|
"Сказки апокалипсиса"
Какие они, сказки 2033 года? О чем? Кто их герои? Сколько в них вымысла, а сколько — самой что ни на есть правды? Сильно ли изменились истории, которые родители на станциях метро и в подземных бункерах рассказывают на ночь детям, а взрослые — друг другу?
Мнение Артура Хмелевского!
Cообщений: 1001
Регистрация: 02.01.2013
|
Рассказ №9
Поминки
- Вот что ты за сволочь! Что ж ты мне все жилы выматываешь-то? – громко, с плачущими нотками в голосе, выговаривала Игорю Светлана.
Подобные «промывания мозгов» она ему устраивала постоянно. Редкая неделя обходилась без скандалов. Для их семьи было обычное дело, если два-три раза в неделю Светка закатит мужу скандал. И если б поводы были стоящие! Так нет – заводилась по пустякам…
- Я тут кручусь, кручусь постоянно! То пожрать, то убраться, то помыть, то постирать! А ты? Так и будешь сиднем сидеть?– плачущие нотки из голоса исчезли и появились истерические.
- Да каким сиднем? Я все утро дрова колол! – возмутился Игорь.
- Наколол? И чего сидишь? – продолжала жена, - сейчас посидишь и пойдешь с мужиками самогонку хлестать?
- Ну ты же знаешь, сегодня день смерти Семена.
- Ох ты ж погляди какой повод! А вчера что было?
- Вчера я, вообще-то, дома весь день был, в огороде копался.
- Ну надо же какое достоинство!
- Светка, ты чего завелась-то опять?
- Да пошел ты! Вон у Райки муж дом какой отгрохал! У Петровых выдел какой участок?! А у нас что? Убожество какое-то! А ты только и можешь в огороде копаться, да самогонку жрать!
- Ни фига себе убожество! – Игорь хотел возмущаться дальше, но замолчал, ибо этот разговор продолжался на протяжении последних трех лет, с самой их женитьбы.
Дальше скандал бы плавно перетек на отсутствие детей. За три года Светлана так и не забеременела. Ни она, не Игорь не знали причину, кто из них бесплодный было не понять. Но Света обвиняла во всем Игоря.
Раньше в таких случаях Игорь отправлялся к Семену, который жил на другом краю поселения. Семенова жена была спокойней Светки, хотя детей у них тоже не было. Гостей привечала радостно, могла выпить за компанию пару стопочек, а потом куда-то незаметно исчезала. И с Сенькой можно было до утра вести задушевные разговоры. И совсем не обязательно жаловаться на Светку, можно было просто поговорить о том, о сем, песни поорать… В общем отвести душу. Игорь и Семен понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда…
Но два года назад Сенька неожиданно помер, тихо и спокойно, во сне. А через пару месяцев исчезла его супруга. Поговаривали, что утопилась в Лесном озере. И Игорь вдруг почувствовал себя осиротевшим…
…Двадцать лет назад в деревню дошла весть о Катастрофе. Ну, тогда так ее еще не называли, говорили «ядерный удар» или «ядерная война». Выбраться из деревушки в областной центр было невозможно. Вернее, конечно, можно было бы, но бессмысленно. Ибо областной город попал под радиоактивное облако. И можно было только гадать, что там произошло с жителями… Поэтому родители Игоря, снимавшие на лето здесь дом, приняли решение остаться, тем более ребенок маленький – Игорю тогда шел шестой год. Родителей не стало четыре года назад. Отец погиб, когда строили общий амбар – сорвавшееся бревно ударило точненько по голове… Мать после этого слегка, много болела и через три месяца умерла. И вот два года назад не стало еще и Сеньки…
… С Сашкой и Степаном они шли с кладбища. Помянули Сеньку, да и жену его заодно, могилку прибрали. В кармане у Игоря побулькивала недопитая фляжка с самогонкой. Как-то в этот раз у них не пошло… Обычно каждый приносил по фляжке и нехитрую закусь. Ставился стакан Семену. Остальное выпивалось все. Но сегодня почему-то недопилось. Степан, когда они уходили с кладбища проворчал: «Нехорошая приметка – с погоста с добром возвращаться».
Потом они попрощались, каждый отправился к себе. Игорю домой не хотелось. На душе было тоскливо. И ноги сами собой понесли его к дому Семена. Так что бы умирала сразу целая семья, в деревне еще не было, поэтому Сенькин дом пустовал и занимать его не кто не спешил. Ну, вроде как не хорошо без спроса, а спросить и не у кого. И на дрова разбирать рука не у кого не поднималась.
Дом в сгущающихся сумерках выглядел угрюмо. На Игоря смотрели темные два окна, над одним чуть покосился наличник, словно изогнутая бровь. Как будто дом выражал некоторое неудовольствие, мол, кого мы видим, явился наконец… Игорь решительно отрыл скрипнувшую калитку и ступил на участок. Прошелестел ветер, зашуршал бурьян, коим уже успело зарасти пространство перед избой.
Игорь обогнул дом и прошел к лавочке под березой, у заднего забора – любимое их с Сенькой место. Сел, достал флягу, стакан с щербатым ободком, огурец, нож. Налил в стакан самогонки, разрезал вдоль огурец, положил одну половинку сверху на стакан. Проговорил:
- Это, Сенька, тебе. А то на кладбище как-то не пошло. Ну, давай. – и отхлебнул из фляги.
Так Игорь просидел полночи, тихо беседуя с Семеном, рассказывая о своих семейных неурядицах, о последних деревенских событиях, о том, как ему одиноко… Фляга опустела, но уходить не хотелось… Но пора было возвращаться. Он оставил «Сенькин» стакан с самогонкой на лавочке и побрел домой.
Когда Игорь утром проснулся, то из кухни слышался звон посуды, потрескивание дров в печке и запах яичницы. Это было необычно, ибо Светка сама печь принципиально не растапливала, это делал Игорь. Он встал и вышел в горницу. Его поразил накрытый стол, где у одной из тарелок, на которую причесанная и одетая в нарядное платье Светлана, выкладывала со сковородки дымящуюся яичницу, стоял стакан с самогоном. Это было уж совсем из ряда вон…
- Доброе утро! – воскликнула Света, увидев мужа.
- Привет. – Игорь насторожено присел к столу.
- Вот, завтрак, опохмелочка тебе. – защебетала супруга.
- Свет, чего происходит? Ты сама печь растапливала последний раз еще до нашей женитьбы. А уж про опохмелочку и речи не было.
Светка села рядом, прижалась к плечу, поцеловала в щеку и тихо произнесла:
- Я просто дура у тебя. Я теперь ни когда ругаться не буду. Правда-правда! Я просто поняла… Я не так видела… И ребеночек у нас обязательно будет!
Игорь не верил своим ушам и глазам. А Света, чуть отстранившись и не мигая глядя ему в глаза, снизив тембр до шепота, продолжила:
- Мне сегодня Семен приснился. Как прям к нам в дом пришел, присел на кровать и говорит мне, мол, дура, не ценю мужа, ругаюсь вечно, злая, потому и детей нет. А потом и жена его пришла. И тоже говорит, мол, Игорь хороший, добрый, работящий, а я его не ценю. Другой бы уже бросил, а твой, мол, любит. Ну, ты, стало быть. И так это все четко, все ясно, как наяву. А, еще попросили, что б ты траву у их дома скосил, а то если загорится, вся деревня сгореть может. И еще Сенька за самогонку с огурцом поблагодарил. И говорили, что б ты заходил еще. И знаешь, я утром прям почувствовала, что как-то не так у нас все было. Ты ж у меня действительно добрый и хороший.
Изумленный Игорь не знал, что и сказать. Он отвернулся от немигающих Светланиных глаз. Взгляд его упал на стакан самогонки. И тут он почувствовал холодок в затылке – это был тот самый стакан, с чуть щербатым ободком, который он оставил на лавочке у дома Семена.
- А… А ты где этот стакан взяла? – чуть запинаясь, спросил Игорь.
- А вышла утром, а он прямо посередине крыльца стоит! Представляешь?
Изменено:
Jay Fox - 22.08.2013 22:04:08(Ошибочка вышла, послали два одинаковых сообщения, а я и не заметил!)
|
|
|
Cообщений: 1001
Регистрация: 02.01.2013
|
Рассказ №8
Подсказка
Композитор уже целую неделю не мог наладить нормальное, без скачков и перебоев, электричество. То генератор тупо заглохнет, то движок работает ровно, да «напруги» нужной не дает, то вдруг «засбоит» какой-либо из стабилизаторов, то напрочь выгорают «пускачи», летят предохранители, то банально прошибает изоляцию на проводах… Конечно, оно и раньше бывало, но не так, что б чуть ли не все сразу.
Прокофьев (за такую фамилию и получил прозвище Композитор), он же Вячеслав Сергеевич или просто Сергеич, как мог латал «дыры», налаживал генератор… Но неприятности продолжались. Словно была какая-то одна, ведущая причина, а все остальное просто следствия этой причины. Но что за причина, Сергеич понять не мог.
Был он уже не молод, недавно «стукнуло» семьдесят. До такого возраста в подземельях редко кто доживал. А вот он еще держался. И не просто держался, но и активно трудился, обеспечивая бомбоубежище электроэнергией. Были у него в помощниках электрики помоложе, но он предпочитал но лично контролировать даже мелочи, многие вещи делать самостоятельно.
Когда ядерный ураган выжег родной город, превратив его в мерзопакостные радиоактивные развалины, Сергеич успел укрыться. Успел лишь потому, что четко знал, куда надо прятаться, ибо в свое время его привлекали для строительства данного убежища. И как-то так сразу получилось, что за всю энергетику стал ответственен именно он. А электроэнергия в этих условиях – это жизнь. Ибо не будет электричества – встанут воздухоочистительные установки, заглохнет водяная скважина, «накроются» холодильники на складах, и еще множество агрегатов перестанут работать… И все двадцать лет, прошедшие со времени ядерной войны, Композитору удавалось содержать все электроприборы в надлежащем рабочем состоянии.
Сергеич в сотый раз просматривал электросхемы. Он давно знал их наизусть. Он знал любой агрегат, любой электрощит, любой проводок в убежище. Но все равно листал схемы, упорно думая – где и что не так.
Он снял очки, закрыл лицо ладонями, мысленно проходя каждый закуток убежища… А когда оторвал от лица руки, открыл глаза, то вдруг почувствовал необычайную легкость. Необычный покой. Странное ощущение свободы. И приятное чувство полета. При этом он не узнал свой закуток. Он как будто находился в каком-то туннеле. Было светло и казалось, что свет струится ото всюду. На светлых стенах просматривался какой-то рельефный рисунок, но что там конкретно изображалось, Сергеич не понимал. Он медленно двигался по этому туннелю, не чувствуя пола, словно летел. Не было ни какого беспокойства, хоть Композитор и не понимал, где это он. И было такое ощущение, словно всего этого не существует, а как бы представляется в его же голове.
Он вдруг вспомнил, как за несколько лет до ядерного удара со всей семьей выезжал отдыхать на море… И словно повинуясь силе его мыслей все вокруг стало меняться – отступили стены, снизу появилась белая дымка, над головой вдруг раскинулось… небо! А потом Сергеич увидел море. Это было весьма необычно, но почему-то он этому не удивился. Он вдруг понял, что может представить себе любую картинку. Что угодно. И тут же оказаться там. И еще он понял, что может узнать любую тайну, решить любую загадку, просто подумав об этом.
И ему подумалось об электросети убежища. И тут же все встало на свои места. Он как бы опять очутился в своей каморке. Только в этот раз он уже четко знал все причины неполадок. Это было необычно, но он видел проблему с разных сторон одновременно. Он прекрасно знал, какие стабилизаторы надо починить, а какие уже не починишь, где необходимо поменять предохранители, какие детали надо заменить в генераторе… Он четко видел все технические решения всех проблем. Он понимал их в едином комплексе.
И тут послышался тихий приятный женский голос:
- Может отпустим его ненадолго?
В ответ прозвучал мужской, но не менее приятный:
- Ты же знаешь, что это вряд ли возможно.
Диалог звучал в голове Композитора и собеседников он не видел. Вот женский голос возразил мужскому:
- Но иногда это происходит.
- Да, но не часто. Он уже слишком долго здесь, что бы вернуться.
- Но он сможет все починить. И тогда все останутся там.
- Ты считаешь, что они этого достойны?
- Ни кто не вправе это решать. Только они сами, ты же знаешь.
- Да, знаю. Вот они и решили, разрушив свой мир.
- Но те, кто спрятался, совершенно не причем, что он ушел, не успев все отремонтировать.
- Он все равно не успеет все исправить.
- Но он сможет рассказать другим, что нужно делать.
- Хорошо. Тем более там тоже стараются его вернуть. Видимо, действительно, он еще нужен там.
Сергеич почувствовал, что его куда-то тянут. В голове все потускнело, не осталось ни одной мысли, все звуки пропали…
- Давай, Сергеич! Не время сейчас! Я не позволю тебе вот так! – услышал он приглушенный голос Катьки, одной из его сотрудниц, которая, как ни странно, занималась вполне мужским делом – была электриком.
Он открыл глаза – над ним обеспокоенное Катькино лицо. Он лежит на полу.
- Давай, Сергеич, милый, дыши! – крикнула Катька.
Сбоку раздался голос Гены-дизелиста:
- Катька, ты смотри, у тебя получилось! Уф-ф! Не зря тебя док учил первую помощь оказывать!
- Сергеич, ты лежи, сейчас из медпункта прибегут.
Композитор, отталкивая руки Катьки и Генки, сел и, прокашлявшись, сказал:
- К черту ваш медпункт! Да отцепитесь вы! Мне быстро бумагу и карандаш. Генка, у тебя я тетрадь чистую видел. Неси.
- Какая тетрадь? Какой карандаш?! Сергеич, ты чо? Да ты тут только что бездыханный валялся! Если б не Катька…
- Быстро! – перебил властным голосом Композитор, поднялся с пола и уселся за свой стол, смахнул широким жестом все схемы, - быстро мне тетрадь, карандаш и оба вон отсюда! И не беспокоить меня!
Получив желаемое и настояв, что б Катька и Генка вышли, он запер на щеколду дверь, вернулся за стол, открыл тетрадь и взялся за карандаш.
Когда через три часа обеспокоенный Генка все ж таки взломал дверь, нарушая запрет Сергеича о беспокойстве, он обнаружил Композитора лежащего на продавленном диване. Лицо его было спокойно. Руки сложены на груди. Он не дышал.
На столе Генка обнаружил огрызок карандаша и исписанную, заполненную схемами тетрадь. Беглого взгляда на записи Сергеича хватило, что бы понять, что с этого момента в убежище появятся для жизни новые условия, новые возможности, ибо электричества будет «хоть залейся».
|
|
|
Cообщений: 1001
Регистрация: 02.01.2013
|
Рассказ №7
Опережающие сны
Когда отец объявил, что Петьку возьмут в больницу санитаром, это ни кому не понравилось – ни матери, ни самому Петьке. Во-первых, до больницы было километра три, а на улице все ж таки по утрам до минус тридцати бывает. Во-вторых, работа была суточная, график «сутки-двое». В третьих сама работа не ахти какая – «подай-принеси».
Но отец настоял на своем, тем более нашлись положительные моменты. Во-первых, ходить утром в больницу не опасней, чем на рыбалку или охоту. Во-вторых, сутки отработал, потом двое-то дома. В третьих не все же сутки постоянно на ногах – и поспать можно. В четвертых – кормят. Конечно, не официально, тем, что больным не додадут, да другие больничные работники не растащат, так что не ахти какая кормежка, но голодающих там нет. В пятых – за работу выдают паек. В шестых – в больнице всегда можно разжиться медикаментами. А по поводу «подай-принеси» – так Петька ни чего другого и не умеет.
- Ты, мать, учти, –обратился отец к супруге, – одними теплицами, охотой, да рыбалкой мы, конечно, двадцать лет живем, но последние годы дела-то обстоят все хуже и хуже. А больница – весьма тепленькое местечко.
А потом наставительно сказал Петьке:
- Пора тебе самостоятельным становится. Вот и начнешь с санитара. Завтра пойдем, оформишься.
Двадцать лет назад Петькины родители не могли себе представить, что жить они будут вот так – в деревне, самостоятельно выращивая огурцы, лук да картофель, мясо и рыбу добывать не в магазине, а в лесу, да в озере…
В момент ядерного нападения Антон и Людмила еще и женаты-то не были. Антон учился в институте и на каникулы его мать с отцом отправили к бабке, материной, соответственно, маме, в деревню. Мол, старушка одна, помочь надо по хозяйству, чего без дела на каникулах болтаться. Антон посопротивлялся, конечно, но ехать пришлось… Тут, в деревне, и познакомился с Людмилой, которая, работала продавщицей в магазине, в трех километрах от деревни, в небольшом городке.
Когда стало понятно, что телевизоры, радиоприемники, сотовая связь «отрубились» не просто так, когда удалось все ж таки поймать по радио далекое сообщение и сквозь шуршание и треск помех разобрать, что всему цивилизованному миру пришел, по сути дела, полный «амбец», Антон тут же засобирался домой. Но не тут-то было, выбраться дальше ближайшей станции не удалось… Вот и остался в деревне. Дозиметров да химанализаторов, конечно же, не у кого не было. Но и каких-то проблем со здоровьем не наблюдалось. Впервые в деревне были рады отдаленности от основных промышленных и крупных населенных пунктов – кому они тут нужны, что б на них сбрасывать бомбы да направлять ракеты?
Жизнь потихоньку стала входить в новое русло. Антон научился рыбалить, бить зверя, добывать в лесу дрова для печи, освоил премудрости огородного дела… Вообще многое освоил, ибо по другому было просто не выжить. Женился на Людмиле… Родился у них Петька… Умерли Людмилины родители… Скончалась бабка Антона…
…Сначала в городок подался Антон. Устроился дежурным электриком на подстанцию. Электричество добывалось исключительно «ветровиками» и дизель-генераторами. Режим «сутки-двое», за работу давали паек – крупы, чай, сахар, спички и несколько охотничьих патронов. Дело в том, что незадолго до ядерного конфликта рядом с городком построили склады. Именно для городка и построили. Видимо все ж таки знали, кому положено, что будет война. Вот с этих складов и выдавали пайки. Они, конечно, были скудноваты, но считалось, что местные жители обеспечат себя сами – огородами, охотой, рыбалкой. Но вот последние годы рыбы в озере да зверя в лесу становилось все меньше, грибы да ягоды тоже вырождались. И земля в огородах не была уже столь плодородна… Эти-то обстоятельства и вынудили Антона искать работу в городке. С должностью электрика ему повезло, сыграло и то обстоятельство, что до института отслужил в Армии радистом. Ну и институт был радиоэлектронным, хоть и окончил Антон всего второй курс, причем почти двадцать лет назад. Но не велика премудрость быть электриком…
А вот с Петькой сложнее. Лет ему только-только семнадцать исполнилось. И умел он лишь охотится, рыбачить, грибы собирать, дрова пилить, в огороде копаться… Поэтому взять его могли на должность, где не требуется какая-то специфическая квалификация. Но и работа нужна была сменная, как отцу, что бы мог дома по хозяйству шустрить – одним пайком не проживешь…
… Петька вроде как проснулся, но открывать глаза не хотелось. Хотелось еще сладенько покемарить. Но тут он услышал тихий, но низкий глуховатым голос:
- Пе-етя…
Он приоткрыл один глаз и увидел сидящую на краешке его кровати девочку, лет семи-восьми, одетую в платьице с поблекшим рисунком, с забавными косичками, смешно вздернутым носиком и пронзительно голубыми глазками. И это милое дитя говорило тем самым низким и глухим голосом, грозя при этом пальчиком:
- Пе-етя, не надо мешать уходящим… А то придет черный пес и накажет… Так накажет, что дышать не сможешь…
- Каким уходящим? Кому мешать? Ты, вообще, кто? – удивленно спросил Петька.
- А ты спи. Спокойно засыпай. Расслабь личико и засыпай. – пробасила девочка.
Петька отвернулся к стенке, натянул на голову одеяло и постарался заснуть. Но в следующей момент резко сел на кровати. Девочки в ногах не было…
«И что за ерунда?» - подумалось ему. Он снова лег, на спину, заложил руки за голову… Но тут же послышался окрик отца:
- Сын! Вставай! На работу пора! Санитарить!
Петька открыл глаза. Оказывается он лежал уже не на спине, а на боку, поджав колени. Одеяло сползло на пол. У кровати стоял отец и улыбался. Петька чуть ошарашено смотрел на него, а в голове мелькали картинки – девочка на кровати, она что-то такое говорит про каких-то уходящих и про пса, грозит пальчиком… «Уф! Приснится же!..» - подумалось ему.
Работа в больничке действительно была «подай-принеси». Петька целый день что-то таскал, носил, передвигал. То биксы в автоклавную и обратно, то термосы с едой из пищеблока, то шкаф в процедурном кабинете потребовалось передвинуть, то больного из одной палаты в другую на каталке перевезти… Попробовал и больничной еды – днем поел жиденького супчика, вечером перепало немного пшенной каши и бледного чая. Потом Клавдия Степановна – пожилая медсестра, с которой Петьке выпало дежурить свои первые трудовые будни – отправила его спать:
- Вон там на кушетке ложись. Ночью работы для тебя не будет. Ну, скорей всего не будет.
…Петька смотрел на улицу сквозь заледеневшими стекла. Он был не дома, в гостях у соседей, у своего приятеля Димона. И в этот момент вдруг раздался голос Димки, строгий и в тоже время испуганный:
- В окно! Прыгай! Быстро! Горим! Пожар!
Хоть Петька не чувствовал запаха дыма, не ощущал жара, да и огня не видел, но от чего-то понял, что это не спроста и что действительно надо прыгать. И он, без всякого разбега, нырнул в заледеневшее окно, перечеркнутое толстыми перекладинами деревянной рамы. Окно, как ни странно, легко поддалось, распахнулось и выпустило Петьку наружу. Он плюхнулся в сугроб, ни боли, ни холода не ощутил. И принялся как можно быстрее отползать от избы. Увидел в снегу торчащий боком стол – от куда он тут взялся?! Заполз под него, уселся привалившись спиной к столешнице. Стол тут же заскрипел и стал как бы складываться… Петька взглянул на соседскую избу. Она полыхала! Желто-красный огонь вздымался ввысь, закручивался жгутом, пожирая деревянное строение. И вдруг из этого пламени выскочила здоровенная, абсолютно черная псина. Шерсть стояла дыбом, глаза горели, словно часть пламени оказалось у нее в голове и просвечивало насквозь… Петька испуганно отпрянул, стол развалился совсем. А пес уселся на снег, вздернул голову к небу и протяжно взвыл… Потом, замолчав, встал, встряхнулся, понюхал то место, где только что сидел и потрусил прочь. Рядом вдруг очутился Димка и произнес:
- Чего ж ты стол-то развалил? Эх ты, совсем вещь сломал. У тебя гвозди есть?
Петька помотал головой.
- Ну что ж ты так! Всегда должны быть. Четыре гвоздя, как минимум. Угла-то четыре. А то появится по сторонам смотрящий и тю-тю! – и Димон похлопал друга по плечу.
И тут Петька проснулся. Над ним стояла Клавдия Степановна и, тормоша за плечо, негромко окликала:
- Петр, просыпайся, просыпайся, я говорю.
Петька потянулся, сел на кушетке, зевнул и спросил:
- Уже утро?
- Да нет, ночь еще. Пойдем, надо труп вывезти.
Петька слегка опешил.
- Какой труп?
- Да помер тут один. Я уж тебя будить не стала, с кровати на каталку сама его сгрузила. Он вон, в тупичке. Пойдем, в морг вывезем. Два часа-то уже прошли, так что можно вывозить.
Морг был в маленькой пристройке, но вход в него был только с улицы, так что умершего предстояло везти на дребезжащей, трудно управляемой железной каталке по плохо расчищенной от снега и неосвещенной аллейке.
Вместе с Клавдией Степановной они вывезли каталку с телом, накрытым серой простыней, на улицу. Было морозно. Ночная тьма разбавлялась голубоватым лунным светом. И в этом мертвенно-бледном свете весь окружающий пейзаж выглядел каким-то призрачным… Мистическим… Абсолютно не живым, словно это был другой, искусственный мир.
И тут легкий порыв ветра откинул простыню, обнажив заострившееся лицо и худой торс мертвеца. Ощущение было такое, словно труп решил глянуть на этот мир еще разок и откинул покрывало… Петька застыл, с легким ужасом глядя на покойника… Вдруг в тишине, нарушаемой лишь легким шорохом ветра, раздался гортанный хрип. А над сизоватым лицом покойника вздыбилось легкое облачко пара, которое тут же рассеялось в морозном воздухе. У Петьки открылся рот, похолодело в животе, бешено заколотилось сердце, а вдоль позвоночника сверху вниз словно ледяная струйка пробежала. Он застыл, крепко вцепившись в каталку.
Клавдия Степановна же, с вмиг распахнувшимися глазищами и пронзительным воплем, отшатнулась от мертвеца, наткнулась на сугроб, неуклюже взмахнув руками села в него и начала неистово крестится. Потом вдруг перевалилась на колени, неуклюже, но споро поднялась и горячо зашептала:
- Ох ты ж, батюшки-светы! Как же ж так! Он ведь больше двух часов! Это ж… - тут она замолкла, глядя бешенным взглядом на остолбеневшего Петьку и чуть слышно произнесла:
- Он смотрящий…
Петька же, находясь в полном стопоре, стоял на трясущихся ногах, привалившись к дверному косяку плечом, продолжая крепко держаться за каталку. И был близок к самому натуральному обмороку. При этом рот оставался у него приоткрытым, по подбородку стекала слюна…
- Это ж смотрящий! Ох ты ж! По сторонам смотрящий! А у нас же там тяжелый! – вдруг громко запричитала Степановна, продолжая глазеть на Петьку.
- Ты… Ты его увози от сюда! Скорей увози! А я… Я гвозди! Гвозди надо там по углам, что б… - с этими словами Степановна, оттолкнув Петьку, ринулась в узкий дверной проем.
Петька же, лишенный опоры в виде дверного косяка и не ожидавший напора медсестры, отпустил каталку, сделал шаг в сторону, ткнулся спиной в стену и медленно сполз на пол, ибо ноги его не держали. Дверь с противным скрипом прикрылась, заслонив стоящую на улице каталку с телом…
И в этот момент в Петькиной голове всплыл недавний сон – пожар, сломанный стол, Димка, который говорит: «Четыре гвоздя, как минимум. Угла-то четыре. А то появится по сторонам смотрящий и тю-тю!»…
«Ты его увози от сюда! Скорей увози!»… Как же его увезешь, если он мертвый, а хрюкает! И ноги не держат!.. И тут дверь открылась! У Петьки все внутри моментально закоченело, а в груди так просто жгуче-ледяной комок образовался. Дыхание перехватило. А на пороге стоял какой-то мужик, в треухе, телогрейке, надетой поверх грязно-серого халата.
- Что, пацан, мертвяков на улице оставляешь? Я, что ль таскать их должен? – раздался строгий, поскрипывающий голос.
Петька икнул. А мужик продолжил:
- Ты, чего, парень? Поскользнулся, что ли?
- Я… Не… Он… Это… Храпит!..- произнес Петька сиплым голосом.
- Новенький, что ли? Я тебя тут раньше не видал. Первый раз труп-то отвозишь? Ну, понятно. Бывает и не такое привидится! Я Егорыч, санитар из морга. Ну, хватит на полу-то холодном сидеть, отморозишь себе все причиндалы. Пошли, отвезем тело. Ни чего в этом страшного нет.
Он помог Петьке подняться и, поддерживая под локоток, вывел на улицу. На каталку Петька старался не смотреть. А Егорыч водрузил на место простыню, ловко подоткнул ее, ухватился за каталку и произнес:
- Ну не стой, толкай давай.
И тут у Петьки в который раз за сегодняшнюю ночь захолонуло в животе, бешено затюкало сердечко, а вдоль позвоночника пробежала леденящая искра – он увидел собаку. Это был здоровенный черный пес, который огромными прыжками несся прямо на Петьку. Он стремительно приближался в полной тишине, освещаемый призрачно-голубоватым холодным лунным светом, ровно посредине аллеи. Было не понятно – от куда взялась эта псина… Почему она движется прямо на него, Петьку…
Могильно-холодные лунные отблески, посверкивающие красным демоническим огнем глаза на угольно-черной морде пса, его хищнически приоткрытая пасть, косые и изломанные тени деревьев на голубовато-белых сугробах и полнейшая, абсолютнейшая, кладбищенская тишина придавали общей картине настолько мистический и ужасающий вид, что Петька против своей же воли заорал.
Вернее заорать у него не получилось – рот распахнулся, но горло от чего-то перехватило так, что не вдохнуть, не выдохнуть. И тут в голове пролетело воспоминание о недавнем сне – словно из адской преисподней, из клубящегося пламени пожара, прямо на Петьку выпрыгивает устрашающегося вида псина… И другой сон – маленькая девочка грозит пальчиком и несвойственным ей низким глухим голосом говорит: «Не надо мешать уходящим… А то придет черный пес и накажет… Так накажет, что дышать не сможешь…». А дышать Петька действительно не мог…
А пес промчался мимо Петьки и ткнулся мордой в ноги Егорыча, закрутился вокруг него, бешено виляя хвостом.
-Уголек! – воскликнул Егорыч, - вернулся! Где ж ты пропадал? Ни как почуял, что помер кто-то, а?
Петька с распахнутым ртом смотрел на эту сцену, громкий сердечный галоп успокаивался, горло отпустило, он судорожно вдохнул морозный воздух…
…Егорыч поил Петьку чаем. А Петька, успокоившись, рассказал, как на улице труп «откинул» простыню, как всхрапнул, как Клавдия Степановна помчалась за какими-то гвоздями, причитая о неведомом смотрящем, как испугался, увидев Уголька… Поведал и про сны свои, которые удивительным образом предвосхитили эти ночные события.
Когда Петька закончил, Егорыч, усмехнувшись, сказал:
- Всякое бывает. И многое имеет свое объяснение. Простынь с мертвеца просто ветром сдуло. Всхрапнул, говоришь? Так он же у вас в тепле два часа лежал. У него в груди воздух оставался. На мороз его вывезли, грудь сократилась и выдавила воздух-то. Вот и всхрапнул. А вот по поводу смотрящего, тут есть своя легенда. Мол, если труп закоченеет не весь, если голова и шея останутся, то вроде как мертвец осматривается по сторонам, кого бы еще забрать с собой. И тогда надо в палате, где тяжелые больные лежат, по углам гвозди забить, а труп быстро вывезти. Ну, что б ни кого с собой не забрал. Вот Клавка и решила, что раз храпит, то не закоченел, значит смотрящий. У вас тяжелые больные есть?
Петька, завороженный рассказом, кивнул.
- Ну вот она и помчалась там гвозди забивать. Я давно тут тружусь, с покойничками-то. Но, знаешь, как-то все без мистики обходилось. Легенд, конечно, много разных про мертвецов есть. Но лично я ни разу ни чего страшного и мистического не встречал. Ну а Уголька зря испугался. Он добрый, своих не трогает. Он тут у меня живет. Иногда куда-то исчезает, дня на два-три. Но мертвецов чует – как кто в больничке помрет, он беспокойным становится, выть может начать. Вот сейчас, видишь, прям к трупику вернулся.
- А сны? – спросил Петька.
Егорыч подумал и ответил:
- Как-то все совпало, да? Какие-то они… Опережающие, что ли, да? Знаешь, может и есть кто-то там. – он ткнул пальцем вверх и продолжил:
- Может от туда иногда предупреждают как-то. Ну, вот через сны, хотя бы.
В этот момент в каморку, где они сидели, вошел Уголек, посмотрел на Егорыча, потом на Петьку, сел, вздернул морду к потолку и завыл.
- Да тихо ты! – цыкнул на него Егорыч, - с трупом мы уже разобрались, поздновато, ты брат.
И тут тренькнул телефон. Егорыч откашлялся, взял трубку и важно произнес:
- Морг. Санитар Егорыч слушает.
Потом, продолжая слушать, перевел взгляд на Петьку, глянул на собаку, сказал в трубку:
- Понял. Да перестань ты со своими гвоздями! Сейчас мы придем. – водрузил трубку на аппарат и сказал Петьке:
- Гхм… Там у вас еще один труп образовался. Это Клавка звонила. Причитает, что не успела гвозди по углам заколотить, вот, мол, смотрящий и забрал. Просит прийти помочь ей покойника с кровати на каталку переложить. Тем более, что каталка-то тут еще. Так что пошли, поможем.
А у Петьке в голове все кружились сцены из снов.
… «Пе-етя, не надо мешать уходящим… А то придет черный пес и накажет… Так накажет, что дышать не сможешь…»
… «У тебя гвозди есть? Ну что ж ты так! Всегда должны быть. Четыре гвоздя, как минимум. Угла-то четыре. А то появится по сторонам смотрящий и тю-тю!»…
|
|
|
Cообщений: 1001
Регистрация: 02.01.2013
|
Понимаете Александр, режим у нас тоталитарный, жесткий и суровый. Если что-то будет написано плохое про нашу страну, про нашего "вождя", меня могут минимум оштрафовать на очень большую сумму или вообще в тюрьму посадить. Так-то.
|
|
|
Cообщений: 1001
Регистрация: 02.01.2013
|
Четвертая глава опубликована...! 
|
|
|
Cообщений: 1001
Регистрация: 02.01.2013
|
Это есть! 
|
|
|
Cообщений: 1001
Регистрация: 02.01.2013
|
А по-моему, наоборот, маловато и медленно...
|
|
|
Cообщений: 1001
Регистрация: 02.01.2013
|
Ну уж мне претензии не выговаривайте, я не имею права выбирать какой рассказ является рассказом... 
|
|
|
Cообщений: 1001
Регистрация: 02.01.2013
|
Здравствуйте, как поживаете, редактор?
Я вот что прошу, добавьте четвертую главу "Оверлюжена".
Опубликовано
Спасибо.
Изменено:
Jay Fox - 21.08.2013 12:16:57
|
|
|
Cообщений: 1001
Регистрация: 02.01.2013
|
- Виски, это собака моего соседа...
- Доктор, а вы уверены, что я - пациент?
|
|
|
|
|