысль эта была страшнее ядерной войны.
Всё просто, всё жестоко и просто. «Вокзальная» пала, как и все остальные. Люди проиграли этот бой.
В могильной тишине, в зловещем полумраке станционного зала отчётливо было слышно, как капают с потолка капельки воды.
Кап. Кап. Кап.
Пока лишь робкие ручейки стекали по стенам на пути, на платформу. Но это пока, это до поры.
Придёт и их черёд. Вслед за «Заводской», вслед за «Металлургов».. Вслед за «Вокзальной».
Вода – она же никуда не торопится. Какая разница, сейчас или через месяц, но она свою работу сделает.

* * *

Китайская пытка. Одна за другой падают на лоб несчастного капельки воды. Одна, вторая…
Кап-кап. Кап-кап.