Письма мертвого мира
Я пишу в никуда, потому что никуда всегда отвечает, в отличие от всех остальных.
Лена Элтанг. «Мертвые клены»
Это было десятое письмо, которое я опустил в почтовый ящик. Я всегда опускал конверты именно в этот ящик, на котором, по каким-то причинам, не облупилась краска, а двуглавый орел гордо держал в одной лапе скипетр, а в другой державу. Иногда мне казалось, что эта гравировка сохранилась лишь для того, чтобы цинично насмехнуться над некогда могущественной страной.
Я знал, что пожелтевшую от времени бумагу никто оттуда не достанет, и знал, что там уже было девять таких же помятых бумажных прямоугольников. На конвертах было указано: «Санкт- Петербург. Подземка. Марии Антроповой», а обратная связь гласила: «Из мира, которого нет». И я ни секунды не врал, когда писал это. Я действительно живу там, где все давно умерло: я, моя надежда, моя вера, мой мир. Я живу? Шорох за спиной и протяжное завывание твари твердо ответили мне на вопрос. Выживаю.
- Андрей, - когда на мое плечо легла тяжелая ладонь, я вздрогнул от неожиданности. Огонек хозяйственной свечи дрогнул, будто думая, гаснуть или нет, но решил все-таки не оставлять меня наедине с темнотой, - тебя там Леся у палатки ждет. Между прочим, преданно дожидается уже около двух часов.
Чернила капнули на лист бумаги в бледную клетку, и я со стуком отложил ручку в сторону. Проклятье какое-то. Последняя была.
- Иду, Гош, - потушив свечу, я потянувшись, вылез их палатки. Гоша вышел следом.
Недалеко на корточках, действительно, сидела светловолосая девушка. Молоденькая Олеся, которая стала для меня как родная дочь, а для Гоши - как младшая сестра.
Завидев нас, она подскочила, на ее лице я прочитал недовольство.
- Прости, что заставил ждать. Гоша меня только предупредил.
- Андрейка, - Леська обняла меня вместо банального «Здравствуй» и что-то протянула. Небольшой бумажный прямоугольник. В углу марки, в другом углу неровным почерком написаны имя, фамилия, город. Но в глаза бросились аккуратно выведенные буквы: «В мир, которого нет».
Все вокруг поплыло перед глазами, распалось на сотни осколков, как разбитая хрустальная ваза, а пол решил уйти из-под ног. На мгновение я потерялся в пространстве, но лишь для того, чтобы ощутить, как сильные руки Гоши меня схватили, выдергивая в суровую реальность. Видимо, друг заметил мое состояние и схватил, спасая меня от падения. Вся эта карусель длилась не больше десяти секунд, а затем сильная эмоциональная вспышка чуть угасла, вот только сердце продолжало отбивать бешеный ритм.
- Откуда у тебя это? – я схватил девчушку за плечи, встряхнул ее, но, услышав громкое «ах» и звук клацнувших зубов, опомнился и отпустил. – Прости.
- Мне его мужчина отдал. Сказал передать тебе, как ты освободишься.
- Опиши его! Мужчину этого, - судя по недоуменным и испуганным взглядам, я прокричал эти слова. Я все больше терял самообладание с каждой секундой, ожидая ответа.
- Он очень пожилой, я бы даже сказала старый, морщин много, руки дряблые. Одежда у него необычная, темно-синяя. И на голове что-то очень похожее на кепку, но не она, не знаю, как оно называется.
- Фуражка, - я только подумал, вслух слово вырвалось случайно.
- Что? – перепуганная моим криком, Леся вздрогнула.
- Ничего, Лесенька, продолжай.
- И сумка у него была очень странная. Большая такая. Там какие-то бумаги торчали, книги и вот такие вот конверты. И рисунок необычный, будто изуродованная радиацией птица с двумя головами, я не успела хорошо разглядеть. Он отдал мне письмо и ушел.
- Он тебе еще что-нибудь сказал?
Леся отрицательно покачала головой, неловко переминаясь с ноги на ногу. Что-то я наехал на девчонку со своими вопросами, даже перепугал ее.
- Отдал мне вот этот конверт и ушел, я даже не заметила куда.
- Может, ты объяснишь, в чем дело? – Гоша начинал злиться. Непонимание происходящего его легко выводило из душевного равновесия.
- Это от Машеньки моей. Моей любимой Машульки, - я прижимал конверт к сердцу, как самое ценное, что у меня есть. Наверное, потому что так оно и было.
- Послушай, Андрей, твоя жена в другом городе. Даже если она и выжила, - Гоша осекся, - твоя супруга все равно находится за восемьсот километров от нас. Поверь, это почти непреодолимое расстояние.
Леся встала на носочки, пытаясь рассмотреть конверт. Гоша сделал шаг назад, готовясь отразить возможную мою атаку. «Не стоит друг, ты мыслишь здраво, это я продолжаю верить в то, что в тебе давно умерло – в чудеса».
- Неужели ты веришь в эти сказки? Андрей, очнись!
- Знаешь, еще Андерсен говорил: «Нет сказок лучше тех, которые создает сама жизнь».
Меня трясло, как трясет наркоманов без дозы. Хотелось вскрыть конверт в эту же секунду, жадно читать каждую строчку, которая выведена аккуратным почерком. Но я тянул, растягивал момент, потому что я ждал его бесконечно долго. Я ждал ответа год. Нет, даже не ждал, я просто надеялся. Гоша втаптывал мою надежду, а я собирал ее, как дети собирают осколки любимой разбитой фарфоровой игрушки.
- Андрейка, расскажи, - попросила Леся, отошедшая от шока.
- Леся, это все сказки для детей! – возмущался друг, который уже давно устал от моих баек.
Погладив девчушку по мягким волосам, я присел перед ней на корточки, будто и не слышал восклицания Гоши. Говорить с детьми надо так, чтобы не потерять зрительного контакта. Моему же примеру последовал Гоша, с демонстративно недовольным лицом усевшись на бетонный пол.
- Это было около года назад. Мы тогда с группой возвращались после рейда. Трудный рейд был, с потерями.
Меня унесло в события годовой давности, я бы все отдал, чтобы забыть тот день. День, который перевернул в моей жизни все, что я так долго и кропотливо строил. Я потерял друга, потерял командира и надежду на то, что все может измениться. Но память это не бумага, нельзя сжечь то, что ты только что написал. Сжечь и пустить пепел по ветру. А как жаль, что некоторые воспоминания клеймом выжигаются в памяти.
Но в тот день я научился выходить за рамки стандартного мышления, вновь поверил в легенды, сказки, байки, называйте это как хотите. Как маленький мальчик верит в духов метро, также я поверил в НЕГО.
Леся выжидающе смотрела, а пауза в моем повествовании задержалась до неприличия долго. Трудно подобрать нужные слова, когда они так нужны.
- А что было дальше? – голосок Леси вытянул меня из того дня, а взгляд Гоши заставил вздрогнуть. Сколько раз он слышал эту историю и говорил о том, что я сумасшедший? Скоро я действительно поверю в то, что у меня серьезные проблемы с головой.
- Недалеко от станции, у почтового отделения, стоял человек, вытаскивая из почтового ящика конверты. Я еще так удивился, что писем было много. Но завидев нас, заторопился, закрыл на замок ящик и, оправив в сумку конверты, спешно скрылся во дворах. Я бы обязательно подумал, что у меня начались галлюцинации, если бы это не видели еще пару человек, удивленных настолько, что даже не потянулись к стволам. Каждый из нас слышал байку, да никто в нее не верил до того дня.
- Да, трудно поверить в человека, который разносить письма в мире после войны, - вставил свои пять копеек Гоша, - также трудно поверить и в то, что кто-то в это принял, как истину и пишет их. Этой сказке уже много лет, но за все эти годы я не знаю ни одного человека, который получил письмо. Зато отправляющих их, наверно, каждый третий на станции.
Я посмотрел на конверт. В моих руках доказательство, но Гошу ничего не способно переубедить. Его мир прагматичен и не имеет место для чудес.
- Не верят, а письма все равно со сталкерами передают.
Ждать чуда это же так по-человечески. Ждать и верить. И я поверил, потому что вот же оно, на ладони, близкое и непрозрачное, имеющее под собой основу, а не простые разговоры под бражку.
Я опустил взгляд на конверт, который держали онемевшие и непослушные пальцы. Как же хотелось его вскрыть, прочитать ответ, узнать, как моя Машулька, все ли с ней хорошо.
- А когда рассказал Гоше, то тот сказал, что мне радиацией разъело последние мозги.
Мой друг нахмурился и вздрогнул, будто его током ударило.
- Ты же знаешь, как я отношусь к этим сказкам. Вон, про вагон-призрак все рассказывают и про загадочный бункер, во все это верить предлагаешь?
- А почему бы и нет? – я пожал плечами, глядя в голубые глаза Леси, - что мешает тебе в это верить? Ничего не появляется из ниоткуда. Думаю, теперь ты в этом убедился. Почтальон существует. Умер мир, а если ты прекратишь верить во все эти сказки, умрешь и ты.
- Открою тебе секрет. Мы все давно уже мертвы.
Недовольно покачав головой, Гоша отмахнулся, поднялся на ноги и под наши внимательные взгляды ушел. Ничего, дальше станции не уйдет.
- Андрейка, а я всегда верила.
Я погладил Лесю по волосам, одарив ее улыбкой. Моя милая и любимая Леся, зарази Гошу этой верой, как некогда заразила меня, у тебя это получится, и он растает.
- Леся, - крикнул Гоша, который отошел на десяток метров, - ты просила тебе дочитать «Двенадцать месяцев»? Пойдем, пока у меня время есть.
- Андрюша, пока у Гоши хорошее настроение, я к нему, - убегая, девочка махнула рукой, - Я к тебе вечером зайду, готовь чай!
- Обязательно!
Правда, едва ли Олеся, запрыгивающая на спину Гоши, это услышала.
Мои друзья ушли, оставив меня наедине с собой и со своими мыслями.
- Машулька, любимая. Как ты там? Тобой ли выведены эти аккуратные буквы? Ты ли мне написала это письмо? Есть ли надежда на нашу встречу? А если это написала не ты, милая?
А что, если…Как много «если» пришло взамен эйфории. А что, если писала не любимая? А что, если она погибла? Нет, Машенька, ты жива. Ты жива до тех пор, пока я тебя помню.
Гоша мне всегда говорил, что не стоит задавать вопросов, на которые не готов получить ответ.
Я бросил еще один взгляд на письмо, которое от влаги на глазах приняло размытое очертание.
А готов ли я получить ответы на все свои вопросы?
Я пишу в никуда, потому что никуда всегда отвечает, в отличие от всех остальных.
Лена Элтанг. «Мертвые клены»
Это было десятое письмо, которое я опустил в почтовый ящик. Я всегда опускал конверты именно в этот ящик, на котором, по каким-то причинам, не облупилась краска, а двуглавый орел гордо держал в одной лапе скипетр, а в другой державу. Иногда мне казалось, что эта гравировка сохранилась лишь для того, чтобы цинично насмехнуться над некогда могущественной страной.
Я знал, что пожелтевшую от времени бумагу никто оттуда не достанет, и знал, что там уже было девять таких же помятых бумажных прямоугольников. На конвертах было указано: «Санкт- Петербург. Подземка. Марии Антроповой», а обратная связь гласила: «Из мира, которого нет». И я ни секунды не врал, когда писал это. Я действительно живу там, где все давно умерло: я, моя надежда, моя вера, мой мир. Я живу? Шорох за спиной и протяжное завывание твари твердо ответили мне на вопрос. Выживаю.
- Андрей, - когда на мое плечо легла тяжелая ладонь, я вздрогнул от неожиданности. Огонек хозяйственной свечи дрогнул, будто думая, гаснуть или нет, но решил все-таки не оставлять меня наедине с темнотой, - тебя там Леся у палатки ждет. Между прочим, преданно дожидается уже около двух часов.
Чернила капнули на лист бумаги в бледную клетку, и я со стуком отложил ручку в сторону. Проклятье какое-то. Последняя была.
- Иду, Гош, - потушив свечу, я потянувшись, вылез их палатки. Гоша вышел следом.
Недалеко на корточках, действительно, сидела светловолосая девушка. Молоденькая Олеся, которая стала для меня как родная дочь, а для Гоши - как младшая сестра.
Завидев нас, она подскочила, на ее лице я прочитал недовольство.
- Прости, что заставил ждать. Гоша меня только предупредил.
- Андрейка, - Леська обняла меня вместо банального «Здравствуй» и что-то протянула. Небольшой бумажный прямоугольник. В углу марки, в другом углу неровным почерком написаны имя, фамилия, город. Но в глаза бросились аккуратно выведенные буквы: «В мир, которого нет».
Все вокруг поплыло перед глазами, распалось на сотни осколков, как разбитая хрустальная ваза, а пол решил уйти из-под ног. На мгновение я потерялся в пространстве, но лишь для того, чтобы ощутить, как сильные руки Гоши меня схватили, выдергивая в суровую реальность. Видимо, друг заметил мое состояние и схватил, спасая меня от падения. Вся эта карусель длилась не больше десяти секунд, а затем сильная эмоциональная вспышка чуть угасла, вот только сердце продолжало отбивать бешеный ритм.
- Откуда у тебя это? – я схватил девчушку за плечи, встряхнул ее, но, услышав громкое «ах» и звук клацнувших зубов, опомнился и отпустил. – Прости.
- Мне его мужчина отдал. Сказал передать тебе, как ты освободишься.
- Опиши его! Мужчину этого, - судя по недоуменным и испуганным взглядам, я прокричал эти слова. Я все больше терял самообладание с каждой секундой, ожидая ответа.
- Он очень пожилой, я бы даже сказала старый, морщин много, руки дряблые. Одежда у него необычная, темно-синяя. И на голове что-то очень похожее на кепку, но не она, не знаю, как оно называется.
- Фуражка, - я только подумал, вслух слово вырвалось случайно.
- Что? – перепуганная моим криком, Леся вздрогнула.
- Ничего, Лесенька, продолжай.
- И сумка у него была очень странная. Большая такая. Там какие-то бумаги торчали, книги и вот такие вот конверты. И рисунок необычный, будто изуродованная радиацией птица с двумя головами, я не успела хорошо разглядеть. Он отдал мне письмо и ушел.
- Он тебе еще что-нибудь сказал?
Леся отрицательно покачала головой, неловко переминаясь с ноги на ногу. Что-то я наехал на девчонку со своими вопросами, даже перепугал ее.
- Отдал мне вот этот конверт и ушел, я даже не заметила куда.
- Может, ты объяснишь, в чем дело? – Гоша начинал злиться. Непонимание происходящего его легко выводило из душевного равновесия.
- Это от Машеньки моей. Моей любимой Машульки, - я прижимал конверт к сердцу, как самое ценное, что у меня есть. Наверное, потому что так оно и было.
- Послушай, Андрей, твоя жена в другом городе. Даже если она и выжила, - Гоша осекся, - твоя супруга все равно находится за восемьсот километров от нас. Поверь, это почти непреодолимое расстояние.
Леся встала на носочки, пытаясь рассмотреть конверт. Гоша сделал шаг назад, готовясь отразить возможную мою атаку. «Не стоит друг, ты мыслишь здраво, это я продолжаю верить в то, что в тебе давно умерло – в чудеса».
- Неужели ты веришь в эти сказки? Андрей, очнись!
- Знаешь, еще Андерсен говорил: «Нет сказок лучше тех, которые создает сама жизнь».
Меня трясло, как трясет наркоманов без дозы. Хотелось вскрыть конверт в эту же секунду, жадно читать каждую строчку, которая выведена аккуратным почерком. Но я тянул, растягивал момент, потому что я ждал его бесконечно долго. Я ждал ответа год. Нет, даже не ждал, я просто надеялся. Гоша втаптывал мою надежду, а я собирал ее, как дети собирают осколки любимой разбитой фарфоровой игрушки.
- Андрейка, расскажи, - попросила Леся, отошедшая от шока.
- Леся, это все сказки для детей! – возмущался друг, который уже давно устал от моих баек.
Погладив девчушку по мягким волосам, я присел перед ней на корточки, будто и не слышал восклицания Гоши. Говорить с детьми надо так, чтобы не потерять зрительного контакта. Моему же примеру последовал Гоша, с демонстративно недовольным лицом усевшись на бетонный пол.
- Это было около года назад. Мы тогда с группой возвращались после рейда. Трудный рейд был, с потерями.
Меня унесло в события годовой давности, я бы все отдал, чтобы забыть тот день. День, который перевернул в моей жизни все, что я так долго и кропотливо строил. Я потерял друга, потерял командира и надежду на то, что все может измениться. Но память это не бумага, нельзя сжечь то, что ты только что написал. Сжечь и пустить пепел по ветру. А как жаль, что некоторые воспоминания клеймом выжигаются в памяти.
Но в тот день я научился выходить за рамки стандартного мышления, вновь поверил в легенды, сказки, байки, называйте это как хотите. Как маленький мальчик верит в духов метро, также я поверил в НЕГО.
Леся выжидающе смотрела, а пауза в моем повествовании задержалась до неприличия долго. Трудно подобрать нужные слова, когда они так нужны.
- А что было дальше? – голосок Леси вытянул меня из того дня, а взгляд Гоши заставил вздрогнуть. Сколько раз он слышал эту историю и говорил о том, что я сумасшедший? Скоро я действительно поверю в то, что у меня серьезные проблемы с головой.
- Недалеко от станции, у почтового отделения, стоял человек, вытаскивая из почтового ящика конверты. Я еще так удивился, что писем было много. Но завидев нас, заторопился, закрыл на замок ящик и, оправив в сумку конверты, спешно скрылся во дворах. Я бы обязательно подумал, что у меня начались галлюцинации, если бы это не видели еще пару человек, удивленных настолько, что даже не потянулись к стволам. Каждый из нас слышал байку, да никто в нее не верил до того дня.
- Да, трудно поверить в человека, который разносить письма в мире после войны, - вставил свои пять копеек Гоша, - также трудно поверить и в то, что кто-то в это принял, как истину и пишет их. Этой сказке уже много лет, но за все эти годы я не знаю ни одного человека, который получил письмо. Зато отправляющих их, наверно, каждый третий на станции.
Я посмотрел на конверт. В моих руках доказательство, но Гошу ничего не способно переубедить. Его мир прагматичен и не имеет место для чудес.
- Не верят, а письма все равно со сталкерами передают.
Ждать чуда это же так по-человечески. Ждать и верить. И я поверил, потому что вот же оно, на ладони, близкое и непрозрачное, имеющее под собой основу, а не простые разговоры под бражку.
Я опустил взгляд на конверт, который держали онемевшие и непослушные пальцы. Как же хотелось его вскрыть, прочитать ответ, узнать, как моя Машулька, все ли с ней хорошо.
- А когда рассказал Гоше, то тот сказал, что мне радиацией разъело последние мозги.
Мой друг нахмурился и вздрогнул, будто его током ударило.
- Ты же знаешь, как я отношусь к этим сказкам. Вон, про вагон-призрак все рассказывают и про загадочный бункер, во все это верить предлагаешь?
- А почему бы и нет? – я пожал плечами, глядя в голубые глаза Леси, - что мешает тебе в это верить? Ничего не появляется из ниоткуда. Думаю, теперь ты в этом убедился. Почтальон существует. Умер мир, а если ты прекратишь верить во все эти сказки, умрешь и ты.
- Открою тебе секрет. Мы все давно уже мертвы.
Недовольно покачав головой, Гоша отмахнулся, поднялся на ноги и под наши внимательные взгляды ушел. Ничего, дальше станции не уйдет.
- Андрейка, а я всегда верила.
Я погладил Лесю по волосам, одарив ее улыбкой. Моя милая и любимая Леся, зарази Гошу этой верой, как некогда заразила меня, у тебя это получится, и он растает.
- Леся, - крикнул Гоша, который отошел на десяток метров, - ты просила тебе дочитать «Двенадцать месяцев»? Пойдем, пока у меня время есть.
- Андрюша, пока у Гоши хорошее настроение, я к нему, - убегая, девочка махнула рукой, - Я к тебе вечером зайду, готовь чай!
- Обязательно!
Правда, едва ли Олеся, запрыгивающая на спину Гоши, это услышала.
Мои друзья ушли, оставив меня наедине с собой и со своими мыслями.
- Машулька, любимая. Как ты там? Тобой ли выведены эти аккуратные буквы? Ты ли мне написала это письмо? Есть ли надежда на нашу встречу? А если это написала не ты, милая?
А что, если…Как много «если» пришло взамен эйфории. А что, если писала не любимая? А что, если она погибла? Нет, Машенька, ты жива. Ты жива до тех пор, пока я тебя помню.
Гоша мне всегда говорил, что не стоит задавать вопросов, на которые не готов получить ответ.
Я бросил еще один взгляд на письмо, которое от влаги на глазах приняло размытое очертание.
А готов ли я получить ответы на все свои вопросы?