Рассказ №7
Опережающие сны
Когда отец объявил, что Петьку возьмут в больницу санитаром, это ни кому не понравилось – ни матери, ни самому Петьке. Во-первых, до больницы было километра три, а на улице все ж таки по утрам до минус тридцати бывает. Во-вторых, работа была суточная, график «сутки-двое». В третьих сама работа не ахти какая – «подай-принеси».
Но отец настоял на своем, тем более нашлись положительные моменты. Во-первых, ходить утром в больницу не опасней, чем на рыбалку или охоту. Во-вторых, сутки отработал, потом двое-то дома. В третьих не все же сутки постоянно на ногах – и поспать можно. В четвертых – кормят. Конечно, не официально, тем, что больным не додадут, да другие больничные работники не растащат, так что не ахти какая кормежка, но голодающих там нет. В пятых – за работу выдают паек. В шестых – в больнице всегда можно разжиться медикаментами. А по поводу «подай-принеси» – так Петька ни чего другого и не умеет.
- Ты, мать, учти, –обратился отец к супруге, – одними теплицами, охотой, да рыбалкой мы, конечно, двадцать лет живем, но последние годы дела-то обстоят все хуже и хуже. А больница – весьма тепленькое местечко.
А потом наставительно сказал Петьке:
- Пора тебе самостоятельным становится. Вот и начнешь с санитара. Завтра пойдем, оформишься.

Двадцать лет назад Петькины родители не могли себе представить, что жить они будут вот так – в деревне, самостоятельно выращивая огурцы, лук да картофель, мясо и рыбу добывать не в магазине, а в лесу, да в озере…
В момент ядерного нападения Антон и Людмила еще и женаты-то не были. Антон учился в институте и на каникулы его мать с отцом отправили к бабке, материной, соответственно, маме, в деревню. Мол, старушка одна, помочь надо по хозяйству, чего без дела на каникулах болтаться. Антон посопротивлялся, конечно, но ехать пришлось… Тут, в деревне, и познакомился с Людмилой, которая, работала продавщицей в магазине, в трех километрах от деревни, в небольшом городке.
Когда стало понятно, что телевизоры, радиоприемники, сотовая связь «отрубились» не просто так, когда удалось все ж таки поймать по радио далекое сообщение и сквозь шуршание и треск помех разобрать, что всему цивилизованному миру пришел, по сути дела, полный «амбец», Антон тут же засобирался домой. Но не тут-то было, выбраться дальше ближайшей станции не удалось… Вот и остался в деревне. Дозиметров да химанализаторов, конечно же, не у кого не было. Но и каких-то проблем со здоровьем не наблюдалось. Впервые в деревне были рады отдаленности от основных промышленных и крупных населенных пунктов – кому они тут нужны, что б на них сбрасывать бомбы да направлять ракеты?
Жизнь потихоньку стала входить в новое русло. Антон научился рыбалить, бить зверя, добывать в лесу дрова для печи, освоил премудрости огородного дела… Вообще многое освоил, ибо по другому было просто не выжить. Женился на Людмиле… Родился у них Петька… Умерли Людмилины родители… Скончалась бабка Антона…
…Сначала в городок подался Антон. Устроился дежурным электриком на подстанцию. Электричество добывалось исключительно «ветровиками» и дизель-генераторами. Режим «сутки-двое», за работу давали паек – крупы, чай, сахар, спички и несколько охотничьих патронов. Дело в том, что незадолго до ядерного конфликта рядом с городком построили склады. Именно для городка и построили. Видимо все ж таки знали, кому положено, что будет война. Вот с этих складов и выдавали пайки. Они, конечно, были скудноваты, но считалось, что местные жители обеспечат себя сами – огородами, охотой, рыбалкой. Но вот последние годы рыбы в озере да зверя в лесу становилось все меньше, грибы да ягоды тоже вырождались. И земля в огородах не была уже столь плодородна… Эти-то обстоятельства и вынудили Антона искать работу в городке. С должностью электрика ему повезло, сыграло и то обстоятельство, что до института отслужил в Армии радистом. Ну и институт был радиоэлектронным, хоть и окончил Антон всего второй курс, причем почти двадцать лет назад. Но не велика премудрость быть электриком…
А вот с Петькой сложнее. Лет ему только-только семнадцать исполнилось. И умел он лишь охотится, рыбачить, грибы собирать, дрова пилить, в огороде копаться… Поэтому взять его могли на должность, где не требуется какая-то специфическая квалификация. Но и работа нужна была сменная, как отцу, что бы мог дома по хозяйству шустрить – одним пайком не проживешь…

… Петька вроде как проснулся, но открывать глаза не хотелось. Хотелось еще сладенько покемарить. Но тут он услышал тихий, но низкий глуховатым голос:
- Пе-етя…
Он приоткрыл один глаз и увидел сидящую на краешке его кровати девочку, лет семи-восьми, одетую в платьице с поблекшим рисунком, с забавными косичками, смешно вздернутым носиком и пронзительно голубыми глазками. И это милое дитя говорило тем самым низким и глухим голосом, грозя при этом пальчиком:
- Пе-етя, не надо мешать уходящим… А то придет черный пес и накажет… Так накажет, что дышать не сможешь…
- Каким уходящим? Кому мешать? Ты, вообще, кто? – удивленно спросил Петька.
- А ты спи. Спокойно засыпай. Расслабь личико и засыпай. – пробасила девочка.
Петька отвернулся к стенке, натянул на голову одеяло и постарался заснуть. Но в следующей момент резко сел на кровати. Девочки в ногах не было…
«И что за ерунда?» - подумалось ему. Он снова лег, на спину, заложил руки за голову… Но тут же послышался окрик отца:
- Сын! Вставай! На работу пора! Санитарить!
Петька открыл глаза. Оказывается он лежал уже не на спине, а на боку, поджав колени. Одеяло сползло на пол. У кровати стоял отец и улыбался. Петька чуть ошарашено смотрел на него, а в голове мелькали картинки – девочка на кровати, она что-то такое говорит про каких-то уходящих и про пса, грозит пальчиком… «Уф! Приснится же!..» - подумалось ему.

Работа в больничке действительно была «подай-принеси». Петька целый день что-то таскал, носил, передвигал. То биксы в автоклавную и обратно, то термосы с едой из пищеблока, то шкаф в процедурном кабинете потребовалось передвинуть, то больного из одной палаты в другую на каталке перевезти… Попробовал и больничной еды – днем поел жиденького супчика, вечером перепало немного пшенной каши и бледного чая. Потом Клавдия Степановна – пожилая медсестра, с которой Петьке выпало дежурить свои первые трудовые будни – отправила его спать:
- Вон там на кушетке ложись. Ночью работы для тебя не будет. Ну, скорей всего не будет.

…Петька смотрел на улицу сквозь заледеневшими стекла. Он был не дома, в гостях у соседей, у своего приятеля Димона. И в этот момент вдруг раздался голос Димки, строгий и в тоже время испуганный:
- В окно! Прыгай! Быстро! Горим! Пожар!
Хоть Петька не чувствовал запаха дыма, не ощущал жара, да и огня не видел, но от чего-то понял, что это не спроста и что действительно надо прыгать. И он, без всякого разбега, нырнул в заледеневшее окно, перечеркнутое толстыми перекладинами деревянной рамы. Окно, как ни странно, легко поддалось, распахнулось и выпустило Петьку наружу. Он плюхнулся в сугроб, ни боли, ни холода не ощутил. И принялся как можно быстрее отползать от избы. Увидел в снегу торчащий боком стол – от куда он тут взялся?! Заполз под него, уселся привалившись спиной к столешнице. Стол тут же заскрипел и стал как бы складываться… Петька взглянул на соседскую избу. Она полыхала! Желто-красный огонь вздымался ввысь, закручивался жгутом, пожирая деревянное строение. И вдруг из этого пламени выскочила здоровенная, абсолютно черная псина. Шерсть стояла дыбом, глаза горели, словно часть пламени оказалось у нее в голове и просвечивало насквозь… Петька испуганно отпрянул, стол развалился совсем. А пес уселся на снег, вздернул голову к небу и протяжно взвыл… Потом, замолчав, встал, встряхнулся, понюхал то место, где только что сидел и потрусил прочь. Рядом вдруг очутился Димка и произнес:
- Чего ж ты стол-то развалил? Эх ты, совсем вещь сломал. У тебя гвозди есть?
Петька помотал головой.
- Ну что ж ты так! Всегда должны быть. Четыре гвоздя, как минимум. Угла-то четыре. А то появится по сторонам смотрящий и тю-тю! – и Димон похлопал друга по плечу.
И тут Петька проснулся. Над ним стояла Клавдия Степановна и, тормоша за плечо, негромко окликала:
- Петр, просыпайся, просыпайся, я говорю.
Петька потянулся, сел на кушетке, зевнул и спросил:
- Уже утро?
- Да нет, ночь еще. Пойдем, надо труп вывезти.
Петька слегка опешил.
- Какой труп?
- Да помер тут один. Я уж тебя будить не стала, с кровати на каталку сама его сгрузила. Он вон, в тупичке. Пойдем, в морг вывезем. Два часа-то уже прошли, так что можно вывозить.
Морг был в маленькой пристройке, но вход в него был только с улицы, так что умершего предстояло везти на дребезжащей, трудно управляемой железной каталке по плохо расчищенной от снега и неосвещенной аллейке.
Вместе с Клавдией Степановной они вывезли каталку с телом, накрытым серой простыней, на улицу. Было морозно. Ночная тьма разбавлялась голубоватым лунным светом. И в этом мертвенно-бледном свете весь окружающий пейзаж выглядел каким-то призрачным… Мистическим… Абсолютно не живым, словно это был другой, искусственный мир.
И тут легкий порыв ветра откинул простыню, обнажив заострившееся лицо и худой торс мертвеца. Ощущение было такое, словно труп решил глянуть на этот мир еще разок и откинул покрывало… Петька застыл, с легким ужасом глядя на покойника… Вдруг в тишине, нарушаемой лишь легким шорохом ветра, раздался гортанный хрип. А над сизоватым лицом покойника вздыбилось легкое облачко пара, которое тут же рассеялось в морозном воздухе. У Петьки открылся рот, похолодело в животе, бешено заколотилось сердце, а вдоль позвоночника сверху вниз словно ледяная струйка пробежала. Он застыл, крепко вцепившись в каталку.
Клавдия Степановна же, с вмиг распахнувшимися глазищами и пронзительным воплем, отшатнулась от мертвеца, наткнулась на сугроб, неуклюже взмахнув руками села в него и начала неистово крестится. Потом вдруг перевалилась на колени, неуклюже, но споро поднялась и горячо зашептала:
- Ох ты ж, батюшки-светы! Как же ж так! Он ведь больше двух часов! Это ж… - тут она замолкла, глядя бешенным взглядом на остолбеневшего Петьку и чуть слышно произнесла:
- Он смотрящий…
Петька же, находясь в полном стопоре, стоял на трясущихся ногах, привалившись к дверному косяку плечом, продолжая крепко держаться за каталку. И был близок к самому натуральному обмороку. При этом рот оставался у него приоткрытым, по подбородку стекала слюна…
- Это ж смотрящий! Ох ты ж! По сторонам смотрящий! А у нас же там тяжелый! – вдруг громко запричитала Степановна, продолжая глазеть на Петьку.
- Ты… Ты его увози от сюда! Скорей увози! А я… Я гвозди! Гвозди надо там по углам, что б… - с этими словами Степановна, оттолкнув Петьку, ринулась в узкий дверной проем.
Петька же, лишенный опоры в виде дверного косяка и не ожидавший напора медсестры, отпустил каталку, сделал шаг в сторону, ткнулся спиной в стену и медленно сполз на пол, ибо ноги его не держали. Дверь с противным скрипом прикрылась, заслонив стоящую на улице каталку с телом…
И в этот момент в Петькиной голове всплыл недавний сон – пожар, сломанный стол, Димка, который говорит: «Четыре гвоздя, как минимум. Угла-то четыре. А то появится по сторонам смотрящий и тю-тю!»…
«Ты его увози от сюда! Скорей увози!»… Как же его увезешь, если он мертвый, а хрюкает! И ноги не держат!.. И тут дверь открылась! У Петьки все внутри моментально закоченело, а в груди так просто жгуче-ледяной комок образовался. Дыхание перехватило. А на пороге стоял какой-то мужик, в треухе, телогрейке, надетой поверх грязно-серого халата.
- Что, пацан, мертвяков на улице оставляешь? Я, что ль таскать их должен? – раздался строгий, поскрипывающий голос.
Петька икнул. А мужик продолжил:
- Ты, чего, парень? Поскользнулся, что ли?
- Я… Не… Он… Это… Храпит!..- произнес Петька сиплым голосом.
- Новенький, что ли? Я тебя тут раньше не видал. Первый раз труп-то отвозишь? Ну, понятно. Бывает и не такое привидится! Я Егорыч, санитар из морга. Ну, хватит на полу-то холодном сидеть, отморозишь себе все причиндалы. Пошли, отвезем тело. Ни чего в этом страшного нет.
Он помог Петьке подняться и, поддерживая под локоток, вывел на улицу. На каталку Петька старался не смотреть. А Егорыч водрузил на место простыню, ловко подоткнул ее, ухватился за каталку и произнес:
- Ну не стой, толкай давай.
И тут у Петьки в который раз за сегодняшнюю ночь захолонуло в животе, бешено затюкало сердечко, а вдоль позвоночника пробежала леденящая искра – он увидел собаку. Это был здоровенный черный пес, который огромными прыжками несся прямо на Петьку. Он стремительно приближался в полной тишине, освещаемый призрачно-голубоватым холодным лунным светом, ровно посредине аллеи. Было не понятно – от куда взялась эта псина… Почему она движется прямо на него, Петьку…
Могильно-холодные лунные отблески, посверкивающие красным демоническим огнем глаза на угольно-черной морде пса, его хищнически приоткрытая пасть, косые и изломанные тени деревьев на голубовато-белых сугробах и полнейшая, абсолютнейшая, кладбищенская тишина придавали общей картине настолько мистический и ужасающий вид, что Петька против своей же воли заорал.
Вернее заорать у него не получилось – рот распахнулся, но горло от чего-то перехватило так, что не вдохнуть, не выдохнуть. И тут в голове пролетело воспоминание о недавнем сне – словно из адской преисподней, из клубящегося пламени пожара, прямо на Петьку выпрыгивает устрашающегося вида псина… И другой сон – маленькая девочка грозит пальчиком и несвойственным ей низким глухим голосом говорит: «Не надо мешать уходящим… А то придет черный пес и накажет… Так накажет, что дышать не сможешь…». А дышать Петька действительно не мог…
А пес промчался мимо Петьки и ткнулся мордой в ноги Егорыча, закрутился вокруг него, бешено виляя хвостом.
-Уголек! – воскликнул Егорыч, - вернулся! Где ж ты пропадал? Ни как почуял, что помер кто-то, а?
Петька с распахнутым ртом смотрел на эту сцену, громкий сердечный галоп успокаивался, горло отпустило, он судорожно вдохнул морозный воздух…

…Егорыч поил Петьку чаем. А Петька, успокоившись, рассказал, как на улице труп «откинул» простыню, как всхрапнул, как Клавдия Степановна помчалась за какими-то гвоздями, причитая о неведомом смотрящем, как испугался, увидев Уголька… Поведал и про сны свои, которые удивительным образом предвосхитили эти ночные события.
Когда Петька закончил, Егорыч, усмехнувшись, сказал:
- Всякое бывает. И многое имеет свое объяснение. Простынь с мертвеца просто ветром сдуло. Всхрапнул, говоришь? Так он же у вас в тепле два часа лежал. У него в груди воздух оставался. На мороз его вывезли, грудь сократилась и выдавила воздух-то. Вот и всхрапнул. А вот по поводу смотрящего, тут есть своя легенда. Мол, если труп закоченеет не весь, если голова и шея останутся, то вроде как мертвец осматривается по сторонам, кого бы еще забрать с собой. И тогда надо в палате, где тяжелые больные лежат, по углам гвозди забить, а труп быстро вывезти. Ну, что б ни кого с собой не забрал. Вот Клавка и решила, что раз храпит, то не закоченел, значит смотрящий. У вас тяжелые больные есть?
Петька, завороженный рассказом, кивнул.
- Ну вот она и помчалась там гвозди забивать. Я давно тут тружусь, с покойничками-то. Но, знаешь, как-то все без мистики обходилось. Легенд, конечно, много разных про мертвецов есть. Но лично я ни разу ни чего страшного и мистического не встречал. Ну а Уголька зря испугался. Он добрый, своих не трогает. Он тут у меня живет. Иногда куда-то исчезает, дня на два-три. Но мертвецов чует – как кто в больничке помрет, он беспокойным становится, выть может начать. Вот сейчас, видишь, прям к трупику вернулся.
- А сны? – спросил Петька.
Егорыч подумал и ответил:
- Как-то все совпало, да? Какие-то они… Опережающие, что ли, да? Знаешь, может и есть кто-то там. – он ткнул пальцем вверх и продолжил:
- Может от туда иногда предупреждают как-то. Ну, вот через сны, хотя бы.
В этот момент в каморку, где они сидели, вошел Уголек, посмотрел на Егорыча, потом на Петьку, сел, вздернул морду к потолку и завыл.
- Да тихо ты! – цыкнул на него Егорыч, - с трупом мы уже разобрались, поздновато, ты брат.
И тут тренькнул телефон. Егорыч откашлялся, взял трубку и важно произнес:
- Морг. Санитар Егорыч слушает.
Потом, продолжая слушать, перевел взгляд на Петьку, глянул на собаку, сказал в трубку:
- Понял. Да перестань ты со своими гвоздями! Сейчас мы придем. – водрузил трубку на аппарат и сказал Петьке:
- Гхм… Там у вас еще один труп образовался. Это Клавка звонила. Причитает, что не успела гвозди по углам заколотить, вот, мол, смотрящий и забрал. Просит прийти помочь ей покойника с кровати на каталку переложить. Тем более, что каталка-то тут еще. Так что пошли, поможем.
А у Петьке в голове все кружились сцены из снов.
… «Пе-етя, не надо мешать уходящим… А то придет черный пес и накажет… Так накажет, что дышать не сможешь…»
… «У тебя гвозди есть? Ну что ж ты так! Всегда должны быть. Четыре гвоздя, как минимум. Угла-то четыре. А то появится по сторонам смотрящий и тю-тю!»…

Ну уж мне претензии не выговаривайте, я не имею права выбирать какой рассказ является рассказом...